злоба не могут выбраться отсюда. Ведь фрау Волле велела охранять все выходы. Клыкастые тролли должны работать день и ночь, чтобы у них не оставалось времени на всякие гадкие планы. А если они всё-таки задумают какое-нибудь злодейство, то их козни останутся здесь, в Бедокурии. Но видимо, где-то образовалась лазейка, тайная запретная связь с внешним миром.
Запретная связь с внешним миром… Что-то подсказывало мне, что Серебур прав. Тому были свидетельства. Что-то я уже видела, но не могла вспомнить, что именно.
Пока. Всхлипы и вздохи делались тем слышнее, чем чернее становилось в тёмном коридоре. Теперь они были так близко, что я не сомневалась: я слышу отчаянный плач Себастиана Шнемилха.
Моя девочка
Мы двинулись дальше. Из бесчисленного количества светлячков остался один-единственный – одинокая светящаяся точка, освещавшая наш путь.
Я услышала трепетание у самого уха, посмотрела в сторону и разглядела тёмный силуэт ночной бабочки. Это была посланница, она вернулась и с налёта врезалась мне в голову. Я машинально протянула руку, и бабочка села на неё. Она то расправляла, то складывала крылышки и успокоилась лишь тогда, когда я тихонько на неё подула, как это делала кошка.
– Молодец, Мерле, – похвалил Серебур. – Ты быстро учишься, моя девочка.
Я вздрогнула. «Моя девочка» – так называл меня папа, когда хотел похвалить. Мне понравилось, что Серебур назвал меня «моя девочка». По моей щеке скатилась счастливая слеза.
– Читай же! Что там написано?
– «Внимание: на следующем перекрёстке поверните налево. Я буду ждать вас там!» – прочитала я.
– Да, у этой кошки крепкие нервы, – пробормотал Серебур. – Но где же здесь перекрёстки? Что-то вы, милочка, путаете!
Но кошка ничего не путала: через несколько шагов мы и впрямь оказались на перекрёстке, где нас поджидал новый коридор, уходивший в бесконечность. В слабом свете светлячка мы попытались разглядеть, что там вдалеке. Но тут тихое мурлыканье заставило нас прислушаться и остановиться.
– Должно быть, это здесь, – сказал Серебур.
– Можешь быть уверен, мой друг, – промурлыкала кошка. – Она выступила из тени и замерла перед нами – так близко, что я чувствовала её дыхание. И вот что странно: от неё пахло шоколадом!
У меня в голове прозвучал тревожный звоночек.
– Как хорошо, что вы сюда добрались, – промяукала кошка. – Мне есть что вам сообщить.
Её янтарно-жёлтые глаза в слабом свете светлячка казались ядовито-зелёными.
Разрывающий сердце плач Себастиана Шнемилха теперь был отчетливо слышен. Я не сомневалась: он доносился справа. Но кошка указала нам налево и прошептала:
– Они держат его там, в шоколадной клетке. Он пытался её прогрызть. (Кошка рассмеялась.) За эту попытку ему хорошенько досталось от клыкастых троллей. Превращение уже началось.
– Не вижу ничего смешного, – прорычал Серебур. – А ты заметила, стерегут его тролли или нет? И если да, то сколько их?
– Никто его не стережёт, – промурлыкала кошка. – Да это и ни к чему. Когда он перегрызёт прутья шоколадной клетки, целиком окажется в их власти. Вы ведь знаете, что…
Кошка запела. Это была старинная детская песенка, которую в прошлый раз пели нам в Бедокурии клыкастые тролли.
Нет на свете радости Радостней, чем сладости! Дети любят шоколад, Шоко-шоко-лад! Откусите, проглотите И в глаза нам посмотрите! Дети любят шоколад, Нежный шоколад! Съешь кусочек ты – и тут же Станет веселей и лучше! Дети любят шоколад, Сладкий шоколад! Жуйте-жуйте, поспешите, Уши длинные растите! От такого шоколада Уши вырастут – что надо! Дети любят шоколад, Шоко-шоко-лад! С рожами скукоженными Будете похожими Вы на нас! Вы на нас! Ешьте, ешьте, не робейте! Все конфеты одолейте! Клац-клац-клац! Сейчас!
