Самое время было вспомнить комплекс реанимационных мероприятий, которому Ивана научила мать.
«Не поленись, Ваня, выучи, – говорила она. – Вдруг пригодится?»
И ведь пригодилось же!
Проверив реакцию зрачка и убедившись в отсутствии пульса, Иван начал делать непрямой массаж сердца. Вокруг Клауса сразу собралась толпа недоуменных зевак.
– Ты хочешь оживить мертвеца? – с дрожью в голосе спросил капитан Хапи.
– Ануб не умер, – ответил Иван. – Дайте мне пару минут, и я верну его к жизни.
– Ты врачеватель? Знаешь магические заклинания? – осведомился Нехси.
– Знаю, – бросил Иван. – Но одними заклинаниями ему не поможешь. Дайте больше света! Расступитесь и принесите кто-нибудь факел!
Приказы Ивана были немедленно выполнены. Толпа расступилась. Воины принесли каждый по факелу, и на палубе сразу стало светло. Все затаив дыхание ждали, чем же кончится странный «магический ритуал».
Наконец веки Клауса дрогнули. Он хрипло вздохнул и открыл глаза. Толпа ахнула: паж Лучезарной сотворил чудо – вырвал человека из лап смерти.
– Ануб, как ты себя чувствуешь? – боясь, что Клаус заговорит по-немецки, быстро спросил Иван.
– А что случилось? – пытаясь подняться, спросил по-фивански Клаус.
Иван заулыбался. Кажется, всё было в порядке.
– Больному нужен покой, – объявил Иван. – Капитан, прикажите перенести его в вашу каюту.
Капитан Хапи пожал плечами. Нехси незаметно ему кивнул.
– Будь по-твоему, Джет, – ответил Хапи, жестом подзывая двух матросов. – Перенесите его.
Как только Ануба унесли с палубы, генерал начал допрашивать пленника, привязанного канатом к мачте.
– Как твоё имя?
– Патменх.
– Ты агент Дома Покоя?
– Старший агент.
– Ты знаешь, кто я?
– Разумеется, знаю. Ты – генерал Нехси и имеешь полное право распоряжаться моей жизнью и смертью.
– Ну, если так, тогда рассказывай всё по порядку.
– Сетнанх приказал доставить к нему этого человека живым или мёртвым.
– Вы получили приказ с голубиной почтой?
– Нет. Приказ привёз Ранхор – правая рука Сетнанха. Не мешкая я собрал своих людей, мы сели в лодку и поплыли за вами следом.
– Ранхор сообщил вам приметы Ануба?
– В этом не было необходимости. Один из моих людей знает Ануба в лицо. Он принимал участие в его поимке несколько недель тому назад…
– А Ранхор?
– Что Ранхор? Он взял свежую лошадь и поскакал дальше.
– Куда поскакал?
– Дальше на север. Куда именно – он не сказал, а я не спрашивал.
– Может быть, в Ра-Сетау?
– Может быть.
– На сколько часов Ранхор нас опережает?
– Часов на пять. И если он не свалится в пути от усталости, то выиграет ещё пять часов.
– То есть он вполне успеет подготовиться к встрече с нами?
– Вряд ли он сможет скакать двое суток без сна.
– Это всё?
– Всё, что я знаю.
– Ладно, Патменх. Надеюсь, ты ничего не скрыл от меня. Я подумаю о твоей участи.
В который уже раз Катя вызывала по спайфону Константина Макаровича, но профессор не отвечал.
Сенмут дремал в тени тамариска. Спал, а может, лишь притворялся спящим.
«Наверно, я зря волнуюсь, – успокаивала себя Катя. – Профессор не может быть постоянно на связи. У него куча дел во дворце и вокруг него. А сейчас, в связи со смертью фараона и его сына, дел только прибавилось. Он свяжется со мной сам, как только появится в своём кабинете».
В это время двери покоев царевны распахнулись, в прихожую вбежали слуги, и глашатай громовым голосом объявил:
– Его высочество Тотимес, да будет он жив, здоров и да преисполнится силы!
Мерит и мигом проснувшегося Сенмута как ветром сдуло. В сад, мимо фонтана, босиком по острым камням, лишь бы не попасться на глаза будущему фараону.
Катя, напротив, была вынуждена выйти встречать дорогого гостя.
В прихожую вошёл Тотимес – сутулый молодой человек с потухшим взглядом, всем недовольный, ничего не ждущий от жизни. Бледность его лица и замедленные телодвижения говорили о давней неизлечимой болезни. Долгое время Тотимес был прикован к постели и если сейчас поднялся, то, видимо, потому, что обстоятельства заставили его это сделать.
– Здравствуй, сестра! – сказал он, кривя губы в жалкой улыбке.
Катя не знала, как лучше назвать Тотимеса: братом или «высочеством». Всё-таки она выбрала первое.
– Здравствуй, брат мой! – ответила она торжественно и поклонилась.
– Оставь это, – поморщился Тотимес, жестом приказывая свите оставаться на месте. – Идём в сад, Хати. Мне всегда нравилось сидеть в твоей беседке. А сегодня у меня к тебе серьёзный разговор.
