Надо только ухитриться поймать этого кота.
У него привычно задрожали пальцы.
Он снял с крюка над камином садовые ножницы.
Да, будет хорошо снова увидеть Эймей, хотя, конечно, она в состоянии довести до белого каления кого угодно. Ханне нужно было чье-нибудь общество.
В эти дни происходили странные вещи. Ханна то и дело наталкивалась на Лодочника в тех местах, где он просто не имел права находиться. Ворота оказывались распахнутыми, когда она была уверена, что, уходя, закрыла их за собой. Ночью ей слышались непонятные шумы и шорохи. Конечно, это могло быть всего-навсего игрой воображения. Но тогда это означало, что она потихоньку сходит с ума и уже на полпути к тому, чтобы прыгать голышом по кустам.
Она всегда подозревала, что Чарльз в его последние дни немного помешался…
Как-то раз, кинув мимолетный взгляд в окно, он вдруг издал тихий коварный смешок.
Ханна пыталась прясть шерсть на прялке, которую купила в одну из поездок в Ванкувер, но шерсть лишь наматывалась огромными клоками вокруг веретена. Что-то она делала не так. Вся закавыка, наверное, была в чесании пряжи, но она понятия не имела, что это такое. Хозяин магазина пытался объяснить ей, но она не хотела показаться невеждой. Она надеялась потом покопаться в справочнике, если только подходящий найдется у них дома.
Мысль о треклятом чесании напомнила ей о странных, чуть влажных полосках бумаги, каждая примерно три дюйма шириной, которые она обнаруживала повсюду: в мусоре, в ящике для отбросов на кухне, иногда рядом с раковиной. Что же Чарльз делал с этими полосками бумаги?
А что он делал сейчас, украдкой поглядывая куда-то мимо нее? Она услыхала, как тихо закрылась дверь, и выглянула в окно.
Вооруженный убойным инструментом, с дьявольским выражением на лице, он полз через двор к козам.
— Чарльз!
Козы были в ее ведении, и она всегда привязывала их к забору. Спустя некоторое время вся трава на доступном им расстоянии была съедена, и ей приходилось привязывать их на другом конце забора или вовсе перетаскивать к другой ограде. Она не очень понимала, зачем коз привязывать, но никогда не видела козы, гуляющей на свободе. Ей-то казалось, что проще отпустить их на волю, как овец.
Только у них больше не оставалось ни одной свободно бродящей овцы. Последняя сдохла вчера.
Подняв орудие убийства, Чарльз бросился на Уильяма:
— Справедливость, сукин ты сын!
Уильям рванулся, но его удержала веревка. Ханна кинулась к ним. Тога прыгала, до предела натянув веревку, и отчаянно блеяла. Чарльз и Уильям лежали на земле, сцепившись в смертельном объятии, и человек пытался привести в действие свой короткий автомат. Ханна схватила мужа за руки:
— Нет, Чарльз! Уильям не причинил тебе никакого вреда!
Озадаченный, он замер.
— А я никогда этого и не говорил.
— Тогда оставь его в покое!
— Это вопрос выживания!
Выживания? О чем это он? Неужели несчастный Уильям в его глазах превратился в СОПЕРНИКА? Боже правый! Козел дико сопротивлялся, его голова моталась туда-сюда. Чарльз пытался освободиться от судорожной хватки жены, вытащить руку и приставить свой убойный инструмент к голове Уильяма. А если она резко повернет дуло к голове Чарльза? Какая страшная мысль! Я ПЫТАЛАСЬ УСПОКОИТЬ ЕГО, ВАША ЧЕСТЬ, А ЭТА УЖАСНАЯ ШТУКА ВНЕЗАПНО ВЫСТРЕЛИЛА. Но если вдуматься, Уильям имеет столько же прав на жизнь, сколько и Чарльз.
Все-таки Чарльз был сильнее и ее и Уильяма. Он вывернул кисть из ее руки и локтем другой пригвоздил голову Уильяма к земле. Страдая от своей беспомощности, она поднялась и быстро направилась к дому. Она не станет принимать в этом участия. Когда она уже закрывала за собой дверь, позади раздался глухой удар. Чарльз, убийца, свершил свое гнусное дело.
Позже она услыхала, как завелся трактор. Чарльз собирался поддеть ковшом тело и сбросить его в одну из общих могил. Какой грустный конец у бедняги Уильяма — быть погребенным вместе с глупыми овцами! Он был умен и все чувствовал. А теперь… Что-то показалось ей странным. Звук тракторного движка. Он то усиливался, то затихал, глухо ворча. Она заставила себя подойти к окну.
Чарльз ковшом рыл могилу прямо во дворе!
— Чарльз! Что за игры?
Он сбросил обороты. Трах-тах-тах… Трах… Тах… На лице его сияла радостная, невинная улыбка.
— Рою яму для барбекю! Наконец-то мы изменим меню! Слышать больше не хочу про баранину! Мы зажарим козла над ямой, сок соберем в куриное корыто, а потом польем этим соком жаркое! Здорово, а?
