Ознакомительная версия.
Дни тянулись медленно. За все время Ластик ни разу не был на улице. После истории с Петухом маэстро не желал рисковать и держал своего ассистента, можно сказать, под замком. Выходить наружу не велел, да и сторожам приказал, чтоб Пьетро не выпускали.
Когда не было тренировок, Ластик без дела слонялся по шатру или бродил меж цирковых вагончиков, окруженных забором. Подружился с клоуном Тимом, человеком добрым и легким, и не сошелся характерами с брюзгливым Томом. Познакомился со львом Фомой Ильичом и слонихой Люсей. Мыл посуду в буфете, получая в уплату бутылку ситро и пирожное эклер.
И все время, с утра до вечера, чем бы ни занимался, думал только об одном: когда же?
Когда начнутся события, которые приведут синьора Дьяболини и Пьетро в дом генерала Н.? Кто он такой, этот Н.? Где его искать?
По часам двадцать первого века миновало каких-нибудь минут сорок, а Ластик томился в 1914 году уже девятый день, роковое 15 июня неумолимо приближалось – и ничего.
Маг держался как ни в чем не бывало, нетерпения не выказывал.
Странный он был человек, непонятный.
В цирке к нему относились почтительно – синьор Дьяболини считался в труппе «первым сюжетом», то есть главной приманкой для публики. Он обеспечивал сборы. В дни, когда из-за сбежавшего Петуха выступления фокусника пришлось отменить, зал был наполовину пустой. Когда же маэстро вновь вышел на арену, касса продала билеты на неделю вперед.
«Гений арены, талантище», – говорил про мага добрый Тим. «Такой зарежет – не чихнет», – мрачно ронял Том.
И, похоже, оба были правы.
Работать с Дьяболини – на тренировке или на атанде, неважно – было одно удовольствие. Он ни разу не повысил на ассистента голоса, его взгляд придавал уверенности и силы, на красных губах вечно играла бесшабашная улыбка. Но иногда маэстро бросал на Ластика такой взгляд, что по коже пробегали мурашки: ледяной, цепкий, что-то прикидывающий.
Кто он на самом деле, русский или итальянец, было непонятно. О прошлом фокусника в цирке знали мало. Выступал в Питере, в Нижнем и в Варшаве, но откуда взялся и каково его настоящее имя – бог весть.
Зачем этому человеку Райское Яблоко? Что он намерен сделать с Плодом Познания? Вернее, что он с ним сделал такого, отчего мир залихорадило войнами и революциями?
И самый пугающий вопрос: неужто придется вступить с магом в единоборство? Что может против такого Дьяболо Дьяболини обыкновенный шестиклассник?
Чем меньше времени оставалось до 15 июня, тем страшнее делалось Ластику.
Он ждал, ждал начала Событий – и наконец дождался.
У маэстро имелась странная привычка: перед атандой он подолгу стоял за кулисами и внимательно разглядывал публику. Кого или что он там высматривал, было непонятно.
И вот на девятый день Ластиковой цирковой жизни, 14 июня, посмотрев в щелку на зал, маэстро вдруг пробормотал нечто загадочное:
– Есть! Нумер три! Ай да ивушка-голубушка!
Такой присказки Ластик от него раньше не слышал. Покосился на мага и увидел, что тот на себя непохож: губа закушена, кулаки сжаты, глаза горят.
– Что-нибудь случилось, маэстро?
Фокусник наклонился к нему.
– Видишь вон там, посередине, в первом ряду даму с дочкой?
Ластик посмотрел.
Ну, дама – в розовом платье, в большой шляпе (то-то повезло сидящему сзади). Ну, девочка – желтые кудряшки, болтает ногами.
– Сегодня я кину из аквариума не рыбку, а водяную лилию. Подойдешь к даме, вручишь с поклоном и скажешь: «От синьора Дьяболини авек естим». Запомнишь? Повтори! Это очень важно!
Ластик повторил.
– А что это? Зачем?
– «Авек естим» по-французски значит «с почтением». Чему тебя только в реальном учили? А зачем – после узнаешь. И все, больше никаких вопросов.
Как велено, так Ластик и сделал. Подошел, поклонился, вручил мокрый цветок.
Все повернулись, стали пялиться на даму. У той на щеках выступил румянец, девчонка горделиво посмотрела на соседей. Ничего особенного в этой парочке Ластик не усмотрел. Дама довольно толстая, немолодая и, наверно, богатая – в ушах сверкают камни, на пальцах тоже. Девчонка примерно Ластикова возраста. Довольно красивая, но сразу видно, что слишком много о себе понимает.
– Мерси, – улыбнулась дама и поправила локон у виска. – То есть грацие. Это, Липочка, по-итальянски «спасибо», – пояснила она дочке.
И больше ничего примечательного до самого конца выступления не было. Но после атанды Дьяболини не ушел переодеваться, как это происходило обычно, а остался за кулисами и всё глядел в щелку. Ластик, само собой, терся неподалеку.
