Но дальше! дальше! Мы летим через холмистые поля по пыльной шоссейной дороге. С холма на холм, то вверх, то вниз. Шмербиус — вниз, мы вверх, Шмербиус вверх, мы вниз.
Шоссе постепенно заворачивает направо. С одной стороны — горы, с другой — озеро. На озере — бой. Топят друг-друга корабли джентльмэнов удачи. Горное эхо повторяет гулкое уханье пушек. Но в горах гремит не только эхо. Там тоже канонада: Форт Подковы перестреливается с Вращающимся Фортом, Эрлстон воюет с Ли-Дзень-Сянем. Шоссе мало-по-малу удаляется от озера и постепенно заворачивает направо. Расстояние между автомобилями не изменяется.
— Скорее! — кричит дон Гонзалес и дотрагивается рукой до спины отца.
— Скорее нельзя, — отвечает отец. — Мы едем полным ходом.
Действительно, мне и в голову никогда не приходило, что можно мчаться так быстро. Воздух свистит у меня в ушах. Вперед! Вперед!
Теперь шоссе пролегает вдоль самой подошвы гор. Слева — черная каменная стена, справа — болотистый тропический лес. Если бы не этот лес, мы могли бы видеть озеро и раскинутый на противоположном берегу город. Но лес высок и густ, он заслоняет все. Он пахнет сыростью, прелью, тысячелетнею гнилью. В глубине прыгают и кричат попугаи. А сколько длиннохвостых мартышек! Они, как дети, целыми стаями выбегают из чащи, чтобы посмотреть на автомобили. Но мимо, мимо, вперед!
— Нам их не догнать, — говорит Джамбо. — Они первые приедут туда. Завладеют самолетом, уничтожат всех нас, а потом покорят весь город.
Но вдруг автомобиль Шмербиуса остановился. Шмербиус и его спутница выпрыгивают прочь. Что они делают там? А! Это упавшее дерево загородило дорогу! Они волокут его в сторону. Какое толстое тяжелое бревно! Тащите, тащите! Вы работаете для нас! Мы все ближе и ближе.
Мы промчались мимо них в ту секунду, когда Шмербиус и мисс Мотя садились в автомобиль. Теперь мы впереди всех. За нами Шмербиус, за Шмербиусом Баумер! Вперед! Вперед!
Лес кончился. Мы едем вдоль быстрой горной речки. Вдали синеет озеро. А на противоположном его берегу — объятый пламенем город.
— Этот остров, должно быть, коралловый, — говорю я. — Я читал, что в середине коралловых островов бывают большие глубокие лагуны.
Отец улыбается.
— Нет, Танталэна не коралловый остров, а вулканический. Это озеро залитый водой кратер.
Мы промчались по нескольким мостам, перекинутым через быстрые горные речки. У одного из них я увидел араба с камышевой удочкой в руках. Он, казалось, так внимательно следил за поплавком, что не заметил нас. Я сразу узнал его. Это был Гассан-бен-Дигам, член Верховного Совета и начальник арсенала.
Автомобиль Шмербиуса не отставал от нас. Мы мчались все время с одинаковой скоростью. Но Баумер мало-по-малу приближался. Все же мы впереди! Все же мы приедем первые! Вперед! Вперед!
Шоссе повернуло налево и стало подниматься в гору.
— Аэродром там наверху, — сказал отец.
Все выше, выше, выше и вот, наконец, мы на широкой поляне. Вдали показались какие-то домики. Да это целое селение! Мы неслись прямо к нему.
Баумер попробовал объехать нас, но это ему не удалось. Он только потерял несколько секунд и отстал. Домики все увеличивались. Это не домики, а длинные кирпичные сараи.
— Вот гаражи, в которых находятся самолеты, — сказал отец.
Один из гаражей открыт. Перед ним огромная машина. Крылья черные, и на каждом крыле и все тот же знак — череп и скрещенные кости.
Мы первые подъехали к самолету. Джамбо, с Марией-Изабеллой на руках, вбежал в пассажирское отделение машины. За ним последовали мы с отцом и дон Гонзалес.
В это мгновение подкатил автомобиль Шмербиуса, и мисс Мотя подбежала к самолету.
— Donnerwetter! — заревел опоздавший Баумер и поднял ружье.
Самолет сорвался с места и, как ураган, помчался по равнине. Потом стал плавно подниматься. Вот уже виден пылающий город. Пламя отражается в озере, и от этого вода возле набережной кажется кровавой. Вот под нами широким полукругом расходятся кирпичные гаражи. Вот три автомобиля, у которых стоит Баумер, потрясая винтовкой, два китайца, араб и мисс Мотя.
— Но где же Шмербиус? — спрашиваю я.
Действительно, где же Шмербиус? Его нет между ними. Вдруг я вскрикиваю.
