– Но людей-то зачем пугать? В городке про вас с Шуркой уже невесть что говорят. Осторожней, парень. Любопытство любопытством, а воровская романтика заканчивается тюрьмой.
– Иди, успокой бабушку, – кивнул он наверх. – А то ей такого нашептали, что на тебя можно хоть сейчас уголовное дело заводить.
Анисья Николаевна встретила Леру, вооружённая сковородой, на которой подрумянивался очередной блин. Ароматный запах и сковорода в её руке живо напомнили Лере миноискатель и пузатую бомбу, которые приснились ему в сенной пещере. Обстановка в квартире была не менее взрывоопасной.
– Говори, ирод, с какими биндюжниками связался? – подступила к нему Анисья Николаевна, покачивая сковородой с горящим блином.
– Ни с кем я не связался, – насупился Лера.
– А зачем письмо написал поганское?
– Чем же оно поганское? – упёрся Лера.
– А тем, – нахмурилась бабка, – что такими словами ворьё говорит.
– А я при чём?
– Раз ты так пишешь, значит, ты и есть ворьё! А если ты ворьё – место тебе в тюрьме!
Лера от такой логики растерялся.
– Вор ты или не вор?! – грозно наступала Анисья Николаевна.
И так вдруг Лере стало обидно, что родная бабушка ему не верит, что он, ни слова больше не говоря, ринулся в свою комнату, закрылся и заплакал. Плакал тихо, чтобы бабка не слышала. Но той уже было не до внука. На сковородке корчился и дико чадил сгоревший блин.
Помянув недобрым словом воров всех мастей, Анисья Николаевна поспешила на кухню. Тогда Лера достал деньги, которые копил на фотоаппарат, и выскользнул на площадку. Выбежал на улицу и пошёл, куда глаза глядят. Плана не было. Он шагал квартал за кварталом, бездумно глядя перед собой. Только в груди пекло от обиды. Неожиданно в глаза бросился рейсовый автобус и Леру, будто бес в ребро толкнул. Ни на миг не задумываясь, он решил поехать на нём до ближайшей железнодорожной станции, сесть на поезд и махнуть к Шурке в санаторий.
Автобус был заполнен пассажирами едва ли на треть. Заплатив водителю за билет, Лера подсел к окошку. «Хорошо бы стать капитаном, – мелькнула у него мысль, – а Шурке – штурманом и отправиться в путешествие по всем морям и океанам». Тут заурчал двигатель, в железной утробе рейсовой колымаги крякнуло, и поехали за окном заборы, сады и дома одноэтажной Румынии. Последним мелькнул уличный фонарь, в свете которого они когда-то с Шуркой рассекретили чёрно-белую парочку привидений. Далее потянулись однообразные скучные поля.
Лера осмотрел салон. Сзади сидели две женщины, и одна другой с гордостью рассказывала, что едет к сыну в армию, где он второй год служит в воздушном десанте.
– Он у меня упорный, – улыбалась она. – До сержанта дослужился.
– А мой упёртый. Ой, какой упёртый, – грустным шёпотом призналась вторая. – Сколько раз я ему говорила: не пей сыночек, не пей. А ему – хоть бы хны. Вот и допился. Разбил витрину в магазине.
– Вор? – строго спросила мать сержанта.
– Да какой там, – безнадёжно махнула рукой мать пьяницы. – От дождя прятался. Залез в магазин, накрылся пальто и уснул на прилавке. Там милиция его тёпленьким и взяла.
– Хулиган, – определила солдатка. – Сколько дали?
– Три года.
– Что ж так много?
– А заведующая на него полмагазина списала. Люди говорят, машинами добро к себе возила. Вот и вышла ему кража в крупном размере. А он, кроме пальто, ничегошеньки не тронул.
Лера, внимательно слушавший всё это, вспомнил, что ещё перед Новым годом по городку ходили слухи о неслыханном ограблении местного универмага. Он хотел было оглянуться, чтобы посмотреть на мать дерзкого налётчика, но в это время водитель включил приёмник и по автобусу разнеслись свисты и хрипы, сквозь которые уныло пробивался голос свободного радио. Передавали нечто необычное, и Лера прислушался. Диктор с контрабандистским акцентом доложил, что спецслужбами на побережье Чёрного моря схвачен некий Аргонавт, на подземную базу которого напали инопланетяне. «Ёлки-палки, – подскочил на сиденье Лера, – это же они про «нашего» Агронома говорят».
– Вот врут! – обернулся он к тёткам.
– А ты не слушай, – посоветовала мать сержанта.
– Эти журналисты с пьяных глаз чего не придумают, – закивала мать пьяницы.
Тут в разговор вступил сидевший через проход напротив мужчина в кепке с волосами до плеч.
– Зря вы так, – миролюбиво заметил он, слегка заикаясь. – Инопланетяне – это, конечно, никуда не годится. А вот про дело вашего сына расскажите подробно.
И он достал из кармана чёрный аппаратик. «Диктофон, – понял Лера, – для записи разговоров».
