12
Трактор пересёк городок и выехал на окраину. Всю дорогу Лера только и делал, что вжимался в тюки. Не хватало, чтобы на улицах в него тыкали пальцами. К тому же, на ухабах трясло немилосердно, и он справедливо опасался быть сброшенным. Наконец, прицеп остановился. «Сейчас тракторист отойдёт, и я незаметно слезу», – решил Лера. И вправду, водитель трактора соскочил наземь, но не ушёл, а откинул левый борт и вновь забрался в кабину. «Это ещё зачем?» – замерло у Леры сердце от дурного предчувствия. Подтверждая его опасения, прицеп вздрогнул, застонал и стал медленно крениться набок. Лера вскочил на ноги. Прыгать с такой верхотуры смерти подобно – ноги переломаешь. А если на кабину? Раздумывать не приходилось, вот-вот тюки соломы, а вместе с ними и он, ухнут вниз. И Лера прыгнул.
Грохот в кабине трактора был таков, что тракторист едва папиросу не проглотил, которую намеревался прикурить. Следом за лобовым стеклом перед ним возникли две ноги в обшарпанных кроссовках. С крыши на капот, а с капота на переднее колесо шустро перебрался неизвестный подросток.
– Эй! – окликнул его тракторист. – Ты откуда взялся?!
– Оттуда, – ткнул Лера пальцем вверх и бросился бежать.
Ошеломлённый мужик глянул в небо. Там среди разрывов лёгких облаков в далёкой синеве двигалась серебристая чёрточка сверхзвукового самолёта.
Возвращаясь домой, Лера пребывал в недоумении. Он никак не мог понять, по какой причине санитарка с санитаром так усердно гоняли его по всему больничному садику. «Может, у них учения идут? – гадал он. – Как у Ильфа и Петрова в «Золотом телёнке», когда в городе Черноморске объявили газовую атаку и хватали всех подряд, кто без противогазов».
Проходя мимо двора участкового дяди Вани Безручко, Лера увидел за распахнутой дверью веранды самого хозяина. Милиционер сидел за столом и что-то аккуратно записывал в толстую тетрадь. Лера нерешительно толкнул калитку.
– Здоров, Валерка! – увидел его Безручко.
– Здравствуйте.
– Ты зачем?
Лера в раздумье почесал за ухом.
– Дядь Вань, – наконец, отважился он. – У нас в городе какие-нибудь учения идут?
Участковый отложил ручку.
– Никаких.
От возмущения Лера едва не задохнулся.
– А чего ж они, – начал он и перевёл дух. – Чего гоняют? И хоть бы за что! А то за просто так! Нарушение прав ребёнка!
– Это ты о ком? – внимательно всмотрелся в его лицо участковый.
– Да санитары в нашей больнице. Я к другу пришёл, а они за мной бегают и ещё тапочками бросаются.
– Во, – нагнул голову Лера, – видите?
Дядя Ваня пощупал затылок и обнаружил вздутие.
– Кто тебя так?
– Да тётка Фрося из инфекционного отделения. И ни за что!
– Точно? – прищурился милиционер. – А то, может, ты порядок какой медицинский нарушил?
– Да честное слово.
– Ладно, – улыбнулся лейтенант. – Разберёмся.
Взяв ручку, он записал в тетради: «Больница». «Тетрадь секретная, милицейская», – смекнул Лера и отвернулся из вежливости. Стал рассматривать корешки книг на полке. Название одной брошюры его заинтересовало особо.
– Словарь воровского жаргона, – прочитал он и вытянул книжицу.
Вспомнив бандитскую рожу лысого деда, Лера тотчас пришёл к мысли, что письмо с шифровкой на таком языке в палате у Шурки поймут без труда.
– А можно почитать? – спросил он. – На пару дней.
Безручко посмотрел.
– Что, в мафию собрался? – удивился он.
– Врага надо знать в лицо, – отшутился Лера и добавил уже всерьёз: – Интересно просто.
– Ну, возьми, – снисходительно разрешил участковый и подмигнул на прощание изумлённому подростку: – Только с самолёта на трактор больше не прыгай.
В тот же день Лера сел за новое письмо. Начал он его так: «Ш. от Л., 4 апреля 1830. Докладываю. В нашей больнице все с ума сошли. Особенно тётка Фрося из твоего отделения. Целый час за мной бегала. У тебя, Шурка, наверное, какая-нибудь особо заразная болезнь. И тебя из-за этого, как в тюрьме охраняют. Не поговорить, даже близко не подойти. Быстрей выписывайся. Пойдём на нашу высоту под крестом. Найдём там золотой корень и вылечим тебя за один день».
Поставив точку, Лера открыл «воровской» словарик и взялся за перевод.
