— Мы предупредили, а ты слышал! — поставил точку Сервер.
Как мучительно долго тянулись дни! Мы трижды в день бегали к кирпичам и проверяли — высохли ли. Нам даже начало казаться, что в последнее время солнышко совсем ослабло. Но наконец, в очередной раз простукав кирпичи, Фархад торжественно объявил:
— Готово! Звенят!.. Хрусталь! Хоть в сервант ставь!
Мы в мгновение ока замесили ямку поменьше первой и быстро залатали дыру в дувале, а затем аккуратно обмазали все глиной. Я поднял с земли острую палочку и вывел на податливой глине — «Объект сдан заказчику с оценкой…». Тут я замялся и велел Рафаэльке бежать за Ханифой-апой.
— Отлично! — всплеснула она руками, любуясь нашей работой, и я спокойно довершил: «…с оценкой отлично». И чуть ниже подписал — «АДУ»
О необходимости борьбы с эхом
Все дышало скорыми каникулами. Лето стремительно наступало на Катта-Караван. Словно чьи-то гигантские легкие обдували поселок опаляющим жаром. В классе мы настежь распахивали окна и в них тугой волной вползала духота. Тяжелее всех переживал жару Грызун — он отдувался, как вскипевший чайник, усердно вытирал лицо платком, и разве что не выкипал и не гремел крышкой… И все равно было радостно сознавать, что наступает лето, а с ним — долгожданные каникулы…
Верная примета наступающих каникул — всегдашняя в эту пору тревога школьной библиотекарши Тани Абдуллаевой. Книги для нее — как цыплята для наседки. Все боится, как бы не остались, бедняжки, без глазу, спешит поскорей назад возвратить. Вот и на этот раз, совершая обход классов, появилась она и у нас:
— Завтра же сдайте все книги в библиотеку.
Она поворошила листочки, которые веером держала в руке, и передала один Стелле Хван:
— Держи, командир, вот ваши задолжники.
На листочке был выписан длинный ряд фамилий, в том числе и моя. Все правильно — две недели назад я взял два Майн Рида и до сих пор не прочел. И вот — надо возвращать… А возвращать книжки мне, конечно же, ужасно не хотелось, тем более, что приближались каникулы — когда же еще, спрашивается, книжки читать, как не в каникулы?
Мои размышления прервало изумленное восклицание Стеллы:
— Кулаков, да ты что?!
— Что? — повернул к ней голову Кулак.
— Вот, у Тани все здесь написано… Ты еще в январе взял читать «Историю морского пиратства» и до сих пор не вернул.
— Не вернул… — подтвердил Васька.
— А в чем дело?
— Читаю… И вообще — не успел сдать…
— Извини, но за полгода можно так прочитать, что и сам пиратом заделаешься.
— А он и есть пират! — хохотнул Сервер. — Только не морской, а сухопутный.
— Завтра же чтобы принес! — приказала Стелла и продолжала изучать список, оставленный библиотекарем.
— Дворянский! — вновь воскликнула она. — Да ведь ты Кулакова переплюнул! Аж с сентября за тобой числится «Занимательная грамматика»!
Все засмеялись. А пуще всех — Васька Кулаков.
— Понятно теперь, откуда у Арика такое мастерство в изложении мыслей на бумаге, — выдавил он сквозь смех.
— Не говори! — согласился я. — Не письмо, а прямо-таки резьба по бумаге!
— Не надо шутить, ребята! — нахмурилась Стелла. — За таких вот читателей нам могут снять баллы — плакала тогда наша правофланговая лента!
Тут мне почудилось, что в окно заглянула зубастая акула… И облизнулась…
Стелла сердито глянула на Дворянского:
— Книгу хоть не потерял?
— Дома она, — нехотя пробурчал Арик.
Долго не могла успокоиться Стелла, изучая список книг. Я понимал: ругая задолжников, она, конечно же, сейчас запоздало сетует и на себя. Вот ведь как нехорошо получилось — о библиотечных книгах вспомнили аж перед каникулами. А надо бы весь год наблюдать за тем, как отряд посещает библиотеку, а, главное, как читает. Упустили…
Назавтра все принесли книги. И только Васька виновато пожал плечами:
— Честное слово, забыл!
В глазах его не было и намека на огорчение. Подумаешь, забыл… Ну, завтра принесу. Ну, через год. Ну через сто лет. Не украл ведь. И словно прочитав эти его мысли, я сказал:
— Васька, а ведь ты украл книгу! Украл ведь!
Васька побагровел и набычился:
— Чего-чего?
— Украл, говорю, — терпеливо повторил я. — На целых полгода украл. Ведь сколько человек могли бы ее прочесть, а ты утащил книжку домой и держишь как в тюрьме. Пират ты и есть!
— Выйдем, да? — выкрикнул Кулак и с грохотом откинул крышку парты.
— Спокойно! — сказал я. — Прежде всего не выходи из себя. Раз злишься — значит неправ. Обидно тебе, что правду говорят, вот и кидаешься на людей. Иди-ка лучше за книгой.
