– Уж ты, Уильям, лучше других должен знать, как строилась железная дорога – на спинах рабочих, которым платили копейки. Они рисковали жизнью за доллар в день. И даже за меньшее, если не были белыми.
– Все равно, – упрямо сказал Уилл. – Отец был одним из этих рабочих. Он не допустит, чтобы с ними плохо обращались в его собственном поезде.
Упоминание отца сразу же лишило Уилла терпения.
– Я подумал… Отсюда я и сам могу добраться.
Марен изумленно поглядела на него.
– Что ты имеешь в виду?
– Вам я не нужен. Я мог бы сам добраться вперед.
– Но мы так не договаривались!
Мистер Дориан спокойно посмотрел на мальчика.
– Я бы не советовал, Уильям. У тебя нет ни билета, ни паспорта, чтобы пройти между вагонами. Они тебя не пропустят. А даже если бы и пропустили, можешь не сомневаться – люди Брогана следят за нами. Мне сдается, он уже говорил с Друри, а возможно, и с другими проводниками. Они ищут убийцу и донесут Брогану обо всем подозрительном. Безопаснее тебе подождать, пока мы вместе не доберемся до первого класса.
– Осталось всего две ночи, Уилл, – напомнила ему Марен, она была по-настоящему встревоженной. – С нами тебе безопаснее.
Закусив губу, Уилл опять оглянулся на дверь. Что, если Броган попробует выкрасть ключ у отца и случится драка? Отец был силен, но хорошо ли он работал кулаками? Тем более против ножа… В своих историях он говорил, что разнимал множество драк. Раз уж смог три года выжить на строительстве дороги, то сможет и противостоять такому, как Броган.
– Хорошо, – сказал Уилл, оторвав взгляд от двери.
Он все еще волновался за отца и трепетал от предстоящего выхода на сцену. Никогда в жизни он не делал ничего подобного. В школе, когда ему нужно было выступать перед классом, он отчаянно переживал, а когда наступал этот день, чувствовал такой ужас, выходя перед другими учениками, что боялся упасть в обморок. Все нужные слова и мысли вылетали у него из головы.
– Все пройдет замечательно, – прошептала Марен, будто читая его мысли. – Ты больше не Уилл Эверетт. Ты совершенно другой человек. Это самое прекрасное в представлении – на сцене не ты. Там кто-то, кто имеет изумительные навыки и власть, о владении которыми ты даже мечтать не мог.
На мгновение Уилл опять почувствовал свободу обладания телом, которое было не совсем его.
– Тебе понравится, – пообещала Марен.
Броган легко шел вперед по крышам вагонов. Эта постоянно движущаяся, трясущаяся дорога была его территорией, и ему были знакомы все ориентиры на пути. Несмотря на хромоту, он двигался с уверенностью горного козла.
Хромал он не в результате взрыва при укладке рельсов. Он годами работал на прокладке дороги. Вокруг него погибали постоянно, особенно китайцы, но он был как заговоренный. Он был лучшим подрывником и оставался невредим до самого последнего дня, когда сасквоч схватил его за ногу и швырнул в пропасть. Броган должен был погибнуть, но на уступе скалы оказался куст, в который он вцепился и у которого остался стоять, невидимый, пока не миновала опасность. Тогда он вскарабкался обратно и похромал через горы начинать новую жизнь. Нужно было лишь взять новое имя.
Броган не знал, в поезде мальчишка Эверетт или нет. Была вероятность, что он все же свалился с крыши той ночью. Одно Броган был точно уверен, что обратно в вагоны цирка он возвращаться не собирался, по крайней мере пока там сидел этот сасквоч. Он мало чего боялся, но от этих монстров его прямо передергивало.
Но все это было неважно. Был ведь и другой ключ. Пьяный дурак охранник проболтался об этом.
Добравшись до переднего начала первого класса, Броган спрыгнул вниз, на платформу. Кондукторам не положено было заходить в вагоны первого класса – слишком уж плохо они были одеты, – но ему не нужно было много времени.
Он вошел в роскошный вагон и просунул голову в офис стюарда. Там было пусто. На стене висела доска с ключами от купе, каждый из которых был аккуратно помечен для рейса. Заметил на одном метку ЭВЕРЕТТ, Броган снял его. Купе было первым по коридору, и через пару секунд он уже оказался внутри.
Он прислушался, но не заметил никакого движения наверху. Броган подошел к конторке и начал выдвигать ящички, перебирая бумаги. Проверив все поверхности, полки и закутки, он обыскал гостиную, затем второй этаж. Большая спальня выглядела нежилой, но он все равно безрезультатно проверил все ящики. В спальне мальчика ему тоже не улыбнулась удача.