Проснулся Шурка от удара. Нечто легонько стукнуло его по носу и замерло. Он открыл глаза и увидел качающийся потолок. На нём вверху слева чёрным по белому было написано «от В. Стопочкина». Внизу справа «для А. Захарьева». Лишь сев на кровати, Шурка понял, что на носу у него лежал конверт. Судя по всему, бросил его дед Миша. Теперь он стоял рядом и ждал, посмеиваясь, когда Шурка проснётся окончательно.
– Хе-хе, – подмигнул рыжий дед. – Небось, опять от дружка, что под окнами бегал?
– Угу, – кивнул Шурка.
Распечатав письмо, он взялся за чтение.
«В мясницкой все вольтанулись, – было написано там. – А коренная форель – ежёвая маруха Фрося. Полный зик за мной хиляла. Не ласенько ты муровый долбишь кумор. Тебя за тот муровый кумор, как на киче пасут. Не побазарить, даже борт о борт не потереться. По рыхлому выгребайся, поканаем в ништанко гущу, выловим рыжего друга, подлатаем тебя за еный день».
– И что это такое? – удивился Петрович.
Вся палата собралась вокруг Шурки. Дед Стёпа надел очки, покрутил письмо и сунул его деду Мише.
– Да это феня, – заключил он.
– Точно, феня, – согласился тот.
– Вы нормальным языком скажите, – настаивал Петрович.
– Язык социальных низов, – совсем запутал оранжевого лесника Егор.
– Чего? – напрягся Петрович.
– Письмо написано на воровском жаргоне, – пояснил студент. – Это как иностранный язык.
– А почему «феня»?
– Его в старину придумали бродячие торговцы – коробейники, которые называли себя офенями. Специально придумали, чтобы их другие не понимали. Потом офени исчезли, а их язык ворам по наследству достался. Многие слова в нём переделаны из обычных слов. Даже я кое-чего знаю. Например, про один рубль говорили булер. Переставили буквы только и всего.
– Так это ругательства? – предположил Петрович.
– Нет, матерятся обычно те, у кого или с головой не всё в порядке или словарный запас маленький.
– Это как? – заинтересовался Шурка.
– Ну, это, когда человек редко читает. Из-за этого в его голове слов совсем мало. И когда он не знает, как выразить свои мысли, начинает ругаться.
– Одним словом – дебил, – хихикнул дед Миша.
– Просто безграмотный, а иногда умственно слаборазвитый человек, – поправил его Егор.
Дед Стёпа почесал свою лысину и неожиданно всех удивил.
– А я думаю, – заключил он, – что матюгаться начинают из-за болезни души.
– Как так? – взъерошился Миша. – Не может быть?
– Ты вот, бывает, стонешь, когда болеешь?
– Бывает, – кивнул рыжий дед.
– Вот и душа твоя матюгами знаки подаёт, – вывел лысый дед.
– А может, наоборот, – задумчиво посмотрел на них Егор. – Может, душой заболевают оттого, что ругаться начинают?
– Вполне, – отозвался из своего угла Петрович. – Человека, вон, обзови свиньёй – обязательно хрюкнет.
На выходные Лера с бабушкой поехал в деревню, где у Анисьи Николаевны жила младшая сестра баба Дарка. Два дня вместе с деревенской роднёй они сажали картошку. А когда вернулись в город, оказалось, что Шурку уже выписали. Из больницы Лера бросился к нему домой. Увы, друга он не нашёл и там.
– В санаторий его мать повезла, – вышел на стук Евтух Васильевич. – А ты что же в бандиты подался?
– Почему это? – опешил Лера.
– Да вон мать стирала Шуркину рубаху – письмо в кармане нашла нехорошее. В участок снесла. Где ты так по-блатному научился шпрехать?
– У дяди Вани Безручко, – ответил Лера и, увидев, как у Евтуха Васильевича от удивления вскинулись брови, поспешил пояснить: – Словарь я у него брал, воровской.
– Понятно, – кивнул Евтух Васильевич, хотя ему абсолютно ничего не было понятно.
– А письмо такое зачем?
– Для секрета, – понурил голову Лера и спросил тихо:
– А санаторий далеко?
– Далеко, – подтвердил Евтух Васильевич. – Аж в соседней области. «Лесная сказка» называется.
В подъезде своего дома Лера встретил участкового. Дядя Ваня Безручко спускался по лестнице, похлопывая себя по ноге словарём воровского жаргона.
– Привет, парень! – махнул он брошюрой. – Что же ты меня подводишь?
– Дядь Вань, я сегодня вечером хотел вам отнести, – стал оправдываться Лера.
– Да я не о том, – поморщился участковый. – Ты что там с письмом учудил?
– Для секрета, – взялся объяснять Лера.
– Военная тайна, – добродушно улыбнулся дядя Ваня.
– Но людей-то зачем пугать? В городке про вас с Шуркой уже невесть что говорят. Осторожней, парень. Любопытство любопытством, а воровская романтика заканчивается тюрьмой.