— Сам иди! — мотнул головой Васька. — Очень нужно. Тебя больно испугался.
— Хорошо, — неожиданно для всех и для самого себя согласился я. — Сам пойду, если настаиваешь. И учти — не ради тебя, а ради всех нас. К тебе иду…
Я вышел из-за парты и направился к двери. И тут меня остановил дрогнувший голос Кулака:
— Чего уж тут, — отмахнулся я. — Сам схожу,
— Погоди… Я сам сбегаю…
— Не надо! — заторопился Васька. — Батька сейчас дома, а ты ведь ему про меня наябедничаешь — будет мне тогда вечером взбучка.
— Ремня испугался? — усмехнулся я. — То-то же… Ну ладно, если через десять минут не вернешься, так и знай — расскажем отцу.
— Вернусь, — буркнул Кулак и скрылся за дверью.
Я посмотрел на часы… Ровно через десять минут запыхавшийся Васька вновь появился на пороге. В руках он держал книгу, которая была у него в заточении четыре месяца.
— А теперь давай считать, — сказал я и вышел к доске. — Итак, дано пять минут — так? — я вопросительно глянул на Ваську.
Кулак растерянно моргал.
— Чего пять минут?
— Дано, — повторил я, — что ты всего лишь за пять минут можешь принести книгу в школу. Ясно?
— Ясно — чего уж тут, — пробурчал Васька.
— Теперь требуется доказать — сколько раз за четыре с половиной месяца ты мог успеть это сделать без напоминаний.
Я застучал мелом по доске, разгоняя и вновь собирая цифры и наконец торжественно объявил:
— Шестнадцать тысяч двести раз!
Цифра была потрясающей. Васька почесал затылок:
— М-да, занимательная математика…
Домой мы шли вдвоем с Сервером. Шли молча и каждый думал о своем. Я, например, размышлял о Ваське. Но оказалось, что и Сервер думает о том же. Потому что он вдруг спросил неожиданно — слова словно сами выпрыгнули из его головы — так им стало тесно.
— Интересно, — удивился вслух Сервер, — и долго еще его отцовский ремешок будет нас полосовать?
— Ты о ком это? — уставился я на друга.
— О Кулаке — о ком еще… Ведь что получается… Батя его ремешком потчует, а эхо нам достается. Злой он, Кулак, становится и зло свое на нас всех вымещает. Это он за ремень отцовский нам мстит. И всем вокруг плохо.
— А что делать?
Сервер вздохнул:
— Надо бы поговорить с Васькиным отцом, не дело это — лупцевать парня, а через него — еще и полпоселка. Мой дед говорил, что злоба — она как семечко от арбуза: одно посеешь — глядь, а уже целая бахча вырастает.
— А давай поручим бороться с этим эхом Фархаду! Он у нас президент — пусть всем нам великую услугу окажет и избавит от Васькиных проказ.
Но подумав, я возразил сам себе:
— Один он не справится, тут надо всем вместе.
Будем бороться с эхом.
Вот мы и семиклассники! Сданы экзамены, и лето принимает нас в свои жаркие и желанные объятия. Обошлось без потерь. Даже Аркадия Дворянского и Ваську Кулакова мы не оставили за бортом нашего быстроходного крейсера. Акула была посрамлена… Правда, Арик не без труда выудил по русскому языку дохлую троечку, а Кулак солидно поволновался, пока не узнал, что работу по математике выполнил на три с плюсом. Это не помешало ему потом стремглав обежать полпоселка и как бы невзначай сообщить всем, что у него — четыре с минусом.
— Почти четверка! — гордо заключал Кулак рассказ о своих фантастических успехах в науках.
Что ж, эта его «почти четверка» радовала всех нас — немало пришлось поработать, чтобы привить Ваське желание хотя бы малость учить математику. Напутствуя нас в лето, Мумин Ахмедович сказал:
— Завтра у вас начинается недельная практика. Зайдите в свой класс, оглядите его хорошенько хозяйским глазом — и вы сами увидите, что надо сделать. В сентябре вы придете сюда же — вот и подготовьте класс так, чтобы вам самим приятно было жить и работать в нем.
Я слушал директора и думал про себя: ну вот, теперь весь класс станет филиалом нашей Академии Добрых Услуг. Разве что обслуживать мы станем самих себя… После торжественных проводов учебного года мы гурьбой повалили обратно в класс — будто не на каникулы прозвенел звонок, а вовсе даже наоборот. Мы спешили в класс, чтобы, как сказал только что Мумин Ахмедович, поскорее взглянуть на него не привычным, а хозяйским глазом. То, что увидели наши глаза, было чудовищно. В окнах были выбиты три стекла, ни одной живой парты мы не нашли — все были измараны чернилами, а Васькина вдобавок еще изрезана ножичком. Но подойдя к классной доске, которая верой и правдой служила нам, услужливо подставляя себя под всяческую писанину, мы и вовсе огорчились. Во многих местах прохудился линолеум, которым была обита доска, а в двух местах зияли сквозные тоннели — не мышь, а целого кота можно было просунуть в них.