В ярости Броган захотел переколотить все, что было в комнате, и с минуту успокаивал дыхание. Джеймс Эверетт, должно быть, держал единственный оставшийся ключ при себе. Он вышел, оставив комнату такой же, какой нашел ее, покинул вагон и залез на крышу.
Его задумка, похоже, становилась более кровавой. Но обратного хода уже не было.
Новый план складывался в его голове все стройнее с каждым шагом его длинного пути назад.
Уилл посмотрел сквозь щель в занавесе.
«Бесконечный» снова двигался, и со всеми пассажирами, вернувшимися на борт, вагон казался набитым до отказа. По обе стороны от импровизированной сцены люди сидели на полу, на коленях и на плечах друг у друга и свешивались с опасно прогибавшихся полок.
На сцене стоял мистер Дориан, который только что загипнотизировал парня, чирикавшего теперь, как птица. Толпа оглушительно хохотала.
Уилл снова задвинул занавес и сглотнул.
– Все в порядке? – прошептала Марен.
Он кивнул. Разговаривать не хотелось. Он должен был просто нарисовать четыре портрета, но его подташнивало от волнения. Он нашарил у себя в кармане зуб сасквоча и погладил его неровную поверхность.
– Я там все время буду рядом с тобой, – сказала Марен и сжала его руку.
На мгновение ее прикосновение отвлекло его от тяжелых мыслей, но тут мистер Дориан объявил его выход:
– А сейчас, дамы и господа, вы увидите удивительную вещь. Во все времена жили талантливые художники, способные нарисовать портрет, но мог ли кто-то из них нарисовать портрет, не глядя на человека? Молодой господин, которого вы сейчас увидите, родился в Индийском королевстве и много лет шлифовал свой дар. Из публики мы выберем четверо счастливчиков, портреты которых нарисует наш заморский гений. Разрешите представить вам художника-спиритиста Амита!
Уилл не слышал большую часть из этого – слова просто гулко отдавались у него в голове. Марен легко подтолкнула его, он еще раз сглотнул и вышел на сцену. К счастью, у него было только мгновение на разглядывание публики, застывшей в ожидании плотной массы из тел и голов. Уилл обрадовался, когда Марен подвела его к табурету, и сел, глядя в стену.
– Что ж, кто будет первой моделью? – спросил мистер Дориан.
Вагон содрогнулся от рева зрителей.
– Вот вы, господин, проходите вперед, пожалуйста. Встаньте здесь. Правильно, у него за спиной. Теперь внимание. Чтобы удостовериться, что он ничего не видит…
По сигналу Марен показала публике платок. Она прошла у Уилла за спиной, чтобы повязать его на глаза добровольцу.
– Вы что-нибудь видите, сэр? – спросил мистер Дориан.
– Нет! Ничего! – ответил тот с сильным акцентом.
– Теперь завяжите глаза художнику, – велел мистер Дориан. – И позвольте ему начать!
Марен повязала платок на глаза Уиллу, и он снова удостоверился, что мог видеть сквозь него. Девушка вложила альбом и карандаш в его слепо протянутую руку, затем отступила на несколько шагов и остановилась перед ним. Он сосредоточился на искусно пришитых на платье Марен зеркальных блестках, которые складывались в подобие мозаики. Изображение не было идеальным, но его было вполне достаточно. Уилл и Марен заранее договорились о системе. Если он чесал ухо, она должна была повернуться вправо; если топал ногой – влево. Сейчас он видел перед собой лицо мужчины: твердый прямоугольный подбородок, одну густую бровь.
Уилл волновался и боялся, что публика заметит его трясущиеся руки, но тут на помощь пришел его детский трюк. Он в очередной раз представил, что его глаз – это карандаш, и начал рисовать, проводя им по ландшафту из впадин и выступов, накладывая тени тут и там. Понимая, что публика не любит ждать, он работал быстро. Шедевром получившийся рисунок назвать было нельзя, но через минуту мистер Дориан выхватил портрет и показал его публике.
– Ну не удивительное ли сходство? – воскликнул он. Сзади донесся гул одобрения, затем аплодисменты, а потом люди стали напирать вперед, чтобы стать следующими.
Уилл сделал следующий набросок, теперь уже более уверенно. В отражении на блестках Марен он увидел восторженное лицо женщины, получившей в руки свой портрет. Она показала его мужу и детям и даже не захотела складывать лист пополам. Уилл подумал, что она едва ли даже когда-нибудь фотографировалась.
Нарисовав еще два портрета, Уилл вдруг понял, он его номер подошел к концу, и раскланялся под гром аплодисментов. Когда они с Марен скрылись за занавесом, он был так взвинчен, что не мог устоять на месте.
