Лис Серебур с возмущением слушал пение улыбающейся кошки.
– Это уж слишком, – проворчал он.
– Но это же просто песенка, – возразила кошка. – Ты знаешь: я люблю петь.
– Мальчик в беде, а ты тут распеваешь! Стыдись! – рявкнул лис. Глаза его гневно блеснули.
– Тогда надо скорее спасать бедного мальчика! – промяукала кошка. – Поспешим же!
Она приготовилась к прыжку. Лис Серебур собрался последовать за ней, но я преградила ему дорогу.
– В чём дело, моя девочка? – спросил он тихо.
Я вдруг поняла, что надо держать язык за зубами. Даже если я скажу что-то шёпотом, кошка все равно услышит. Поэтому я приложила палец к губам, покачала головой и указала свободной рукой – той, которой не держала радиоприёмник, – направо. Серебур удивлённо посмотрел на меня. Потом склонил голову набок, навострил уши и прислушался. Его морда чуть-чуть дрожала. Он поднял лапу, сделал мне знак, и мы припустили так, словно за нами черти гнались.
Предательство
Облачный ковёр остался позади. Мы оказались в сводчатом каменном коридоре, который вёл вниз. Огромные камни преграждали нам дорогу, они валялись повсюду – словно кто-то разбросал здесь обломки целого дома. Стены коридора были влажными. В щелях сидели светлячки и светили тусклым светом.
Серебур в изнеможении прислонился к шероховатой стене коридора.
– Постой, Мерле, – прохрипел он. – Давай остановимся и придумаем новый план. Я и представить себе не мог, что кошка окажется шпионкой. Какая низость, какое коварство! Я ей доверял! Как я в ней ошибался!
Говоря это, Лис тряс головой, словно хотел стряхнуть с себя наваждение, причинявшее ему боль, что-то настолько невероятное, что хотелось выбросить это из головы.
– От неё пахло шоколадом! – прошептала я.
– Так пахнет от шпионов! Моя подруга-кошка оказалась шпионкой! Мир полон мошенников, обманщиков и предателей! Запомни это, девочка!
Мне стало жаль лиса и захотелось его утешить, но я не могла подобрать верные слова. Может, их и нет вовсе, этих верных слов. Протянув руку, я осторожно погладила Серебура по спине и увидела, как из глаз его катятся серебряные слёзы. Лис порылся в своей густой шерсти и достал какую-то бутылочку, вынул пробку и собрал серебряные слёзы.
Я хотела спросить, зачем он это сделал, но не решилась, понимая, что это был неподходящий момент для расспросов.
– Посмотри-ка в зеркальце, Мерле! – попросил лис, а сам встал у меня за спиной и заглянул через плечо.
Я увидела отражение, и у меня перехватило дыхание. Мориц и Фидибус были в том же коридоре, что и мы с Серебуром. Кажется, совсем близко. Но это было не всё. За спиной у них стояла улыбающаяся кошка. Она подняла лапу и помахала нам.
Серебур не отрываясь смотрел в зеркало. Казалось, он озадачен. Лис вырвал у меня зеркало и со всей силы швырнул его о каменную стену. Зеркало разбилось на тысячи осколков.
Мотыльковая буря
Плач Себастиана Шнемилха прекратился. Лис Серебур склонил голову набок и навострил уши. Но сколько ни прислушивался, ничего больше не услышал. Повисла зловещая тишина.
– Одно из двух, – пробормотал Серебур. – Либо превращение Себастиана уже завершилось, либо он освободился! Но нам всё равно надо торопиться.
– А как же зеркало? Как мне теперь без него смотреть назад? – всхлипнула я.
– Иди за мной, – велел лис, – и ни в коем случае не оглядывайся! Поняла, Мерле?
– Не оглядываться, – повторила я. – Но если…
– Прекрати! У нас нет времени на твои «если»!
Лис поскакал по лежащим на земле камням. Я – следом. Нас окружала тишина, слышно было только, как шуршали под ногами, откатываясь в сторону, маленькие камешки. Коридор вдруг сделал поворот.
Мы увидели свет в самом конце. Очень яркий. Это могли быть только клыкастые тролли. Над нашими головами закружили белые ночные мотыльки. Их были сотни, они летели на свет.
– Настоящая мотыльковая буря, – сказал Серебур. – Часто можно видеть, как бабочки, выполнив задание, летят на яркий свет, приняв его за огонь и думая, что могут там сгореть, и их шпионские донесения и все их злые поступки вместе с ними. Но никто не сгорает в огне клыкастых троллей, как бы ярко он ни светил. Это очень холодный, почти ледяной свет.
Пока лис мне это объяснял, мы сами шли на свет.
Тишина изменилась. К шуршанию камней и шелесту крыльев мотыльков добавился ещё один звук. Поначалу он показался мне похожим на жужжание пчёл на летнем лугу. Но потом жужжание превратилось в песню:
Нет на свете радости Радостней, чем сладости! Дети любят шоколад, Шоко-шоко-лад! Откусите, проглотите
