Домик был обнесён оградой. Впрочем, она служила скорее для красоты, чем от кого-нибудь защищала. Ну, какая это, в самом деле, защита, когда через неё можно было просто перешагнуть! Игнатий с Тишкой так и сделали… Потом подкрались к одному из окошек. Осторожно заглянули внутрь.
Они увидели довольно-таки странную картину: посреди комнаты в не очень нормальной, излишне горделивой позе с вытянутой вперёд рукой стояла… надо прямо сказать, красивая… даже очень красивая белка. Напротив неё перед мольбертом стоял большой рыжий лис… А кто случайно не знает, что такое мольберт, мы объясним: это специальная подставка, на которой художники укрепляют холст, чтобы писать картину. Лис действительно был с кистью в руках. На голове его был свободный бархатный берет, какие так любят носить художники.
– Вы не устали, моя ненаглядная? – спросил ярко-рыжий художник.
Тишка и Заяц не поняли этого вопроса, потому что белка не мыла полы, не стирала, не готовила, она лишь стояла. Ну, а мы тут объясним, что позировать художникам – это значит стоять абсолютно неподвижно, дело совсем не лёгкое. Попробуйте-ка просидеть, а особенно простоять без единого шевеления хотя бы пять минут, и вы сами всё поймёте!
– Ax, – отвечала белка, при этом ни на сантиметрик не меняя позы, – я бы, по правде говоря, с удовольствием немного прошлась.
– Тогда, может быть, на Серебряный родник? – сказал лис очень нежно. – А то у нас вода для чая кончается…
Заяц командует
План Зайца был прост и чёток… Это он сам так сказал.
Серебряный родник – в здешних местах очень известное место. В небольшом, но глубоком овражке из-под серого валуна вытекала стеклянная, тонкая, как спица, струйка чистейшей воды. Говорят, целебной, говорят, чуть ли вообще не волшебной… Вернее всего, это было не так. Но то, что чай из той водички получался исключительно вкусный – точно!
К Серебряному вела всем известная, притом единственная дорожка. Вот это как раз и собирался использовать Игнатий Заяц, который вдруг стал главным в охоте на коварного похитителя.
Он быстро раздал всем задания. Тишка должен был отправиться вслед за лисом и его… сообщницей, как выразился Заяц, Красавцеву надлежало взлететь на самую высокую сосну и оттуда «контролировать передвижения противника» – тоже Игнатовы словечки. Они же с Бароном Банановичем должны были срочно найти лопаты!
– Лопаты? – переспросил учёный. – Да нет ничего проще! Надо только съездить в город и уже завтра к полудню…
– Да мне они сейчас нужны, понятно тебе?.. Сейчас!
– Поспешность, как известно, до добра…
– Слушай, Баран… то есть это… Овцебык, ты понимаешь, что они тут появятся, вот на этом самом месте, под этой вот ёлкой, не позже чем через два часа?.. И у них там Кура бедная в каземате сидит, света белого не видит!
– Да я и не возража…
– Так бежим к господину Кроту! Уж у кого у кого, а у него лопат сколько хочешь!
– Верно! – вскричал Барон. – Совершенно перпендикулярное мнение! Бежим!
Пока господин Овцебык говорил это, Игнатий как ни в чём не бывало вскочил ему на спину:
– Помчали же, учёный… хвост мочёный. Время дорого!
Уже через каких-нибудь пятнадцать минут они таким же образом скакали обратно. Только Барон ещё вёз на себе две прекрасные лопаты: ведь кротам, как вы знаете, очень много приходится копать.
– Эй, Степаныч! Что там видно?
– Прррогуливаются! – крикнул сверху Попугай.
– Вернее, аппетит нагуливают… перед куриной лапшой! – Заяц что было сил вонзил свою лопату в землю. – Вот здесь будем копать… За дело, за дело!
Он сел на пенёк, а Барон Бананович принялся рыть яму…
Тишка в это время продолжал успешно ползти за лисом и его спутницей. Он делал это очень ловко, так, по крайней мере, ему казалось. Но, может, дело просто было в том, что лис и белка ничего не замечали, увлечённые своей беседой.
Тишке такие отношения были почти что незнакомы. Правда, однажды, ещё когда он жил не у Дедушки в Бюро находок, а просто на помойке, ему понравилась одна собачка по имени Мотя. Но потом она убежала куда-то с полубоксером, большим коричневым псом, и Тишка порасстраивался денька три, а потом всё позабыл!
Теперь он смотрел на эту явно счастливую парочку, и сердце у него в груди тихо и сладко таяло, словно мороженое, забытое кем-то в тёплый день. Тихону надо было бы подслушивать, что же такое говорят его враги. Однако он всё больше понимал, что подслушивать неловко и что они ему никакие не враги…
Когда яма сделалась уже такой глубокой, что не стало даже видно рогов великого учёного, Заяц приказал:
– Ну, всё, хорош! Теперь вылезай…
Барон Овцебык попробовал это сделать… стал карабкаться по гладким стенам, поскакал-попрыгал. И ничего не добился!
– Что и требовалось доказать! – победным голосом заорал Игнатий.
– Что за беее-зобразие! – возопил несчастный жрец деревенской науки. – Меее-ня здесь оставят?!
– Действительно – безобррразие какое-то пррроисходит! – осуждающе прокричал Красавцев, не слезая, однако, с дерева.
– Да успокойтесь вы, всё продумано. – Заяц вынул из своего рюкзака верёвку, бросил её конец в яму. – Вылезай, наука!
– Не надо меее-ня дразнить! А те-беее стыдно так обращаться с теми, кто…
– Ладно, – сказал Игнатий примирительно, – вылезай. У нас ещё дел полно.
Овцебык, как говорится, поднатужился, поднатужился, вспомнил молодость, когда он жил в горах и скакал со скалы на скалу с лёгкостью молодого бара… то есть альпиниста.
Короче говоря, он выбрался, посмотрел в яму, в её почти бездонную глубину, и сказал:
– Отличный получится бассейн!
Заяц чуть не упал от смеха – в ту же яму:
– Ну, ты умён, дядя!
– Я это беее-з те-бяяя знаю!
– Да беги скорей за хворостом! – закричал Заяц. – Всё, буквально всё им объяснять надо. Ничего сами не понимают!
К великому удивлению господина Овцебыка, Игнатий стал класть сухие ветки поверх ямы.
– Да не загорится же! – сказал Барон Бананович. – А если даже и загорится, то будет плохо гореть!
– Ты делай! – прикрикнул на него Заяц. – Вот же… на мою голову!
– Прекрррасная, острроумная мысль! – закричал с дерева Попугай. – Это же западня. Понимаешь ты, Барррон?
– Успокойтесь, беее-з вас всё прекрасно понимаю! – сказал господин Овцебык очень нервно. – Лис под-беее-гает и…
– Вот именно! – сказал Заяц с лёгким презрением. – Так помогай же, если наконец дотумкал!
Они стали укладывать над ямой ветки, словно это просто случайный валежник на дорожке, а Красавцев продолжал наблюдать за лисом и его спутницей, которые шли не спеша и оживлённо разговаривали.
Время от времени Попугай Степаныч видел, как из-за ствола какой-нибудь осины или там ёлки выглянет собачий глаз, или мелькнёт за кустом кончик хвоста, или… Ну, в общем, не важно, что там мелькнёт, выглянет или покажется. Важно, что он смотрел всё время в одну сторону и совсем не смотрел в другую.
А это
