— А откуда они берутся, эти самые бактерии? — спросил Габи.
— Они живут обычно в воздухе или в воде и поджидают подходящего для них момента. А момент этот наступает обычно тогда, когда человек по какой-либо причине ослабеет. Скажем, от голода, потому что ему нечего есть. Или от бессонницы, потому что ему негде спать, или от холода, потому что ему не во что одеться… Но бывает и другая причина — чисто внутреннего порядка. Желудок, легкие или сердце не справляются со своей работой, и поэтому организм быстро ослабевает. В таких случаях бактерии приходят в неописуемый восторг: «Ага! Пришло и наше время, организм человека ослаб и сопротивляться уже не в силах». И они бросаются в атаку, обрушиваясь на ослабленный, беззащитный организм.
— И человек погибает? — взволнованно спросил Габи.
— Ну нет, — возразил доктор. — В таких случаях организм мобилизует все свои силы и ожесточенно сопротивляется. В бой вступают, например, красные кровяные тельца, от которых у тебя такая красная кровь, и усиленно поставляют необходимый для организма кислород. Белые же кровяные тельца тоже рвутся в бой и уничтожают бактерии-оккупантов. Разгорается великое сражение между войсками сопротивления и оккупантов. Ведь речь идет о здоровье, о самой жизни! Внешне борьба эта почти незаметна. Больной лежит неподвижно в постели, и даже кажется, будто он сдался на милость оккупантов. Однако там, в организме, идет невидимая глазу, но ожесточенная борьба, борьба не на жизнь, а на смерть, в которой обе стороны прибегают и к военным хитростям, и ко всякого рода уловкам. Кровяные тельца иногда…
— Надевают серое пальто и черную шляпу… — вставил Габи.
— Если понадобится, да, — кивнул доктор Шербан. — А почему бы нет? Ведь в конечном счете речь идет о жизни и смерти. Кроме того, на подмогу организму приходит лекарство. Иногда оно бывает горьким, невкусным, и тем не менее оно излечивает, убивая бактерии-оккупантов. И знай еще одно: больной должен напрячь все свои силы, дабы одолеть болезнь. Подобное стремление мы, врачи, называем внутренним сопротивлением. И это самое главное. Ибо если нет в организме кровяных телец в этаких серых пальто и черных шляпах, способных сопротивляться, то никакое лекарство не поможет. Одним словом, если хочешь исцелиться, то надо непременно помогать своим воинственным кровяным тельцам и обязательно пить лекарство, будь оно даже горьким. И помочь в этом может хороший врач. Вот что я хотел тебе рассказать.
Он умолк. Габи затаив дыхание смотрел на него, затем задумчиво спросил:
— Скажите, господин Шербан, а вы хороший врач?
— Во всяком случае, очень хочу им быть и стараюсь делать все, что могу, — серьезно ответил доктор Шербан.
— Тогда я понял все, о чем вы рассказали мне, господин Шербан, — закивал головой Габи. — И еще скажите мне, может ли из меня получиться одно из таких… как их…
— Кровяных телец?
— Да.
— Если ты понял, о чем я тебе говорил, то ты уже стал им, — улыбнулся доктор Шербан.
Но тут в прихожей раздался звонок, и на пороге появилась какая-то женщина. Хочешь не хочешь, а Габи пришлось уйти.
Во дворе дядя Варьяш все еще водил Дюрику по перекладине. Остальные давным-давно уже вышли из своих укрытий и, обступив учителя и ученика, весело их подбадривали: «Ну-ка, еще разок!» Дуци, облокотившись на подоконник, стояла у окна и смотрела во двор. Габи помахал ей рукой: мол, спускайся вниз. Дуци отрицательно замотала головой. Габи хотел было спросить, почему она не может спуститься вниз, но в этот момент к нему подошел Эде и шепотом поинтересовался, как обстоит дело с расследованием. Габи пристально посмотрел на него и, окончательно убедившись, что говорить с Эде о Сопротивлении ни в коем случае нельзя, пустился в пространные объяснения. Он принялся рассказывать ему, будто доктор Шербан проводит опыты над новым препаратом, который будет испытывать на собаке и канарейке. Так что по квартире ходила эта самая собака, а свистела канарейка. Когда Габи пересказал свою хитроумную историю, окно у Комлошей захлопнулось и Дуци исчезла. Потом одна за другой протяжно завыли сирены, но на сей раз возвестили они не о воздушном налете, а о конце рабочего дня на заводах и фабриках. Вскоре пришел с работы отец. Хмурый и усталый, он держал в руке кастрюльку, в которой обычно забирал с собой на завод обед. Габи подскочил к нему и взял у него пустую кастрюльку.
