— Стой! А это что? — Лоуви указала на край тропы.
Я нажал на тормоз, нагнулся вперед, сощурился.
— Какое-то мертвое животное.
Мы соскочили с электромобиля и пошли с фонариком посмотреть.
— Мертвый кролик. — Я осторожно подтолкнул безжизненное тельце кончиком кроссовки.
— Вернее, то, что от него осталось, — уточнила Лоуви.
Мы аккуратно переступали через куски мяса, клочки шерсти и капли крови рядом с трупиком.
— Койот, — прошептала Лоуви.
Тут вдруг включилась рация — мы так и подскочили.
— Народ. Давайте сюда. Народ! — звал Мейсон, голос у него был испуганный. — Вы где? Давайте сюда. Прием!
Я подбежал, схватил рацию из держалки в машине, нажал кнопку.
— Мейсон! Слышим тебя. Прием.
— Мне кажется, тут койот, — прошептал он. — Я слышал лай и даже вой. Он близко. Вы где там? Прием.
— Мы рядом. Будем минуты через две. Прием.
— Понял. Сторожу его в конце подмостков. Прием.
Мы с Лоуви запрыгнули в тележку. Я надавил на газ, мы помчались. Пронеслись по помосту, резко затормозили у беседки — из-под шин летели гравий и куски ракушек. Спрыгнули и помчались на берег, к Мейсону.
Тут вдруг на весь океан прозвучал его вопль:
— На помощь!
Лоуви закричала:
— Мы здесь, Мейсон!
Мы еще прибавили ходу — ноги вязли в песке. По песку плясал свет от налобного фонаря Лоуви. Я увидел Мейсона — стоит неподвижно, раскинул руки.
— Мейсон! Что… что такое? Что случилось? — окликнула его Лоуви.
— Койот! — Мейсон указал вперед дрожащей рукой. — Вон там! Смотрит на меня! Я не могу пошевелиться.
Лоуви резко затормозила в паре метров у него за спиной. Я врезался в нее.
— Вижу! — произнесла она громким шепотом.
— Где? — спросил я. Я пыхтел и лихорадочно оглядывался в поисках… сам не знал чего.
Лоуви указала на темный кустарник дальше на дюнах. Я прищурился, наклонился вперед и вроде бы тоже увидел. За высокой травой вырисовывался силуэт койота. В тусклом свете видно было плохо, но я разглядел, что он тощий и лохматый. Кровь отхлынула у меня от лица, и все волоски на теле встали дыбом.
— Что будем делать? — спросила Лоуви.
Мейсон, не поворачивая головы, произнес громким шепотом:
— Отступаем.
— Ладно. Заходи нам за спины. Очень медленно, — скомандовал я тихо. — Главное, его не напугать.
— А может, лучше орать и визжать? — предложила Лоуви.
— У нас же ничего нет с собой! На счет «три» делаем шаг назад. А потом закричим и вместе побежим к беседке. Ясно?
Мейсон кивнул. Я почувствовал, как Лоуви крепко сжала мне локоть.
Мейсон сделал шаг назад.
Животное сделало шаг вперед.
Мейсон сделал еще шаг.
Животное тоже сделало шаг. Потом еще и еще — пока Мейсон не остановился.
— Не выйдет! — крикнул Мейсон. — Он хочет меня съесть!
Сердце у меня так и бухало от страха. Все наши планы вдруг показались ужасно глупыми. Это же настоящая опасность. Что делать?
И тут я вспомнил одну историю: мы с папой гуляли по парку, и к нам подбежала какая-то облезлая собака. Она нагнула голову и угрожающе зарычала. Я хотел убежать, но папа велел не поворачиваться к ней спиной. «Не показывай страха», — сказал он. А потом замахал руками и громко, в полный голос, заревел. Собака убежала.
Я набрал полную грудь воздуха и вскинул руки. Замахал ими, зарычал, как настоящий монстр. А потом крикнул друзьям:
— Бегите! Бегом, в беседку!
Мейсон повернулся и помчался по пляжу. Лоуви бежала с ним рядом.
Когда они сорвались с места, койот насторожил уши. А потом потрусил ко мне. В руке у меня по-прежнему был фонарик. Когда животное приблизилось, я шагнул к нему с очередным громким рыком, швырнул в него фонариком. Промахнулся. Койот остановился, принюхиваясь.
Я повернулся и бросился наутек, сжав кулаки, отчаянно работая руками. Ноги зарывались в песок. Бежал я быстро.
Но и койот тоже. Он гнался за мной по пятам.
Мейсон с Лоуви уже вскочили в беседку, гремели кастрюлями, трясли банкой с монетами — шум стоял жуткий.
— Быстрее! — крикнул Мейсон.
— Давай, Джейк! — поддержала его Лоуви.
