Я хотел было возразить, что такая майка придется по душе дяде Сидору Щипахину и не очень-то понравится Наталье Умаровне, с которой стекольщик и содрал как раз пятерку. Привести эти доводы я не успел. Зазвонил красный телефон.
— Городской, — сказал Сиропов, поднял трубку и тут же изменился в лице. Едва успев сказать «алло», он в ужасе зажмурился, дернулся и шлепнул себя ладонью по левому глазу.
— Да-да, слушаю, — сладеньким голосом пропел он. — Ну конечно же… Всегда рад… Весь внимание. Записываю… — и, не очнувшись от болезненной гримасы, он стал записывать что-то под телефонную диктовку.
— Наверное, опять диктуют что-нибудь прямо в номер? — шепнул Борька.
Маратик хохотнул:
— Черта лысого! Я знаю, кто это. Мамаша Рудика! Видали, как Олег Васильевич сразу отключился. Всегда вот так.
— Что за Рудик? — спросил я.
— Рудольф Крякин.
— Что за птица?
— Поэт, — хмыкнул Маратик. — Она каждый день новые стихи сыночка по телефону читает и требует, чтобы записали и похвалили.
— А он сам что — глухонемой?
— Здоровый, как бык. В седьмом классе.
— А почему на своих двоих сюда не приходит?
— Говорю же — мамочка не разрешает. Через дорогу одному переходить не велит. Вот и читает каждый день по телефону.
— А если по почте? Клади в конверт — и посылай, если самому топать в редакцию лень.
— Так у нее вся зарплата на конверты уйдет! — засмеялся Борька.
Наконец Олег Сиропов положил трубку и промокнул платком лоб.
— Тяжелый случай! — процедил он сквозь зубы и протянул нам листок. Я прочел название: «Школьные частушки». Дальше шли такие стихи:
Слушай, милый мой дружок,
Просьбу подпольную:
Дай тихонечко списать
У тебя контрольную.
На горе стоит козел,
Грудь привольно дышит.
Моя подружка сочинение
С десятью ошибками пишет.
Подружка моя,
Нету мне покоя.
Снова двойку получила —
Ну что это за такое!
Сиропов достал из шкафа пухлую папку, на которой фломастером было выведено: «Полное собрание частушек Рудольфа Крякина». В папку он положил и новые стихи.
— Только стихи пишет? — спросил я.
— Только… — вздохнул Сиропов. — Но мне и их хватает. Вот — складываю.
Мне стало жаль Сиропова. Несправедливо все-таки. У человека масса дел, в голове — операция. А ему приходится какую-то галиматью по телефону принимать. Неужели нельзя отказаться? Видимо, поняв, почему мы с недоумением смотрим на него, Сиропов вздохнул:
Вы не думайте, Игреки, что мне нравится вся эта музыка. Но тут, братцы-кролики, тонкая штука получилась. В кооператив я вступил, взнос паевой отдал. Все как положено. А мамаша Крякина как глянула в мои документы — так сразу и прилипла:
Ах, вы в газете работаете! Отлично! У меня сыночек, Рудик, поэт настоящий. Вы уж его поддержите, проконсультируйте. У нас всем ужасно нравится, как он пишет. И дедушке, и обоим бабушкам… Ну а сама я думаю, будет из него второй Шекспир! — Так прямо и сказала!
А Шекспир писал частушки? — полюбопытствовал Самохвалов.
Нет, конечно, — сказал Сиропов. — Шекспир Крякину — не конкурент. Да его мамаша сто Шекспиров за пояс заткнет, — горестно вздохнул Сиропов. — Она ведь и есть председатель моего кооператива. Вот ведь, братцы-кролики, какая получилась штука. Влип и капитально. От котлована до крыши.
— А дом хоть растет? — полюбопытствовал я.
Сиропов махнул рукой:
— Растет… Да только куда медленнее, чем эта вот папка, — и он с силой метнул «Полное собрание…» обратно в шкаф. — Каждый день она час у меня отнимает. Ужасно писучий у нее Шекспир растет. Ладно бы — так диктовала. А то ведь — по буквам, чтобы, не дай бог, не перепутал я чего… Просто одурел уже от ее Пульхерий, Исидоров, Серафимов и Маргарит. Да она, если по-честному, мне за вредность флягу молока каждую неделю должна ставить! И эти его частушки — собираю! Вдруг мамаша придет сюда с ревизией…
Звонок Крякиной испортил настроение Сиропову, и он предложил нам с Борькой:
— Хотите со мной в типографию? Я свой материал посмотреть хочу — его уже давно набрали. Всю кухню газетную узнаете.