– Прошу, ваше высочество, – пригласила Катя, пропуская «брата» вперёд.
– Перестань оказывать мне знаки внимания, – бесцветным голосом сказал Тотимес, когда они уединились в беседке. – Будь прежней Хати, моей единственной подругой и советчицей.
– Охотно, – согласилась Катя.
– Наверно, ты хочешь знать, что привело меня сюда, – продолжал Тотимес. – Ответ прост: я не хочу быть фараоном.
– Я знаю об этом и понимаю тебя, – ответила Катя. – Утешься! Быть фараоном предначертано не тебе. Фактически фараоном будет Сетнанх. Тебе даже не придётся сидеть на троне.
– Но меня хотят сделать фараоном! Моя матушка Мутнофрет спит и видит меня владыкой Египта, – Тотимес перешёл на шёпот: – Она думает, что мы сможем победить Сетнанха… А ты сама посмотри: сколько в моей свите шпионов Дома Покоя. Меня, можно сказать, привели сюда под конвоем.
– Твоя матушка заблуждается, – заметила Катя. – Сетнанх сейчас очень силён. Так силён, что с ним могут справиться одни только боги. Если боги будут против Сетнанха, тогда ты победишь.
– Нет. Этому не бывать. Я боюсь Сетнанха. Боюсь так сильно, что не помогут и боги.
– Но ты любишь его дочь Исет?
– Люблю, и с этим ничего не поделаешь.
Катя отвернулась и произнесла с наигранным равнодушием:
– Тогда женись и отдай корону Сетнанху. Подумаешь, Египтом будет править другая династия.
– Хати, твоя ирония неуместна, – вздохнул Тотимес. – Каким бы жалким я тебе ни казался, знай, что я – сын своего отца. Я – сын Великого Тутмоса-освободителя! И я лучше погибну, чем отдам корону убийце моего отца и брата!
– Эти слова делают тебе честь, братец. Так чего ты от меня хочешь?
– Тебя прочат в регенты. Но для этого ты должна стать моей женой. Женой калеки. Не знаю, способна ли ты на такую жертву ради Египта?
Катя молчала, и Тотимес заговорил снова:
– Наша свадьба… Наш союз… Всё это будет понарошку, несерьёзно. Ты – моя сестра, и я буду любить тебя как сестру. Буду во всём тебя слушаться. Буду во всём тебе потакать. Ты будешь владычицей страны Та-Кемет. А Сетнанха пошлём пасти свиней, большего он не заслуживает.
– Ты не боишься, что нас подслушают?
Тотимес оглянулся на свиту. Было видно, что он боится, но не хочет в этом признаться.
– Они ничего не услышат. Лишь бы здесь, в саду, никого не было. Так что ты мне ответишь?
– Думаю, мне придётся стать твоей женой, придётся стать регентом. Но кто поддержит меня? Кто защитит меня от Сетнанха? Возможно, уже сейчас он замыслил избавиться от меня и часы мои сочтены.
– В самом деле, я слышал, все офицеры арестованы. Но где твой Нехси? Он один стоит десяти воинов. Призови его, и он не только защитит тебя, но и свергнет Сетнанха.
– Нехси далеко. Я отправила его в Ра-Сетау. По делу.
– Плохо. Во что бы то ни стало, нам нужно продержаться до его возвращения. Пожалуй, придётся объявить, что ты не желаешь выходить за меня замуж. Эта маленькая ложь спасёт тебе жизнь.
– Это не ложь, – потупилась Катя. – Я действительно не хочу выходить за тебя.
– Знаю, – кисло улыбнулся Тотимес. – Я больной, калека… Бывают минуты, когда я испытываю отвращение к самому себе.
– Ты добрый, – Катя отважилась погладить наследника по голове. – Ты честный. Ты сын своего отца. И ты хороший брат. Поэтому я люблю тебя.
– Телячьи нежности! – воскликнул Тотимес, вставая. – Сестра, ты забыла, что я – без пяти минут фараон!
Катя испугалась, вскочила, но Тотимес уже подмигнул ей. Глаза его улыбались.
– Это – для свиты, – вполголоса пояснил он. – Пусть думают, что мы с тобой поругались.
Катя, не веря, кивнула. А Тотимес, прихрамывая, пошёл к выходу.
Едва за ним и его свитой захлопнулась дверь, в саду появились Сенмут и Мерит.
– Почему вы убежали? – хмуря брови, спросила их Катя.
– На всякий случай, – за двоих ответил Сенмут. – Пажу лучше держаться подальше от господина и поближе к кухне. Кстати, о кухне. Пора бы уже позавтракать.
– Ты быстро освоился при дворе, – усмехнулась Катя. – Похоже, ты явился сюда только затем, чтобы спать и есть. А кто же будет восхвалять мою лучезарность?
– Конечно, я. Но для того, чтоб восхвалять, поэту нужно подкрепиться.
– Завтрака сегодня не будет, – сказала Мерит. – По случаю двойного траура кушать ничего нельзя. До обеда. Можно только пить воду.
