— Василь…
Вася круто обернулся, пристально взглянул на Левку: что-то тревожное, волнующее прозвучало в голосе друга.
— Ты чего?
— Василь, — тихо повторил Левка. — Я, кажется, нашел!
— Что нашел?
— Тридцать! Понимаешь, нашел эти тридцать! Это — градусы. В карте дан азимут!
— Чего? — недоверчиво проговорил Вася. — Опять «координаты»?
— Ты посмотри на компас. Посмотри! Вася взглянул на слегка дрожащую стрелку. Своим острым черным носиком она тыкалась в норд.
— Тридцать видишь?
— Ну?
— Посмотри, куда ведет прямая!
Вася поднял голову и увидел лысую высотку. Больше Левка спокойно говорить не мог. Он схватил Васю, повалил на землю, потом вскочил на ноги и закричал:
— Ура, Лысуха!
На крик прибежал Мишка. Уже издали он улыбался своей толстогубой, добродушной улыбкой.
— Нашли?
— Нашли!
— Склад?
— Нет, разгадку. Тридцать — это градусы. Понимаешь?
Улыбка стала медленно гаснуть.
— Я думал склад нашли, — с глубоким разочарованием проговорил Мишка.
— Найдем! Теперь-то найдем! Только бы добраться до Лысухи.
— До какой еще Лысухи?
— Вон, видишь, высотка белеет?
— А если опять ошибся? — спросил Вася.
— Нет! Теперь нет! — Левка выхватил блокнот с картой. — Смотри! Вот полуостров, на нем крестик. Отсюда дан азимут в тридцать градусов. Поглядите вокруг: ничего, кроме Лысухи, не возвышается над местностью. Значит, она — ориентир. А теперь посмотрите на карту, на эти волнистые кружочки — так всегда на топографических картах обозначается возвышенность.
По мере того, как Левка объяснял, Васино лицо светлело. У Мишки же, напротив, оно становилось хмурым и злым. Он, когда бежал сюда, думал, что все уже найдено. Сегодня они будут дома, да притом еще не с пустыми руками. Но, оказывается, нужно снова куда-то плестись. И еще неизвестно, найдут ли они что-нибудь на этой проклятой Лысухе.
— Чепуха нее это! — махнул рукой Мишка. — Очередная Левкина фантазия. И на Лысухе вашей ничего нет, только время затянем.
— Мишка, честное слово, не фантазия! Вот увидишь!
Но Мишка не хотел даже слушать, кричал, покраснев от злости:
— Уже увидел, уже увидел! К чертям! Айда домой.
Вася переждал, пока Мишка поуспокоится.
— Погоди, не горячись… А ты, Лев, скажи, что такое двести семьдесят?
— Тоже градусы. Это значит, когда мы взойдем на Лысуху, то сделаем разворот на двести семьдесят градусов и прямо к этому треугольнику, — Левка ткнул пальцем в карту левее Лысухи.
— Понятно. А что означают единица и девятка? Левка задумался. Потом неуверенно произнес:
— Нам в географическом кружке говорили, что так могут даваться расстояния.
— Почему же ты раньше не додумался до этого? Приплел какие-то «координаты». Тоже мне, штурман!
Левка смущенно почесал затылок:
— Не сообразил. Бывает…
Вася взял у Левки карту. Он твердо решил: пока все не станет ясным, не сдвинется с места.
— Вот ты говоришь, что единица и девятка — расстояние…
Мишка ввинтил зло:
— Держи карман шире! Совсем одурели: неужели отсюда до Лысухи один километр? — И хрипло расхохотался.
Вася недовольно поморщился:
— А может, там цифры какие стерлись?
— Вполне, — кивнул Левка. — Тут многое стерлось.
— До Лысухи, — продолжал Вася, — по-моему, не больше двенадцати километров, так что добраться до нее не очень трудно. Но, что такое «Бе мен»?
Левка вздохнул и, на этот раз, честно, без всяких уверток и предположений, произнес:
— Не знаю, Василь. Придем — увидим. Гадать — глупо. Уже нагадали про склад…
Вася задумчиво глядел па карту. Что ж, он готов идти на Лысуху, готов добраться и до таинственного треугольника. Но как Мишка? Теперь все зависело от него.
— Ну как, Михаил, идем на Лысуху?
Мишкины глаза беспокойно забегали. Так и рвалось наружу: «Нет!» Но он медлил с ответом — не только Левка, но и Василь собирается продолжать поход. Вдруг они не послушают Мишку и бросят его здесь одного? Поэтому он уныло выкрикнул:
— А домой когда? Сегодня третий день, как мы уехали. Искать начнут. Переживать…
— Подумаешь! Приедем на день позже, — с раздражением сказал Левка.
Мишка опустил голову. Что же делать? Одному идти в Чистяково, а там сесть на какой-нибудь пароход? Страшновато, да и стыдно ребят бросать. Как быть?
— Ну, Михаил?