— Смотрите! — говорю я. — Шмербиус висит на кольце, за самолетом!
К задней части самолета было привинчено кольцо. За него одной рукой держался Шмербиус. Он висел над пропастью. Фалды его сюртука развевались, как крылья. Он был похож на большую нелепую черную птицу.
— Нам придется снять эту гадину, — хмуро сказал дон Гонзалес.
Мы с трудом втащили его в каюту. Он подошел к окну и стал смотреть, как пламя уничтожает его любимый город, город, который он хотел сделать столицею мира!
Мы поднимались все выше. Теперь нам был виден весь остров — горы, синее озеро, леса и поляны. Город казался пылающим сердцем острова.
И вдруг случилось нечто невозможное. До нас донесся ужасающий грохот. Остров заколебался, закачался и сразу, как бы по мановению жезла, исчез, провалился, пропал.
На его месте заклокотала белая, буйная, веселая пена. Вихрь подхватил наш воздушный корабль и так накренил его, что мы попадали на пол.
Когда я встал на ноги и снова посмотрел вниз, под нами расстилалась ровная, спокойная равнина океана.
Глава восемнадцатая. От океана к океану
— Это был взрыв арсенала, — сказал Шмербиус.
— Это было землетрясение, — сказал отец.
— Взрыв арсенала вызвал землетрясение, — мрачно настаивал Шмербиус. — Разве вы знаете, какие взрывчатые вещества были у меня в арсенале? Ими можно было разрушить весь мир.
Я взглянул на него. Он был бел, как стена. Его синие губы тряслись. Он говорил сам с собой и нас, казалось, не замечал.
— Да, остров Танталэна погиб. Мой остров! Я собственным разумом, собственной волей создал все, что на нем было. Тридцать лет тому назад я нашел на этой скале две сотни китайских головорезов, да банду бежавших из Австралии каторжников. Они грабили мелкие суденышки искателей жемчуга, пили и дрались между собой. Это было никчемное, жалкое, нищенское дело. Если бы не я, они давно подохли бы — все до единого. Я организовал их; я дал им закон; я указал им ценную добычу; я научил их строить корабли; я сделал их остров неприступнейшей крепостью в мире; я опутал весь земной шар небывалою сетью шпионов, благодаря которым нам стали известны замыслы всех королей и республик; я вел их к победе над всем миром. Я хотел превратить этот жалкий и пьяный сброд во властителей вселенной а они продали вселенную за бутылку виски. Все мои труды, все бессонные ночи пропали даром.
Он угрюмо посмотрел на нас и затем заговорил еще печальнее.
— Я дал им самое драгоценное, что есть у человечества — музыку. Свою музыку, кровь и плоть свою. Эти злодеи, никогда не знавшие жалости, с улыбкой истреблявшие стариков и детей, плакали, слушая ее. Но музыка была так же не нужна им, как власть над вселенной. Они предали Шмербиуса и этим погубили себя. А на что я гожусь без моих джентельмэнов удачи, без моего театра, без моей Танталэны? Да, это верно, теперь я сделался просто плешивым шутом.
Слезы текли у него по щекам, нос покраснел. Он замолчал и отвернулся от нас.
Отец, сосредоточенно возившийся в переднем отделении с какими-то колесами и рычагами, подозвал к себе дона Гонзалеса.
— Ничего не понимаю я в этом самолете, — сказал он.
— Сколько верст мы делаем в час? — спросил равнодушно Шмербиус.
Отец посмотрел на какой-то прибор.
— Триста пятнадцать, — сказал он.
Шмербиус вышел в переднее отделение и через минуту вернулся.
— Радио-двигатель цел, — заявил он. — Но руль испорчен. Взрыв арсенала погубил и нас. Мы несемся на запад со скоростью урагана.
Но ни изменить направление, ни опуститься мы не можем.
Нам, пожалуй, не выбраться живыми из этой воздушной тюрьмы. Но, как это не странно, мы совсем не были потрясены таким положением дел. Человек может привыкнуть даже к смерти.
Внизу давно наступила ночь. Мария-Изабелла спала на полу, прикрытая брезентом. Но здесь, наверху, все еще сияло солнце. Огромное, красное, оно медленно ползло к горизонту. Наконец, и мы перестали видеть его. Сразу стемнело. Мы в беспорядке разлеглись на полу.
Ночью я несколько раз просыпался от холода. Мы укрылись какими то мешками, тесно жались друг к другу. Шмербиус спал плохо. Он все время охал, вздыхал и сопел носом.
Утро не принесло нам ничего нового. Встало огромное, желтое, почти не греющее солнце и осветило под нами огромное водное пространство. Мы стремительно мчались по небу. Что будет с нами? Сердце мое замирало при одной мысли о падении с такой чудовищной высоты.
Мария-Изабелла проснулась и попросила пить.
