Вскоре он забыл об этой истории из своей жизни, настолько незначительной, что мы даже не считали нужным писать о ней, потому что, следуя за своим героем Данькой Соколовым, мы рассказываем не обо всём, что было в его жизни, а только о том, что он сам считал важным и помнил, а об этой истории ни разу не вспоминал и вспомнил только сейчас, когда стоял перед товарным поездом, состоявшим из пятидесяти шести вагонов, на иных из которых красовались, летя по всей стране, ликующие слова:
ПРИВЕТ ТЕБЕ, НАДЯ!
Глава 11. ВОЗВРАЩЕНИЕ БЛУДНОГО СЫНА
На пороге его поджидала мама с сумочкой в руке, одетая в болонью. За нею, скрестив руки на груди, стоял Автандил Степанович. Алла Николаевна чуть побледнела и отступила в глубь прихожей. Автандил Степанович посторонился к стене. Данька с независимым видом прошёл на кухню и первым делом включил на полную мощь репродуктор. Он взял помойное ведро и под молчаливые взгляды взрослых неторопливо направился во двор. На помойке он выбросил мусор и выудил из съестных отбросов чёрствый хлеб, подгорелые куски манной каши и кое-что ещё. Затем, обогнув дом, проник в садик и сгрузил продовольствие в подвал Мурзаю, после чего и вернулся домой. Алла Николаевна и Автандил Степанович стояли в тех же позах, словно восковые куклы.
Выполнив свой долг перед Мурзаем, Данька прошёл в комнату и уселся за стол, уставленный разными вкусными вещами – колбасой, сыром, печеньем и даже бутылкой с вишнёвой настойкой. Правда, здесь же непонятно для чего стояли аптечные пузырьки – валерьяновые капли и валокордин, а на спинке стула висело мокрое полотенце. Взрослые молча прошли за ним и молча уселись напротив. Алла Николаевна кривила губы и растерянно смотрела на учителя. На её лице отражалась борьба двух разных чувств – она была растрогана тем, что Данька, не успев войти, тут же полетел выносить ведро, но в то же время боялась показать перед учителем свою слабость и сурово сдвигала брови. Автандил Степанович сцепил пальцы рук в один огромный кулак и смотрел на Даньку изучающим взглядом. Это был взгляд, которым он обычно высматривал в классе ученика, чтобы вызвать к доске. У него была удивительная способность угадывать ученика, не выучившего урока. Он редко ошибался. И вот, сцепив руки в один огромный кулак, он смотрел на Даньку, который, ничего не видя вокруг, кроме еды на столе, деловито придвинул к себе хлебницу и маслёнку. И вдруг Автандил Степанович расцепив руки, забарабанил пальцами по столу и заговорил угрожающе размеренным голосом:
– А руки? Руки кто должен мыть перед едой? Иди сейчас же помой руки! А заодно лицо и шею. А баню ты получишь потом!
Автандил Степанович забарабанил пальцами по столу так громко, что задребезжали чашки и аптечные пузырьки. И громко говорил, заглушая радио, которое передавало пионерскую зорьку. Он не унимался всё время, пока Данька, раскрутив кран на всю мощь, умывался, пока ел, придвинув к себе сразу колбасу, сыр и масло. Он ел и ничего не слышал – не слышал, как распекал его Автандил Степанович, как всхлипывала мать, как трещал на кухне репродуктор.
– Как вам нравится этот ночной бродяга, этот Иван, не помнящий родства? И после всего, что случилось, сесть за стол с грязными руками! Всю ночь шляться бог знает где! И это в таком возрасте, когда дети слушают родителей и спрашивают разрешения, чтобы пойти не куда-нибудь, я знаю, а к товарищу, который живёт на соседней улице! Смотрите на него – прямо-таки блудный сын! Ты слыхал о знаменитой картине Рембрандта «Возвращение блудного сына»? Хорошо, я расскажу тебе потом. Так этот блудный сын пришёл просить прощения, а ты хотя бы подумал о том, как твоя мать после трагической ночи будет работать? А скольким людям ты устроил бессонную ночь, ты об этом подумал? Поставить на ноги всю районную милицию! Потревожить все московские морги! А он в это время даже не вспомнит, что есть телефон! Ты что, первобытный человек и не знаешь, что такое телефон? Тебе трудно было подойти, набрать номер и успокоить свою мать, мучитель?!
Алла Николаевна благодарно смотрела на Ав-тандила Степановича, но при этом не забывала подкладывать Даньке сахар, мазать хлеб маслом и подрезать сыр.
– Слушай, сынок, что тебе говорит Автандил Степанович. Он зря ничего не скажет. Видишь, пришёл, волновался, звонил. Что бы я без него делала, ума не приложу!