Когда зажегся свет, умолк оркестр и публика, отхлопав, стала расходиться, маэстро стремительно пересек арену и направился к первому ряду.
Дама заметила его, остановилась. Девчонка – та и вовсе замерла, не сводила с мага глаз.
– Какая честь, эччеленца, – приложил руку к груди Дьяболини, коверкая язык на итальянский манер. – Ла молье… э-э-э… супруга и дочь илюстриссимо герое Маньчжурских степей!
Приложился даме к ручке, девочке вручил фьоретту – такой бумажный цветок, который при нажатии на стебель сам собой раскрывается. Девчонка, конечно, запищала от восторга.
Ластик, как бы ненароком, держался неподалеку, в пределах слышимости.
– Благодарю за лилию и за истинно грандиозное выступление, – милостиво улыбнулась дама.
– О-о, синьора, самые лучшие фокусы я беречь для избранная публика. И лучше всего они глядеть вблизи, – вкрадчиво произнес Дьяболини.
– Ну мама! Ты же обещала: если это пристойно и если тебе понравится… – дернула даму за рукав девочка. – Ты обещала!
– Помолчи, Липочка. Маэстро, одна моя приятельница рассказывала, что иногда вы соглашаетесь давать частные концерты, в узком кругу. У Липочки завтра день рождения. Придут ее друзья, мы устраиваем для них праздник. Будут и взрослые. Скажите, сколько бы вы запросили за выступление – небольшое, так примерно на полчаса?
Фокусник развел руками:
– Моя такса чинкваченте… э-э-э пятьсот рублей…
– Однако!
– Но из деференциа к ваш супруг и лично к вам, синьора, я брать только сто.
Дьяболини галантно поклонился.
– Семьдесят, – отрезала дама. – И ни рубля больше.
Вздохнув, маг распрямился, сокрушенно развел руками.
– Ваша белиссима филья так мила, что я не могу сказать «нет».
Девочка захлопала в ладоши. Ее мать тоже была довольна.
– Ну вот и превосходно. Завтра в пять пополудни. Сретенский бульвар, дом генерал-лейтенанта Брянчанинова.
– Бениссимо! Но я должен готовиться. Смотреть дом, выбирать место. Это очень импортанте! Я и мой ассистент Пьетро будем показать вам «Дематериализация». В Москве еще никто-никто не видеть! Это не фокус, это эксперимента экстраординарио. Но нужно находить в ваш дом чентро спиритуозо, э-э-э, духовный центр. Вы позволите вас сопровождать?
– Ну конечно. Наше авто у входа. Серебристый «паккард», шофэр в зеленой ливрее. Переодевайтесь, маэстро, мы вас подождем.
Дама и девочка пошли к выходу, а Дьяболини обернулся. Его лицо сияло.
Подлетев к Ластику, маг схватил его за плечо и шепнул:
– Клюнуло, малыш. Клюнуло!
И у Ластика сразу зачастило сердце, а во рту сделалось горячо и сухо. Вот оно, началось! Фамилия генерала Н. – Брянчанинов, а живет он на Сретенском, вот где.
До возвращения синьора Дьяболини взволнованный Ластик расхаживал взад-вперед по коридору и уговаривал себя: главное – не наделать глупостей и не испугаться в ответственный момент. Всё время помнить про честь Дорнов и особенно про будущее человечества.
Вернулся маэстро поздно, сосредоточенный, но явно довольный. Поманил ассистента:
– Эраст, марш за мной. Есть разговор. Сели в оркестре, над темной и пустой ареной.
– Лишние уши нам сейчас ни к чему, – пояснил Дьяболини. – Ну вот что, дружок, пришло время раскрыть карты. Я человек проницательный и, как ты мог убедиться, умею читать по глазам. Присмотрелся к тебе за эти дни. Вижу: парнишка ты любознательный, шустрый, но не фармазонщик.
– Кто? – переспросил напряженно слушавший Ластик.
– Не станешь воровать у товарища. Так?
– Не стану… К чему это вы, маэстро?
– А к тому, малыш, что хватит нам перед публикой-дурой кривляться. Наклюнулось настоящее дело. Давно его жду.
Вот сейчас, сейчас, замерло все внутри у Ластика.
– Какое дело?
– Такое, после которого можно будет не фиглярствовать, а зажить по-настоящему. Генеральшу видел? Несравненную Афину Пантелеевну? Завтра мы с тобой разыграем у нее дома один трюк.
– Да, вы говорили. «Дематериализация». А что вы будете де-ма-те-ри-ализовать? – с трудом выговорил Ластик трудное слово.
Что оно означает, он уже знал – спросил у унибука. Оказалось:
ДЕМАТЕРИАЛИЗАЦИЯ – освобождение от материальной сущности; в перен. смысле исчезновение.
Ознакомительная версия.
