В другое время Алена обязательно сделала бы замечание: что за тарабарщина — «не может быть, чтобы ничего не было»! Но сейчас, здесь, каждый понял это, как реальность спасения. Не может быть, чтобы не было никакого выхода!
Они осмотрели и ощупали стены. Выхода не было.
Вернулись назад, в помещение, похожее на храм. Здесь, по крайней мере, легче дышалось.
В этот раз они произвели обследование по-настоящему. Ящики в штабелях были одинаковыми.
Проржавленные гвозди ломались как спички. Вскрыли еще три ящика.
Во всех лежали те же круглые жестяные коробки с пластмассовыми пробками. Антон сразу узнал их, у него уже была такая баночка…
— Мины!
Алена и Ростик зайцами отскочили в сторону.
— Не бойтесь, они — противотанковые. И ногами встанешь, не взорвутся.
Вывинтив пробку, Антон засунул в канал палец.
— Без детонаторов. Безвредные совсем.
От того, что мины без детонаторов и рассчитаны на танковый вес, ощущения безопасности не прибавилось.
— Если уж они от той бомбежки не сработали, теперь и подавно не взорвутся.
— Их тогда и не было здесь. Их после боев могли сюда сложить.
Антон признал здравость суждения Ростика. Действительно, какие дураки будут сидеть на пороховой бочке! Мины наверняка потом спустили в подвал. Собирались вывезти со временем, да так и не собрались, погнали фашистов до самого Берлина. А после войны запамятовали. Потом все входы-выходы затерялись…
(Между прочим, так оно и было в действительности!)
Но как эти ящики в подвал попали? Каким путем?
— Надо осмотреться, — со значением произнес Антон.
Видимо, и Ростик рассуждал так же.
Облазили храм еще раз. Ничего утешительного.
— Ладно, — сказал Антон неунывающим голосом, — давайте пока пообедаем и обмозгуем, как быть. Выход есть! А консервы не потащим же обратно, верно?
Против обеда никто не возразил. Устроились, как верховные жрецы. Приспособили ящики под стол и сиденья. И обедали словно в храме, при свечах.
Ростик предложил разогреть мясную тушенку. Долго ли маленький костер разложить!
— А дышать чем? — остановила его Алена. — И здесь — мины!
— Мины только от детонации срабатывают, — профессионально объяснил Антон. — От огня тол просто горит, коптит, правда.
Алена в процессах взрыва не разбиралась, и Антон с удовольствием выложил ей все свои знания по этому предмету. Минное дело — не грамматика!
Ростик дополнял Антона. В общем, Алена уяснила, что динамит, тол и другие взрывчатые вещества возгораются не от пламени, как порох. Вообще, порох в открытом виде горит относительно медленно. И это не взрыв. Взрыв — горение со скоростью света.
— Поменьше, — поправил Ростик.
— Поменьше, — не стал спорить Антон. — Но тоже — ого-го! И такое горение-взрыв происходит только от детонации, от сильного сотрясения.
Ростик задел коленом ящичный стол, свеча качнулась.
— Ах! — невольно вскрикнула Алена.
— Не бойся, — сказал Антон, — это разве то сотрясение? Детонация — как ударная волна от атомной бомбы!
Теперь прояснилось. Про атомную бомбу все все знают.
— Попала бы сюда бомба или снаряд. Или взорвали бы что-нибудь поблизости, тогда конечно…
Все украдкой посмотрели на бетонный потолок.
После обеда опять потянуло на сон. Наверное, наверху уже была ночь.
При всей трагичности положения сидеть при свече и обедать за столом с минами было романтично. И, признаться по-честному, не очень хотелось сейчас возвращаться домой, где, конечно же, не ждет ничего приятного.
Сидели на минах, обедали на минах и спать улеглись на минах.
Спали они так долго, что потом даже приблизительно не могли определить, ночь ли, день ли там, наверху. Может быть, вечер, утро.
— Чем позавтракаем? — спросил Ростик.
— Погоди ты со своим завтраком, — сонным еще голосом отозвался Антон. — Дело сперва сделать надо. Главного-то мы не нашли.
— Сначала бы выход найти, — робко напомнила Алена. «Найдем и выход!
Но они не нашли ни документов, ни выхода из подвала. Положение становилось серьезным.
— Вот что, — сурово произнес Антон, — надо подсчитать продовольственные ресурсы. Установим строгую норму, как в блокаду.
Подсчитать оставшуюся провизию было несложно: две банки консервов, рыбная и мясная, нетронутый кулечек с соевыми батончиками, печенья две пачки, плавленый сырок, полбуханки хлеба. Плохо обстояло дело с водой — бутылка лимонада и остывший чай на донышке термоса. Хорошо, что забыли про лимонад, когда Алена заикала. Икота и так прошла, а драгоценная жидкость осталась нетронутой.
