потом затрещала… А Михайло в это время всё лез да лез, вспоминая десантные навыки и умения. Край ямы был уже близок…
Верёвка отчаянно затрещала и – о Боже! – хозяин лесов всей, извините, тушей ка-ак шмякнется обратно на дно!
Невиданный столб пыли, мелких сучков и осенней листвы вылетел из ямы, словно из жерла какой-то огромаднейшей пушки или даже вулкана. Потом послышались такие невероятные и суровые проклятия в адрес Зайца, его верёвки, верёвкиной мамы и так далее и тому подобное. В книжках такого обычно не печатают… И мы не будем!
Альберт-спаситель
Просто даже и представить невозможно, чем бы кончилась эта история, если б на поляне возле ямы не появились новые, как говорится, персонажи… То есть, проще говоря, из лесу вышли… совершенно верно: лис и белка.
Остановились в недоумении:
– Позвольте узнать, – с достоинством, но очень вежливо проговорил лис, – позвольте узнать, что здесь такое происходит? – Заглянул в яму. – Михайло Медведич, дорогой! Как вы там оказались?!
– Да вот, – ответил Потапов, потирая бока, – по вине этого субъекта! – и указал пудовой когтистой лапой на Игнатия.
– Вы зачем же так обращаетесь с уважаемыми гражданами нашего леса?! – очень строго спросил лис.
– А с кем имею честь разговаривать?! – в свою очередь и тоже строго… взвизгнул Игнатий.
– Что ж, позвольте представиться: Лисовой Альберт Хвостатович, известный художник. А это моя невеста, Бела Пушистенко!
Заяц ничего не успел ответить, как из кустов выскочил знаменитый пёс-контрразведчик и радостно закричал:
– Я же говорил: они не виноваты!
– Не виноваты?.. – Лисовой живо повернулся к верному псу. – Кто не виноват? В чём не виноваты?!
– Да, понимаете, тут дело в том, что у одного нашего друга пропала жена… короче говоря, она, понимаете ли… курица…
– Так-так-так… – физиономия у Лисового сразу стала напряжённая. – И на этом основании вы за нами крадётесь?..
– Алик, прошу вас, не надо, – очень мягко сказала Бела Пушистенко.
– Простите, сударыня, но это вопрос чести! – Лисовой был сейчас очень строг. – Прошу объясниться, господа!
Но тут из ямы раздался буквально стон, буквально вопль:
– Альберт! Будьте другом! Вытащите меня отсюда!
– Ах, простите, Медведич! – воскликнул Лисовой.
Затем строго глянул на зайца, Барона и представителей Бюро находок:
– Поступаете в моё распоряжение!
Дальше он стал действовать очень умно. Отправился в свою, уже известную нам избушку, прихватив с собой для компании Тихона, и по дороге очень подробно его обо всём расспрашивал. Когда же, наконец, узнал, в чём суть дела, всплеснул руками и воскликнул:
– Ну, до каких же пор это будет продолжаться?.. Доколе?!
– Это ваша судьба, мой друг, – очень кротко ответила Бела Пушистенко. – Вас всегда будут обвинять в том, что…
– Да ведь я не ем курятины! И, стало быть, мне нет надобности таскать кур! Я вегетарианец! Вы понимаете это?! – последние фразы Лисовой уже кричал, так что эхо испуганно разбегалось по лесу в разные стороны.
– Конечно. Я всё понимаю, – отвечал Тишка.
Хотя абсолютно не знал, что вегетарианцы – это те, кто не ест ни колбасы, ни ветчины, а питается только овощами, корнеплодами, фруктами, орехами и хлебом, который по-вегетариански, называется злаками.
Оставив Белу дома, ибо «вам, сударыня, нечего делать в мужской компании», Альберт Хвостатович и Тишка взяли из лисьего сарая верёвку и хитроумные колёсики, которые называются блоками. Нагруженные этим добром, они вернулись на поляну. Дальше Лисовой соорудил из тех самых блоков и принесённой верёвки очень странную конструкцию, которая, однако, работала, двигалась, а главное – могла поднимать и опускать грузы.
Опускать им ничего не требовалось, а вот поднять… Поверьте, это было воистину потрясающее зрелище, когда над краем ямы показался медведь, весь опутанный верёвками, которые важный Альберт называл стропами.
– Осторожнее! Заводи влево! – по привычке своим приказным голосом завопил Заяц.
Однако Тишка положил ему лапу на плечо:
– Ты бы лучше помалкивал, Игнат Раскосович!
Михайлу Медведича в результате благополучно вынули. Все расстались друзьями и даже обещали ходить друг к другу в гости. Так что всё, можно сказать, закончилось прекрасно.
И только одно было печально до ужаса: надежда найти Куру Клювовну таяла, как то самое мороженое, про которое я здесь уже говорил однажды.
Ночь, тревога
В дом Петуха пришла настоящая беда. Дети рыдали по углам. Да и сам Иван Петрович еле держался. Шутка ли – любимейшая подруга жизни, столько лет вместе! И вот теперь… Жители Большой Медведевки старались как-то утешить несчастного отца-одиночку. Да уж какие тут утешения!
– Мы должны её ррразыскать! – Попугай Степаныч ходил по Бюро находок из угла в угол. – Все говорррят, что мы прррекрррасные ррработники… Ну, и где же ррработа?!
Тишка, который уж было прилёг на свою подстилку, чтобы до утра смотреть мультипликационные сны, поднял морду, вздохнул, пожал плечами:
– Не пойму, Степаныч… Разве мы не стараемся?
– Хм… «стараемся». А что от твоей старррательности толку?
Хотя и от его собственной старательности толку тоже не было никакого!
– Тут, Тихон, нужна стррратегия!
Тишке неловко было спросить, что это за мудрёная штука такая – стратегия. Потому что спросишь, он тебя начнёт корить да обсмеивать за неучёность. Но Степаныч в этот момент как раз находился возле плиты, а на ней стоял котелок с кашей, сваренной как раз по рецепту Красавцева: половина гречневой крупы, половина пшённой. Вот пёс-розыскник и сказал, что стратегия у них действительно пока не очень: её следует ещё поварить и сольцы добавить, и ложку сливочного масла…
Попугай остановился посреди комнаты, сказал строго и начальственно:
– Учиться надо, дррружок!
А потом объяснил, что стратегия… ну это вроде как план, только с научным названием.
«Чего ж тогда голову морочить!» – подумал Тишка, но ничего не сказал, потому что был исключительно спокойным и выдержанным псом. Просто повернулся на правый бок, на котором, как известно, всегда показывают мультсны со счастливыми концами, и заснул.
А Попугай Красавцев ещё долго расхаживал по дому. Но потом тоже вынужден был лечь, потому что ничего… ничегошеньки не мог придумать!
Эх, если б он умел видеть в темноте, если бы умел… Он тогда увидел бы, как в окно к ним заглядывает некое существо, с огромным презрением смотрит на встревоженного Попугая, на спящего Тихона и злобно, ехидно усмехается!