Я мчался так, что казалось: грудная клетка сейчас лопнет. Мейсон стоял у двери и держал ее открытой. Освещал фонариком мне дорогу. Я влетел внутрь, захлопнул дверь. Мы стояли, глядели друг на друга, выпучив глаза, и старались отдышаться. По лицам струился пот.
И тут — бабах! Койот встал на задние лапы и ударил передними в решетку. Мейсон с Лоуви с криком бросились в дальний конец беседки. Я развернулся и зарычал, стараясь, чтобы вышло очень свирепо. Посветил койоту фонариком прямо в глаза.
— Гр-р-р-р-р! — рыкнул я хриплым и злобным голосом.
А койот… почему-то не стал рычать мне в ответ. Или скалить зубы. Он не царапал решетку когтями. Он вообще не выглядел злым или страшным. Он лизал решетку и поскуливал.
Я, ничего не понимая, замолчал, подошел поближе, всмотрелся в темноту. И тут же заметил одну вещь.
— Джейк, иди сюда! — испуганно крикнула Лоуви. И снова затрясла жестянкой с монетами.
Мейсон подбежал ко мне — он целился в койота из водяного пистолета.
— Джейк, в сторону! — И он хотел уже было пустить струю воды с уксусом.
— Эй, погоди! — Я положил руку на пистолет. — Гляди! У него ошейник!
Мейсон слегка опустил пистолет, в глазах у него читалось сомнение. Он явно был готов отскочить в сторону.
— Что-что у него?
— Ошейник! Разве у койотов бывают ошейники?
— Может, ему биологи надели, — предположила Лоуви из угла. — Они так отслеживают диких животных.
Животное заскулило, а потом уселось перед дверью. В тишине было слышно его громкое дыхание.
Я посветил фонариком в его сторону. В ярком свете стало видно черно-белую круглую мордочку. Мокрый черный нос. Висячие уши.
Лоуви неуверенно подошла поближе.
— Ребята, — сказал я, не скрывая изумления, — это не койот.
Лоуви подалась вперед и воскликнула:
— Это собака!
— Я ни под каким видом не пущу эту собаку в дом. Она грязнущая! А кроме того, наверняка вшивая и блохастая! — возмущалась Хани.
— Но мы не можем его бросить. Ну пожалуйста… — взмолился я. — Ему некуда деваться.
— И он страшно голодный, — добавила Лоуви. — Мы отдали ему всю свою еду, но он такой худой!
Мы стояли у лестницы в «Птичье Гнездо». Привязали к ошейнику веревку. Выглядел песик действительно не лучшим образом. Размером с маленького лабрадора, довольно симпатичный. Рыжеватый, с карими глазами, шерсть грязная, свалявшаяся, жесткая. Похож на Бенджи из фильма, только покрупнее. И воняло от него как от потных носков.
— Мы его не можем выпустить, — сказал я. — Это жестоко. Вдруг его съест койот? А кроме того, боюсь, он и сам никуда не уйдет. Утром проснемся — а он тут как тут.
— Ну ладно. Пусть сидит на веранде. И только до утра. Но ты и думать забудь, что тебе позволят его оставить. Я позвоню Пожарнику Рэнду — пусть завтра приедет и отвезет его в приют.
Песик прижался к моей ноге. Я погладил его по голове.
Хотя был уже поздний вечер, новость быстро разнеслась по маленькому острову. Приехала соседка, привезла собачий шампунь, поводок, мешок сухого корма. Хани добавила хот-догов и гамбургеров, оставшихся после праздника. Уперла руки в бока и смотрела, как песик уминает угощение.
Ей понравилось, что он дочиста вылизал миску.
— Бедняга. Чуть не умер с голоду, а шкура вся в этих противных колючках колючещетинника. Джейк, сходи принеси мне щипчики из ящика стола.
Песик не тявкал и не кусался, пока Хани выковыривала из его шкуры колючки. Просто стоял смирно. Ну я и сам знал, как от этих колючек больно.
— Очень эти штуки противные, — бормотала Хани, ножницами выстригая их из шерсти. — Мы их называем местью каролинского попугая.
— Чем-чем?
— Каролинский попугай — это такой расфуфыренный попугай, уроженец Америки. Их здесь когда-то были целые стаи. И они очень любили эти колючки… вот эти круглые штуковины. А они такие гнусные — так больно колются. Ай! — Хани вытащила колючку из пальца. — Так вот, мы, люди, полностью уничтожили этих птиц — в частности, потому, что они портили фермерам урожаи. — Она продолжала вытаскивать колючки из шкуры. — Каролинских попугаев больше нет. Вымерли. — Хани покачала головой. — Зато нам остались эти дьявольские семена. Ага, похоже, это последнее.