Теперь, когда Уильям был все равно бесповоротно мертв, слова и действия Чарльза были вполне логичными, почему же ей все это казалось бредом сумасшедшего?
— Чарльз, по-моему, козел по вкусу не отличается от овцы.
— Но хоть небольшая разница да есть. Кроме того, не понимаю, почему бы нам не отведать настоящего барбекю? И знаешь, что я придумал? Приварю вертел прямо к стреле на тракторе, и нам не придется вертеть его руками.
Он, казалось, рассуждал вполне разумно.
— Но… ведь это ужасно много мяса!
— А я ужасно голоден. Но ты права, Ханна, нам нужны гости. Давай позовем Лодочника и устроим праздник!
— Лодочник? — Безумие вновь стало овладевать им. Зачем ему нужен этот гадкий Лодочник?
— Я никогда по-настоящему не мог понять твоей неприязни к старику. Иногда мне приходит в голову, что ты снобка, Ханна. Посмотри на вещи реально. Кроме нас, он единственное человеческое существо на этой стороне острова. Мы, в конце концов, сородичи!
Ханна отказалась разделывать Уильяма, поэтому на следующее утро Чарльз сам взялся за это дело с явно нездоровым интересом. Он отрубил голову, выпотрошил тушу, содрал шкуру, громко оповещая Ханну о каждом своем действии. Явился учуявший кровь Лодочник и принялся сноровисто помогать. Это гнусное занятие породило вдруг крепкую мужскую дружбу, которую они скрепили кружкой домашнего пива. Вдвоем они насадили освежеванную тушу на вертел. Теперь, по крайней мере, она не была похожа на Уильяма. Чарльз стал разводить огонь. Но костер гас. Тогда он плеснул в яму дизельного топлива, и наконец заплясали алые языки пламени, перевитые клубами густого дыма. Туша мгновенно закоптилась. Чарльз завел трактор, и вертел с козлиным телом быстро закрутился, разбрызгивая кровь и сажу. Радостно гогоча, Чарльз скинул газ и убавил обороты. Ханна положила в пакет сандвичи с сыром и салатом-латуком и отправилась на прогулку подальше в холмы.
Она вернулась к вечеру и обнаружила, что пиршество закончилось. Лодочник исчез. Туши Уильяма тоже нигде не было видно. На месте ямы возник свежий курган. На кургане стояла уцелевшая Тога. Чарльз развалился в шезлонге, на столике рядом стояла чашка остывшего чая, а сам он мрачно уставился на сортир. Казалось, все так и было неизменным испокон века.
— Та-ак. Что произошло?
Он не поднял глаз.
— Где Лодочник?
— Ушел домой.
— Где мясо?
— О Господи! Ты перестанешь задавать вопросы? Все и так уже достаточно гадко, а тут ты со своими «что», «где», «почему»! Тебе бы понравилось, если бы к ТЕБЕ пристали с бесконечными вопросами? «Где ты болталась весь день?» — передразнил он пронзительным фальцетом, причем лицо его приняло нездоровый темно-багровый оттенок и перекосилось от злобы. — А где ужин?
Ханна вошла в дом. Темнело, и вот-вот должны были появиться комары, но Чарльз, казалось, собрался оставаться на улице всю ночь. Лето прошло, он потерял интерес к печной заслонке, которую намеревался починить, и теперь весь сосредоточился на органическом туалете — может быть, он решил, что это его единственное полезное свершение. Большую часть дня он проводил в шезлонге, устремив взор на сортир, а Ханна тем временем суетилась вокруг, снова и снова доливая чай, задавая корм курам, проверяя генератор, бегая за водой и делая все остальное, от чего Чарльз решительно отстранился. Кто-то должен был заниматься хозяйством.
К тому же он вообразил, что болен, и без конца, вздыхая и охая, щупал свой пульс. Он попросил Фрэнка привезти из Ванкувера аппарат для измерения давления и стал принимать после завтрака слабительное.
Она была в постели и уже засыпала, когда он пришел и тяжко опустился на кровать рядом с ней. Повздыхав, он произнес вполне нормальным тоном:
— Все-таки, наверное, было ошибкой пытаться делать барбекю из этого козла.
— А?
— Я все продумал. Это Лодочник.
Неужто он собирался свалить ответственность за эту гнусность на старика? Ярость охватила Ханну:
— ЧТО — Лодочник? Что ты придумал?
— Запах. Вонь, когда мы жарили козла. Он вонял ужасно. Гораздо сильнее, чем живой. Но так же отвратно. О-оо Господи!
— Какой ужас.
— Меня вывернуло наизнанку. И Лодочника тоже. В этот момент как раз пристали к берегу Фрэнк и Нед. Я их тоже пригласил, но их стало тошнить от одного только запаха. Он был непереносим. Посуди сама, мы пригласили людей на барбекю, а этот вонючий сукин сын испортил все удовольствие. Фрэнк спрашивал о тебе. Мне кажется, он к тебе неравнодушен. Эти морские парни все одинаковы. Наверное, волны кружат им головы.