Мишка тихо и печально ответил:
— Только, ребята, побыстрее, чтобы домой поспеть… Вася бодро обнадежил:
— Это мы мигом, как только доберемся до «треугольничка».
Левка отстегнул от сумки компас, надел его на руку, сак часы, затем еще раз сверил направление.
— Айда, ребята!
Отряд бодрым шагом направился па северо-восток, к неизвестной Лысой горе.
Миновав широкую поляну, путешественники сразу углубились и лес. Сначала идти было нетрудно, но потом стали попадаться запалы, многочисленные гривы и распадки, Завалы нужно было обходить, а это сбивало отряд с заданного направления, замедляло движение вперед.
Лес жил весело и деловито. Ребята уже дважды спугнули остромордых шустрых белок. Зверьки моментально взлетали на самые верхушки сосен и оттуда с настороженным любопытством смотрели на незваных пришельцев.
Кузька бесновался, глядя на белок. Однажды он пытался даже влезть на сосну: подпрыгнул и… заскулил, ударившись мордой о ствол. После этого он не проявлял желания лазить по деревьям и довольствовался тем, что звонко лаял, задрав кверху морду.
В бору было много дятлов. Они стучали везде: то громко, где-то рядом, то чуть слышно. Вот вблизи неумеренно, словно опробывая клюв, стукнул дятел-заводила. Потом еще раз. Ему ответил другой. Но не один, не дна раза ударил, а выпустил целую очередь — и замолк. Первый живо откликнулся: тук-тук-тук! Прислушался, показалось мало, стукнул еще раз. Ему откликнулись сразу в нескольких местах. Застучали так, будто соревновались, кто ударит больше…
Вася чуть было не поймал рыженького, с черными полосками вдоль спины, зверька — бурундука. Напуганный шумом, он выскочил на повалившееся дерево. Вася едва успел схватить за кисточку хвоста, как бурундук вдруг стремительно повернулся и укусил его за палец. Отважный капитан вскрикнул и выпустил хвост.
— Вот враг, — помахивая рукой, проговорил Вася. — До крови цапнул.
— Не подставляй, — пробурчал Мишка, который, пыхтя, шел за ним. Он уже устал и еле передвигал ноги. — Давайте немного отдохнем…
Но ни Вася, ни Левка не поддержали его, хотя и сами устали: до заката надо было добраться до Лысухи.
У Левы начинало рябить в глазах от постоянного наклона головы: он боялся оторваться от компаса, чтобы не сбиться с пути. Шея ныла, во рту пересохло.
— Послушай, капитан, на этот раз под нами нет реки. Что пить будем?
Мишка словно давно ждал этих слов.
— У меня горло просто горит. Пить — ужас как охота. Давайте остановимся?
— Вот напомнил! — рассердился Вася па Левку. — Пойдем, может и попадется ручеек. Их и борах много бывает.
— Ага, найдешь! Здесь вон сушь какая!
— Помолчал бы ты лучше, Михаил. Вроде парень, а ноешь, как девчонка.
Эти слова подействовали на Мишкино самолюбие, по крайней мере, он молчал больше часа. Потом снова забрюзжал:
— Пить хочу, аж шелестит в горле…
И так через каждые четыре-пять минут. Наконец у Васи лопнуло терпение, швырнул рюкзак на землю:
— Давай привал!
Отдых не принес Мишке облегчения, напротив еще больше ослабил его: не хотелось ни шевелиться, ни думать. Если бы ему ковш холодной воды! Пожалуй бы вся усталость мигом исчезла, руки, ноги заработали и, наверное, мир показался совсем другим — красивым и радостным. Но сейчас Мишке все не мило и отвратительно: и перестук дятлов, и щебетанье птиц. Надоели деревья, надоели запахи хвои и трав. От них разболелась голова, стало мутить.
Мишка в изнеможении застонал, крутнул головой — с кончика носа, с бровей, со щек градом сыпанул пот. Духота — дышать нечем. Рубаха прилипла к телу, за воротник нападали хвоинки — колют; в волосах, на лице паутина — собрал, пока шли… А тут еще комары, мошка… Если бы не ребята — завыл, зарыдал бы во весь голос от усталости, от обиды, от жажды.
Но молчит Мишка, только липким языком сухие губы лижет…
Вася уже трижды напоминал, что пора идти, однако Мишка ни разу не ответил и не шевельнулся. Вася рассердился.
— Если мы так будем торопиться, то и за неделю не доберемся до Лысухи.
Левка весь так и кипел.
— Слышишь, Пантагрюэль, вставай! Не маленький ведь! Вставай!
Мишка наконец поднялся и поплелся вслед за ребятами, еле двигая ногами.
Шли медленно, подстраиваясь под Мишкин шаг, довольные тем, что «боцман» перестал ныть. Левка даже подумал — авось потихоньку втянется, привыкнет, окрепнет. Но, глянув на унылое, страдальческое Мишкино лицо, разочарованно сплюнул.