В типографию? Еще бы! И мы поехали на лифте вниз, в таинственный мир газетной кухни…
Типография встретила нас духотой, металлическим клекотом, сразу же заложившим наши уши. Сиропов подвел нас к широкому столу, на котором мы увидели газету — но не бумажную, а железную, и притом очень толстую — со спичечный коробок. Такую газету читать — всем классом в руках не удержишь. Вдоль железной газеты сновал человек в черном фартуке. Рядышком сидела худощавая женщина в очках, отражавших неоновый свет типографских ламп. Зайчики от ее очков запрыгали по лицу Сиропова и он на миг зажмурился. Очки сработали как лазер…
«Дежурненькая!»— догадался я.
— Олег Васильевич, — сухо сказала она. — Я бы просила вас обратить внимание на заголовок вашего досыла. Боюсь, шефу он не понравится… Дядь Вася, — обернулась она к человеку в фартуке. — Тисните Сиропову его досыл.
Дядя Вася вскинул ладонь — дескать, сейчас сделаем, — положил лист бумаги на металлическую газету, где все читалось наоборот, прокатал лист скалкой и подал Сиропову оттиск. Сиропов просиял и углубился в чтение. Я глянул через его плечо и сразу же увидел огромный заголовок. Заметка о том, как щуплая и застенчивая Замирка Артыкова спасла корову Кису из огня, называлась так — «Не перевелись еще богатыри на земле!» Сиропов недовольно хмыкнул:
— А чем плох заголовок? Вам не нравится? А по-моему, это находка. Сразу настраивает читателя на былинный лад.
— Решайте сами, — сухо ответила дежурная.
Я прочитал первую строку заметки. Она гласила: «Мы сидим с Замирой в рабочем кабинете начальника пожарной охраны поселка, и Артыкова смущенно припоминает подробности недавнего пожара».
Так, значит, вы были в Катта-Караване! — обрадовался я, — Ну, как там?..
С чего ты взял? — усмехнулся Сиропов. — Говорил же тебе — мы по телефону беседовали.
Я растерялся:
— Но тут написано — «Мы сидим…»
— Вот чудак! — Сиропов положил оттиск на стол. — Неужели не понятно? Это же художественный вымысел. Не было, но могло быть. Замира была ведь у начальника пожарной охраны. Он ей часы именные вручил. Так почему там не могло оказаться меня?! Элементарных вещей не знаешь. Зато гляди как здорово получилось! Раз я есть в заметке, значит налицо эффект присутствия. Это так называется. Эх ты, салага! Мотай на ус, пока я жив!..
Назавтра было воскресенье и мне вдруг пришло в голову — а не слетать ли с утра в Катта-Караван? Подумаешь — полчасика автобусом. Можно и газету отвезти. Ну, не газету, конечно, а хотя бы такой оттиск. Вот ребята обрадуются.
Замысел съездить в Катта-Караван возник у меня уже давно — сразу как Катю Суровцеву увидел. Я подумал так: скоро Восьмое марта и можно великолепно проучить Суровцеву. Как? А очень просто. Подарить ей обломки той самой книжки «Остров сокровищ», которую она отвергла еще в прошлом году, учась с Андреем Никитенко. У него-то, наверное, она сохранилась. Не выбросил ведь, хоть она и поизносилась порядком… Но для этого нужно было съездить к Андрею в поселок. Теперь появился повод сделать это завтра же.
Олег Васильевич, — взмолился я. — Подарите, пожалуйста, один такой оттиск. Я завтра в Катта-Караван еду, вот им заодно и отвезу. А то когда еще газета придет… Пусть обрадуются.
Дядю Васю попроси, — сказал Сиропов. — Пусть тиснет.
Но тут возмутилась дежурная:
— В чем дело, мальчики? Из типографии ничего нельзя выносить. Никаких таких оттисков. Получите газету — вот и читайте. А брать нельзя, — и она положила в шкафчик все белые листы, лежавшие до того на столе.
Но тут замигала лампочка, призывно зазвонил телефон и дежурная, послушав, сказала Сиропову:
Патрон послали с подписанными разворотами. Пойду получу, — и поднялась из-за стола.
Олег Васильевич, — жарко зашептал я. — Ну, разрешите, пожалуйста.
Сиропов развел руками:
Сами видали — дежурная не велит оттиски на бумаге выносить.
А если не на бумаге? — загорелся я. Мне в голову пришла блестящая идея — как и с Суровцевой спесь сбить, и катта-караванцев удивить. Не говоря ни слова, я стянул с себя свитер и ткнул пальцем в свою белую футболку, на которой не было никаких украшений.
— Вот сюда можно? — спросил я.
На футболку? — опешил Сиропов. — Каким образом?
А точно таким же? — успокоил его я. — Лягу на эти железки — вот все на футболке и отпечатается.
Сила! — восхитился Самохвалов и стал ощупывать себя, решая, что бы и ему прислонить к верстальному станку.
В глазах Сиропова исчез испуг, мелькнула хитринка и он засмеялся:
— Чудеса! Никогда не печатался на футболках! Эти самые «Адидасы» тоже ведь на своих майках газетные статьи печатают.