Обе матери испуганно покосились на аппаратик.
– Не бойтесь, это вместо записной книжки, чтобы ручкой не писать, – успокоил их длинноволосый.
– Вы, наверное, журналист? Из районной газеты?
– Нет, – улыбнулся он, – из областной.
Мать пьяницы, а за ней и мать солдата, отодвинулись к окну подальше.
– А зря, – расстроился журналист. – если всё так и было, то сына вашего в тюрьме держать не за что. Разбитая витрина – это мелкое хулиганство плюс возмещение стоимости разбитого стекла и штраф.
На станции Лера взял билет до Минска и, обойдя стороной беседующего с женщинами длинноволосого журналиста, забрался в полупустой вагон электрички. Тревога внезапно охватила Леру. Обида давно улетучилась, и он мало-помалу стал понимать, что сам кругом виноват. Надо было бабушке сразу всё рассказать, а он упёрся, как баран. И, пожалуй, напрасно он ушёл из дому и едет неведомо куда. ещё неизвест но, где на самом деле эта «Лесная сказка». Евтух Васильевич мог запросто что-нибудь напутать. И бабушка вся изнервничается. Последнее больше всего пугало Леру. Увы, в ответ на эти беспристрастные и честные мысли, словно бес шептал ему на ухо. «Не ехать же обратно? – ворковал он. – Полпути пройдено. Беглецам назад дороги нет. Вернёшься – и тогда ты слабак. Бабка тебе в жизни не поверит». И Лера сидел, и мучился, и тоска грызла его, и хотелось бежать обратно, и не было сил. Поэтому, когда электричка тронулась, он даже вздохнул с облегчением: – «Всё. Теперь, действительно, отступать некуда».
На очередной остановке перед ним уселся подвыпивший мужик и затравленно уставился в окно. «Наверное, к врачу зубному едет, – решил Лера. – Раскачивается, точно как Шурка, когда у него клык ныл». Мужик заметил, что Лера его рассматривает, и повернул голову.
– Ужасно, да? – спросил он.
Лера испугался, а вдруг сумасшедший. Но мужик дружелюбно взмахнул рукой.
– Ты не смотри, что я это, – тут он щёлкнул себя пальцем по горлу. – У меня, видишь ли, тоска.
И он вновь уставился в окно. А потом вдруг приблизил своё лицо к лицу Леры и заговорил торопливо, словно боялся, что тот его не дослушает и перебьёт.
– Видишь ли, – говорил он, – влюбился я тут в ресторане, семь лет назад. Валечка, официантка! – воскликнул он шёпотом и поднял со значением палец. – Но какая! Прелестное создание. Отчаянно влюбился. А у меня жена, две дочери на выданье. А я, как мальчишка. Она моложе меня, понимаешь, очень. Но я на всё рукой, – тут он махнул отчаянно пятернёй, – и в омут с головой. Ну, вот…
Мужик споткнулся на слове и задумался. Посмотрел на Леру, будто впервые видел и снова уставился в окно.
– А что дальше? – напомнил заинтригованный Лера.
– Дальше совсем плохо, – меланхолично ответил мужик. – Родила моя прелесть мальчика. Игорьком назвали. Я чин по чину признал официально его сыном. А Валечка говорит: бросай свою старуху, жену то есть, и на мне женись. А я не могу. Мы с женой двадцать пять лет вместе прожили: в горе, в радости. Я её тоже по-своему люблю, и дочерей люблю. И Валечку с Игорьком. Как быть? – посмотрел он в упор на Леру.
Лера пожал плечами.
– Вот и я так, – продолжил мужик. – Семь лет езжу из Минска в этот райцентр. Навещаю. Деньги, продукты привожу. А тут…
И он опять закачался, и Лера почувствовал, что мужик вот-вот заплачет.
– Заболел кто?
– Хуже, – с трудом сглотнул мужик. – Исчезло моё прелестное создание. Упорхнула Валечка с новым ухажёром.
– А Игорёк?
– Бросила у деда с бабкой. А те сиротинушкой его называют, грозятся в интернат сдать.
– На электричку вот провожал, – утёр слезу мужик. – Так говорит: папочка, я не хочу быть сиротой. Забери меня в Минск. Я твоей тёте – это он про жену мою так – буду во всём помогать.
Услышав это, Лера едва сам не заплакал. Вспомнил, что и он без родителей один-одинёшенек при старой бабушке.
– А вы сами без папы-мамы жили?! – вдруг спросил он зло и звонко, и не дожидаясь ответа, выпалил: – Знаю, что не жили! А то бы вы сразу его к себе забрали. Знаете, как трудно маленькому одному? Знаете?! Ничего вы не знаете! Когда тебя бьют, а тебе даже поплакать не с кем. Другие пацаны с отцами на рыбалку едут, в грибы, на работу отцы их берут, а ты даже не знаешь, какое у тебя отчество. Сволочи вы все, только про свою шкуру думаете!