— Воду экономить прежде всего! — приказал Антон. — Человек без пищи месяц прожить может, а без воды…
Он не договорил, молчали и Алена с Ростиком. Все, наверное, подумали об одном и том же: неужели придется сидеть в подземном заточении месяц? Тридцать суток! Нет, дольше месяца: если растянуть продовольствие по блокадной норме, они могут прожить много-много дней, не дней — сплошных ночей…
— Как у нас со свечками? — спросил Антон. Он все-таки не терял присутствия духа.
Осталось четыре свечи и огарок.
Антон задул огонек.
— Совещаться и в темноте можно.
На сердце стало еще тягостнее.
— Я читал, — печальным голосом заговорил Ростик, — что в блокаду ленинградцы соблюдали «закон сохранения энергии». Люди старались меньше двигаться, экономили силы.
— Ерунда! — отрубил Антон. Не такой у него был характер — сидеть сложа руки, покорно ждать конца.
— Это правда, — сказала Алена, — но только не помогало. Даже наоборот.
— Вот именно! Кто экономил себя, погибал еще скорее. Отец рассказывал, что в Ленинграде школы работали. В бомбоубежищах или просто на квартире где-нибудь. И те, кто учился, те выжили.
— Не все, — грустно произнесла, будто подумала вслух, Алена. Ей вспомнился рассказ о маленьком Алеше Градове, который просил супа.
Когда люди в одинаковом положении, у них и мысли совпадают.
— Не все, — со вздохом подтвердил Антон. — Мой брат, например. Но он же не учился, его только собирались записать в школу, в первый класс…
Тут все вспомнили школу, свой родной класс, учительницу.
— Хотел бы я знать, — сказал Антон, — Светлана Васильевна переживает за нас?
— А ты как думаешь! — сразу горячо вступилась Алена. — Она знаешь как болеет за нас? Думаешь, ей твои фокусы и грубости просто так, ничего не стоят? Люся видела, как Светлана Васильевна даже плакала. Из-за этого всего!
Люська Шибалова, конечно, не авторитет. Люське Шибаловой насплетничать, что Антону сквозь щелочку в зубах на два метра плюнуть.
Но все-таки Антон почувствовал себя виноватым.
— Выйдем, больше не буду так. — В голосе его прозвучало раскаяние.
— Прощения попросить надо, — с учительской строгостью сказала Алена. Когда она начинает говорить таким голосом, спорить и возражать бесполезно. И права ведь: надо признать свою вину перед человеком, если сам человеком хочешь быть.
— Хорошо, — безропотно согласился Антон.
— Только выйти еще надо…
Как?
Пробраться назад, к завалу, и пытаться продолбить выход к реке? А если тоннель обрушился на всю длину? Жизни не хватит на такую работу.
Вскрыть бетонный потолок?
— А если… — Антон и Ростик сказали это одновременно. И смолкли.
— Что «если»?
Мальчики не видели, но почувствовали, что Алена подалась к ним.
— Нет, нельзя, — здраво отказался Ростик. — Сдетонирует весь склад.
— Вы же говорили, что, когда далеко, не взрывается, — напомнила Алена. Она ухватилась за этот единственный выход.
— Разве что… — раздумчиво заговорил Антон, — тоннель…
— Конечно! — воскликнула Алена.
И, как обычно, прекрасную идею погубил Ростик:
— А где детонаторы взять?
— Найти. — Голос Антона опять окреп. — Зажигай, Ален!
— Мины?!
— Свечу.
— Они должны в комплекте храниться, — авторитетно заявил Антон. — Где мины, там и взрыватели. Только в других ящиках.
Ящики с взрывателями, очевидно, поменьше минных. В штабелях лежали одинаковые ящики, деревянные, с планками для рук, с черными трафаретными цифрами и буквами непонятных индексов.
Решили искать по размеру.
Все ящики как близнецы.
— Между штабелями могут быть. Или под низом, — высказалась Алена. Девчонка, ничего не соображает!
— Кто же держит взрыватели под целой горой мин! — Антон говорил таким тоном, словно хранение боеприпасов его специальность. — Нашел в своей жизни одну-разъединственную противотанковую мину и уже завоображал неизвестно что.
— В войну все могло быть, — упрямо сказала Алена.
— В войну… — протянул Антон. И вдруг подумал, что они сейчас в настоящей военной обстановке. Враг отрезал их от своих, завалил все выходы, ждет, когда запросят пощады. А они не сдадутся! Ни за что! Как ленинградцы. — В войну, — еще раз сказал Антон, но уже иным голосом. — В войну знаешь как действовали? Или — или! И мы должны рисковать.