– Хорошо, теперь я возьмусь за твоё воспитание. У меня ты не попрыгаешь! Посмотри, пожалуйста, на мои руки. – Автандил Степанович залюбовался своими кулаками. – Как они тебе нравятся? Ничего себе, да? Ну так вот, у моего покойного родителя были кулаки не меньше, чем у меня, и он, знаешь, совсем неплохо воспитал своих детей. А сколько нас было у него? Двенадцать! И, слава богу, вышли в люди. А думаешь, он нянчился с нами? Палкой нас воспитывал! Оглоблей колотил!
– Оглоблей? – испугалась Алла Николаевна.
– Ну, оглоблей, это я, конечно, немножко преувеличиваю – для наглядности, так сказать, – поправился Автандил Степанович, скосив на Даньку глаза. – По части педагогики отец, должен сказать, был не очень силен – Песталоцци там, Руссо или нашего Гогебашвили он не читал, воспитывал нас по старинке, но никто зла на него не помнит. Кто знает, может, от его воспитания я и получился такой крепкий…
Данька, утолив свой голод, придвинулся к окну и стал смотреть, как в школу бегут ребята. С балконов кричали мамаши, давая им последние наставления. Тётя Поля из соседнего подъезда била в кастрюлю и призывала на кормёжку голубей. Галки и вороны, пользуясь её близорукостью, выдавали себя за голубей, прыгали у её ног и хватали друг у друга из-под носа куски хлеба. Пролетел вертолёт. Крупные птицы, приняв вертолёт за коршуна, разлетелись кто куда. Этим воспользовались воробьи и набросились на тёти Полино угощение. Размахивая портфелями, бежали ребята. Среди них была и рыжая девочка с белым бантиком в косичках. Она тащила тяжёлый портфель согнувшись, и непонятно было, как она всё-таки бежит, а не падает. Данька обрадовался, увидев её, и послал ей мысленно привет: «Привет тебе, Надя!» Девочка споткнулась, выронила портфель и расплакалась. Увидев Даньку, она высунула язык, но вдруг смутилась, подхватила портфель и побежала. Потом остановилась и показала пальцами рожки над головой. Но после этого ещё сильнее смутилась и помчалась так, словно Данька вздумал поймать её и отколотить.
А Данька и в самом деле решил догнать её. За спиной у него тут же вырос пропеллер, он выпорхнул в окно, плавно опустился возле девочки и взял её тяжёлый портфель.
– Здравствуй, Надя, – сказал он.
– Здравствуй, – тихо сказала она. – Ты меня знаешь?
– Конечно, – сказал Данька. – Ты же та самая девочка, которую лупил Венька Махоркин. А ещё учишься во втором «Б». Помнишь, я заменял у вас Костю Сандлера?
– Помню, – сказала она и опустила глаза.
– А хочешь полетать? – спросил Данька.
– Как – летать?
– А вот так – как птицы!..
– Хочу…
– Тогда обхвати меня за шею, и мы полетим.
Девочка обняла его своими крепкими маленькими руками. Данька подпрыгнул, и они полетели. Они поднялись над домами и долго летали, глядя вниз на узенькие улочки и переулки и на людей, похожих на букашек. Потом они взмыли ещё выше. Девочка зажмурила глаза и дышала Даньке в затылок, и от её дыхания было щекотно и тепло. Потом она открыла глаза и запищала от радости, потому что под ними вдруг исчезла земля и показались облака, белые и плотные, как снег. По бокам громоздились голубые горы, и над головой ослепительно сияло солнце, а пялеко внизу змейкой полз товарный поезд, на вагонах которого красовались слова: «Привет тебе, Надя!» – А хочешь, мы догоним поезд?
– Это как же? – удивилась Надя.
– А вот так: улетим за город, а потом встретим его и опустимся на крышу вагона…
– А вдруг я yпадy?
– Ты не бойся, пожалуйста, со мной ты никогда не пропадёшь!
– Ты кто же такой, что ничего не боишься?
– Я великий Дан – хозяин неба и всех окружающих пространств, – торжественно сказал Данька и добавил тихо: – И ещё я твой старший брат…
– А я кто же? – смутилась Надя.
– А ты моя сестрёнка Нэд…
– Нэд? Ты Дан, а я твоя сестрёнка Нэд? А как ты узнал об этом?
– Очень просто – по нашим именам. Моё имя и твоё имя из одних и тех же букв. Даня и Надя. Надя и Даня. Теперь ты понимаешь, почему мы брат и сестра? И мы уже давно брат и сестра, только мы были глупые и не догадывались об этом…
Надя молчала, потрясённая, и только моргала глазами, как кукла, даже рот открыла, но так ничего и не могла произнести.
– А теперь давай догоним поезд!
Данька включил моторчик за спиной на предельную мощность, и вот они, проскочив вниз на семь небесных этажей, обогнув тринадцать облаков, вымахнули за городскую черту, догнали товарный поезд и уселись на тринадцатый от паровоза вагон. И долго стояли там и махали руками всем людям внизу – пассажирам на дачных платформах, путейским рабочим в апельсиновых жилетках, стрелочникам, велосипедистам, водителям автомашин и пешеходам:
