Отворили калитку и, уже не скрываясь, вошли во двор, поднялись на резное крылечко.
Андрей громко постучал. Никто не ответил.
Ребята тревожно переглянулись.
Федька изо всех сил, так, что стёкла в окнах задребезжали, грохнул кулаком. Дом молчал.
Отчаяние охватило Жекете, он вновь забарабанил кулаками, потом повернулся к двери спиной и несколько раз саданул в неё каблуками.
Ти-ши-на. Зловещая какая-то, будто притаился кто и не отворяет, подсматривает незаметно за ребятами.
— Неужели ушёл, уехал, гад! — чуть не плача, прошептал Федька.
Андрей молчал. И по его лицу Витя поняла, что он что-то обдумывает, что-то важное.
Витя проследила за Андрюхиным взглядом и увидела, что тот смотрит на открытую форточку во втором от крыльца окне.
— Что ты! — испугалась она. — Этого нельзя.
Андрей понял, что Витя догадалась о его мыслях.
— Без богини мы отсюда не уйдём, — твёрдо заявил он. — Пусть это неправильно, пусть нельзя, но надо лезть в дом. Вряд ли Лохматый таскает нашу находку с собой. Он её в доме где-то припрятал.
— Правильно! — тотчас отозвался Федька. — Надо залезть и взять. Он-то сам как её получил? Обманом. Ведь выманил! Надо лезть в форточку.
— Ни ты, ни я в форточку не пролезем, — тихо проворчал Андрей.
— Ребята, — впервые Витя испугалась по-настоящему, — а вдруг там ничего нет, а он придёт и застанет. Скажет — жулики!
— Не скажет, — усмехнулся Андрей. — Сам он жулик, а мы-то нет! Жулики — это когда для себя тащат чужое. А мы — своё и для всех!
Витя покачала головой — опять этот тихоня успел всё продумать и найти убедительные слова.
И всё же она чувствовала — что-то они делают не так, как надо. Но теперь уже поздно было отступать — Андрей и Федька выжидательно глядели на неё. Оба хмурились.
И Витя отчаянно махнула рукой.
— А-а, будь что будет! Я залезу, потом открою окно. За мной влезет Андрей. А ты, Жекете, стой на улице. Как только подойдёт к дому Аркадий Витальевич, свистни два раза и попытайся его остановить. Ты его сразу узнаешь — он огромный и лохматый, и ещё у него трубка в зубах.
— Как же я его остановлю? — с недоумением спросил Федька.
— Ты ему скажи: так, мол, и так, прислал отец, Геннадий Савельич, срочно, сию минуту, зовёт к себе. Понял?
— Понял. — Федька дёрнул подбородком.
Но было видно, что стоять на улице ему очень не хочется, а хочется быть со всеми.
— И молодец, что понял! — одобрил Андрей. — Давай-ка, подсади её мне на плечи.
Он чуть пригнулся, отставил назад ногу.
С помощью Федьки Витя мигом оказалась у Андрея на плечах.
Теперь раскрытая узкая форточка была ей на уровне груди. Витя просунула туда сперва руки, потом голову и ужом, вниз головой, перебирая руками по раме, скользнула вниз. Ребристое дерево больно проехалось по голеням, обдирая под джинсами ноги, но руки уже упёрлись в подоконник, и Витя мягко кувыркнулась в комнату.
Хорошо ещё, что пол был выстлан толстым, пушистым ковром, он смягчил удар. Но и упав на ковёр, Витя очень чувствительно ушибла плечо.
Сразу вскочила, не оглядываясь, рванула шпингалеты, распахнула окно.
Стремительно сиганул к ней Андрей, обернулся к Федьке.
— Давай на свой пост, живо! — приказал он.
Жекете нехотя, ворча, побрёл на улицу.
* * *
Первым делом Витя и Андрей внимательно огляделись. Комната была просторна, мебели мало, и расставлена она со вкусом, как показалось Вите. В такой комнате, наверное, приятно было жить.
В неё вели две двери. Одна была заперта, другая соединяла комнату с ванной.
В ванной у стены стояло несколько толстых потемневших досок, на внешней доске тускло мерцала позолота, еле угадывалось чьё-то лицо. Это были иконы.
В углу на стуле стоял пузатый саквояж.
Головы не было.
Снова зашли в комнату, внимательно огляделись. Андрюха раскрыл платяной шкаф, осторожно, стараясь ни к чему не прикасаться, осмотрел его — нету. Нет богини, и всё тут.
А больше в комнате и прятать-то было негде.
Андрей решительно прошёл в ванную, приподнял саквояж.
— Тяжеленный, — сказал он и расстегнул застёжку-молнию.
На самом верху, завёрнутая в прорвавшуюся во многих местах газету, лежала голова.
Андрей развернул газету, и Витя тихо ахнула.
Ничего похожего на голову античной богини. На ребят глядело страшное, грубо вылепленное из гипса, безглазое лицо — разинутый рот, вместо волос — толстые, извивающиеся змеи.
— Медуза-Горгона, — угадала Витя.
— Фу! Страшенная-то какая! — прошептал Андрей.
— Она вообще-то и должна быть страшной, — сказала Витя, — все, кто на неё глядели, от ужаса превращались в камень.
— Ну, мы-то не превратимся, — усмехнулся Андрей, — может, потому, что слишком она новенькая — вон гипс ещё сыроватый. — Он непочтительно колупнул ногтем нос Горгоны.
И в этот миг раздались два пронзительных свистка с улицы.
От неожиданности Андрей уронил Медузу-Горгону на кафельный пол.
Раздался глухой удар — и страшная Горгона раскололась, как скорлупа ореха, а под ней, как прекрасное ядро, открылось задумчивое, живое, неповторимое лицо античной богини.
— Вот она! Он её замаскировал этой дрянью! — вскрикнул Андрей.
А Витя опустилась на колени, бережно взяла в руки мраморную голову, покрытую чем-то жирным, чем-то вроде вазелина.
«Это чтобы гипс не прилип», — успела подумать она.
И в тот же миг с треском распахнулась дверь. Ребята оглянулись.
В дверях стоял разъярённый Аркадий Витальевич. Лицо его было багрово, волосы растрепались, здоровенные кулачищи медленно сжимались и разжимались.
— Ну что, гадёныши, пронюхали? — прохрипел он.
Втянув голову в плечи, целясь ею в живот Лохматого, метнулся вперёд Андрей. И тут же от жесточайшего удара с грохотом полетел в угол, затих там.
Витя осторожно положила мраморную голову на стул, вытянулась в струнку.
— Вот так «покровитель искусств»! — звонко сказала она. — Вы просто подлец. И не очень-то расходитесь, сюда едет мой отец. И не один.
Аркадий Витальевич вздрогнул, резко обернулся к ней. Он побледнел.
Витя чувствовала, что лицо её горит. Кровь дробными молоточками стучала в висках.
— Вы подождите немного, он скоро будет здесь.
— Нет уж, дудки, ждать я, простите, мадемуазель, не могу, — сквозь зубы проговорил Аркадий Витальевич.
Он разом обхватил все доски икон, вынес их в комнату. Витя взяла голову, прижала к груди.
— Не отдам! — крикнула она.
Но «покровитель искусств» молча рванул богиню, сильно оттолкнул Витю, и она полетела прямо на Андрея. Тот стонал.
— Посидите, голуби, тут. Некогда мне с вами возиться!
И Аркадий Витальевич вышел из ванной.
Витя тут же вскочила, с разбега бросилась на захлопнутую им дверь. Бесполезно.
Поднялся, покачиваясь, Андрюха; под глазом его растекался здоровенный фиолетовый синяк.
— Вот и добыли голову сами, — горько прошептал он.
И тут они услышали голос Федьки.
Тот вопил во всю мочь:
— Здесь он! Здесь, собака! И ребята там, Константин Николаич!
В комнате что-то загрохотало, резко хлопнула какая-то дверь, и буквально через минуту затряслась другая — в ванную, Витин отец так рванул её, что чуть с петель не сорвал.
Он бросился к ребятам, ощупал их, и тут впервые Витя увидела у своего отца смертельно перепуганные глаза. За его спиной стоял внешне спокойный, собранный Станислав Сергеевич.
— Где этот тип? — спросил он Андрея.
— Убежал. Через эту дверь, наверное, — проворчал Андрюха и показал на вторую дверь в комнате. Он старался повернуться к отцу так, чтобы не видно было подбитого глаза.
В распахнутое настежь окно влезли два милиционера, за ними — печальный Жекете.
На полу лежали упавшие иконы, на столе — прекрасная голова античной богини.
Видно, «покровитель искусств» решил, что собственная шкура дороже.
— А я ведь вспомнил этого типа, — сказал Витин отец. — Он сильно постарел, но ещё на вокзале показался мне знакомым.
— Капитан, — обратился Станислав Сергеевич к одному из милиционеров, — надо перекрыть все выходы из города. Здесь орудовал старый рецидивист. Мы его знаем. С сорок шестого года знаем. Я с Генкой, то есть с Геннадием Савельичем, разговаривал, он и напомнил, что это за тип.
Капитан присвистнул.
— Сделаем, — деловито сказал он и тут же исчез вместе с напарником. С ними исчез и Станислав Сергеевич.
— Что же ты не задержал Лохматого? — спросил Андрюха у Жекете.
Федька нахмурился.
— Он на такси приехал и сразу увидел раскрытое окно. Я только свистнуть успел. Он и дверь отпирать не стал, в окно прыгнул. А я домой со всех ног. Я же знал, где сейчас Константин Николаич. Вот привёл…