— А когда брюхо сводит, это можно? — по-прежнему спокойно спросил рабочий.
Вокруг захохотали. Молодой — картуз на затылке — парень закатывался пуще всех.
— Вот отбрил, это да! — восторгался он сквозь смех. — Чисто парикмахтер!
— Неуместный смех, господа, глупый. Через конституцию, через парламент мы придем к удовлетворению своих экономических нужд, — не сдавался господин в шляпе.
Валентину показался противным этот человек, и мальчик неожиданно для самого себя крикнул:
— У, меньшевик, предатель проклятый, шкура!
Господин опешил, а Валя, сам испугавшись своих слов, юркнул в толпу. Убегая, он услышал дружный хохот. Громче всех смеялся парень в картузе. Он повторял, очевидно, казавшуюся ему остроумной фразу:
— Вот это да, парикмахтер, язви-те!
Валя пробирался в толпе, раздавая последние листовки, спеша туда, вперед, где возвышалась знакомая фигура Андрея.
Мальчик остановился в первых рядах. Митинг начался. Говорил Андрей.
Кто-то тронул Валентина за руку. Он оглянулся. Это была Вера. Лицо ее слегка побледнело.
— За углом казаки, — прошептала она. — На конях, с нагайками приготовились…
— Сволочи! — прошептал мальчик. Ему стало немного жутко. Он поискал глазами Степана. Парень оказался близко. Валентин протолкался к нему.
— Степа! Казаки там, за углом, Вера сказала.
— Понятно! Мы ждали, — Степан подошел к одному из дружинников, шепнул что-то, тот молча кивнул головой. Валя видел, как Антипов подошел еще к нескольким. И все они молча кивали головами и пробивались сквозь толпу в задние ряды.
Вдруг мальчик почувствовал, как толпа неожиданно шарахнулась вперед, выбросив его почти к са́мому оратору. Он даже не понял сразу, что произошло, но сейчас же услышал голос Андрея.
— Товарищи, спокойно! Казаки только угрожают. Они не посмеют тронуть нас. Там есть, кому встретить их. Организованно пойдем сейчас на станцию.
Это подействовало на толпу. Люди успокоились. Снова поплыли вперед знамена.
Валентин не сдержал любопытства. Он вскочил на стол, где только что стоял Андрей, и поглядел поверх моря людских голов.
В хвосте колонны, около последних рядов, гарцевали казаки. Горячие кони плясали на месте. Казаки, в фуражках набекрень, трясли курчавыми чубами и размахивали нагайками, не решаясь, однако, напасть. А колонна, становясь все более стройной, не спеша уходила. В последних рядах шагали боевики. Держа руки в карманах и время от времени оглядываясь, они, однако, не теряли равнения, шли плечо к плечу, как бы плотной стеной охраняя идущих впереди.
От головы колонны, где пламенем трепетали знамена, снова и снова докатывалась песня.
Валя, соскочив со стола, бегом догнал приятелей.
Пришли на станцию. Казаки не отставали: за железнодорожной канавой они спешились и почти вплотную подошли к остановившейся колонне, но никто, казалось, и внимания на это не обращал. Митинг, прерванный на Ярмарочной площади, возобновился Народ удобно расположился на насыпи.
Да и сами оренбуржцы уже без злобы, скорее с любопытством, ловили слабо долетавшие до них слова ораторов и изредка, пользуясь тем, что есаул подал команду «вольно», перекидывались словами.
— Чешет, как по писаному, — сказал молодой рябой станичник.
— Привык брехать, — проворчал стоявший рядом дородный, краснолицый, с большими усами казак. — Вот ужо попадет мне, начешу я ему.
— Закурить бы, — мечтательно протянул его сосед, молоденький, с ухарским чубом…
…В это время неожиданно вдали показался паровозный дымок, а через несколько минут стало слышно, как гудят рельсы. Толпа оглянулась. Замолчал оратор. К станции приближался пузатый, длиннотрубный паровозик, надсадно пыхтевший на небольшом подъеме. Откуда в момент всеобщей забастовки мог взяться поезд? Что он вез? Быть может, из Кургана ехали забастовавшие железнодорожники, чтобы помочь, если надо, челябинцам?
Недоумение возросло, когда вдруг из остановившегося поезда стали выскакивать солдаты и тут же на полотне выстраиваться. Были они с винтовками, скатками на плечах. Стояли молча, замерев с ружьями у ноги. Штыки, матово поблескивая на солнце, торчали, словно редкая изгородь. Наступила напряженная тишина.
Через несколько минут к группе офицеров, стоящих впереди строя, подошел невысокого роста, плотный, седоусый полковник. Он выслушал рапорт командира вновь прибывающего подразделения и, козырнув, направился к толпе.
— Господа! — хриповатым басом проговорил полковник. — Предлагаю вам разойтись, иначе вынужден буду применить силу.
Толпа молчала и не двигалась.
— Я жду, господа! — повысив голос, повторил он.
Валя почему-то думал, что толпа, как всегда, ответит криком и свистом. Он даже подмигнул Николаю и Дмитрию и приготовился выкинуть что-нибудь этакое позамысловатее, свистнуть разбойным посвистом, закричать, заулюлюкать. Но толпа по-прежнему молчала, и это молчание было страшнее всяких криков. В нем чувствовался накал, дошедший до предела, упорство, решимость не уступать.
Это, должно быть, почувствовал и полковник. Он постоял несколько секунд, затем круто повернулся и сделал шаг по направлению к офицерам. Навстречу ему торопливо шагнул поручик. Не доходя до солдат, полковник как-то излишне торопливо махнул перчаткой. Послышалась команда. Нудно затрещал барабан, шеренга солдат дрогнула, ощетинилась склоненными штыками и, грузно шагая, медленно двинулась на толпу.
Толпа стояла не двигаясь. Солдаты шли. Народ замер. И вдруг чей-то женский голос истерически закричал:
— Запорют! А-а-а-а!
И толпа хлынула вниз с насыпи стремительным, неудержимым потоком. Началась паника. Люди кричали, бежали что есть силы, падая и опрокидывая друг друга. Кто-то сбил с ног Механика, но мальчик проворно вскочил и побежал с насыпи, перепрыгивая через упавших.
Однако паника прошла так же неожиданно, как и началась. Сбежав, люди остановились. А с насыпи спокойно спускались дружинники, как всегда, ровным строем. Они готовы были принять на себя удары солдатских штыков, готовы повернуться в любой момент и вступить в неравный бой. Но солдаты больше не наступали. Увидев, что народ побежал, полковник снова махнул перчаткой, раздалась команда, к солдаты остановились, приставив винтовки к ноге.
На этот раз демонстрация была разогнана. Но не надолго. Как огонь в сухом сене, исчезая в одном месте, вспыхивает в другом — так и толпа, рассеянная у железнодорожных путей, через некоторое время собралась уже у здания железнодорожного собрания. Нужно было во что бы то ни стало выработать требования и предъявить их администрации. Андрей, Степан, Данила и еще несколько человек посовещались.
Ребята увидели, как десятка два дружинников направились в сторону станции, а Андрей крикнул:
— Товарищи, прерванный митинг будет продолжаться.
Все на площадь.
И толпа двинулась на соседнюю площадь.
Ребята оглянулись. Казаков не видно. Их, должно быть, сдерживают дружинники.
Но вдруг впереди раздался крик. Навстречу демонстрантам из переулка на рысях вылетел новый отряд казаков. Народ заметался. Сзади, прорвав цепь дружинников, вылетела, еще полусотня. Толпа шарахнулась и сжалась в плотный клубок. Ребят придавили. Где-то высоким, надрывным голосом вскрикнула женщина. Валентин увидел, как невдалеке от него, прямо в толпу врезался верховой. Он взмахнул нагайкой, и в воздухе пронесся крик боли. Еще мгновение, и крики послышались со всех сторон. Люди бросились в разные стороны, пытаясь проскочить мимо казаков.
«Как хорошо, что девочки ушли», — подумал Валя к вдруг почувствовал, что на него сзади надвигается что-то, огромное. Он быстро оглянулся и отскочил. Со свистом пропела в воздухе плеть и глухо ударилась о чьи-то плечи. Валентин растерялся. Бежать? Куда? Всюду метался народ, испуганный, растерянный, отыскивая малейшую возможность вырваться из переулка.
— Сюда, сюда, черт! — услышал Валентин и увидел, как Механик бежит мимо него к забору. Валя рванулся вслед за ним и сейчас же увидел Николая. Вот и забор, еще минута — и они все трое по ту сторону забора, во дворе незнакомого дома.
— Ну и влипли! — произнес Митя, едва его ноги коснулись земли. Он был бледен и слегка покусывал губу.
— Чуть не стоптал, гад! — сказал, переводя дыхание, Валя.
— А мне съездил разок по плечу. И фуражку я потерял. — Николай по привычке крепко потер свои рыжие волосы ладонью.
— А что там? — Дмитрий с ловкостью кошки прыгнул на забор. Остальные немедленно последовали за ним.
Картина на площади несколько изменилась. Правда, казаки все еще гонялись за людьми. Многие демонстранты успели заскочить во дворы или, пробежав меж лошадьми, скрыться. Посреди площади чернело несколько человеческих тел, лежали сбитые с ног казачьими лошадьми. Но то, что ребята увидели в дальнем конце площади, заставило их позабыть обо всем остальном. Там стояли, окруженные казаками, Андрей, Степан, Данила и еще несколько человек. У казаков шашки были обнажены. Молодой есаул держал наготове блестящий «смит».