Братья Шефчики тоже вышли за ворота и стали поджидать дядю Шефчика.
Во двор припожаловал какой-то человек в черном котелке и черном зимнем пальто и позвал дворника. Дядя Варьяш поставил наконец на землю Дюрику и, приосанившись, подошел к незнакомцу.
На кухне у Розмайеров глухо зазвенела железная ступка, на втором этаже женский голос затянул какую-то грустную песню, двор заполнился треском и запахом перетапливаемого сала, которое прислали Колбе из провинции.
Все выглядело мирно и буднично, если бы не самолеты в небе.
Габи с задачником в руке уселся на пороге и стал решать задачку, в которой спрашивалось, за сколько дней построят дом десять каменщиков, если один каменщик может построить его за десять дней. Но решить задачку было ему не суждено. И все потому, что, едва он уселся на порог, как мирную тишину нарушили дикие крики. В тот же миг на балкон выскочили братья Шефчики, высунулись из-за двери Ица и Мица, а из окна закричал Дюрика: подождите, мол, его, он сейчас выйдет.
Габи вылетел на улицу. Со стороны Сегедского шоссе, жалобно скуля и подпрыгивая на трех ногах, бежала собака. Следом за ней с криком мчался немец в черной форме. Он размахивал револьвером и, побагровев от гнева, орал, что немедленно прикончит собаку.
Габи понял, что медлить нельзя.
Оглянувшись назад, он увидел, что позади него уже стоят братья Шефчики. Он что-то быстро сказал Шефчикам, и те с диким воем выбежали на улицу, прямо навстречу немецкому солдату. Впереди бежал Петер, следом за ним Янчи и Шани, и, наконец, Денеш, хотя его никто и ни зачем не посылал. Поднимая облако пыли, они во все горло орали:
— Держите вора! Держите вора!
И тут из ворот вдруг выскочил Габи, подхватил собачонку и нырнул под лестницу. Собачонка забилась в угол и перестала скулить.
Братья Шефчики и Денеш промчались мимо немецкого солдата. Тот растерянно остановился, не зная, кто вор и кого из четверых бегущих надо задержать. Когда он наконец опомнился, собака уже исчезла. Тогда он вышел на середину улицы и, размахивая револьвером, коверкая немецкие и венгерские слова, закричал, чтоб ему тотчас же отдали собаку, которую он на глазах у всех убьет, раз она утащила у него сало. Эту собаку, мол, специально обучили воровать. Потом он принялся заглядывать во все дворы, но Габи к тому времени как ни в чем не бывало сидел на пороге и усердно решал задачку, а Шефчики вместе с Денешем куда-то исчезли.
Немецкий солдат так и ушел ни с чем. И тут же из ворот высунулись Шефчики и Денеш.
— Габи! — окликнули они его. — Взял собаку?
— Конечно, взял, — ответил Габи, взглянув на них.
Ребята залезли под лестницу и там увидели свернувшегося клубком белого, пушистого щенка. Янчи Шефчик усомнился было, живой ли он. Но щенок оказался живым и, скуля, лизал левую заднюю лапу; на каменном полу расплылось красное кровавое пятно.
— Наверно, солдат попал ему в лапу, — решил Габи.
Щенок поднял вверх печальные глаза, словно хотел сказать: «Да, именно так и было», — и снова принялся зализывать лапу.
— Надо бы его перевязать, — сказал Шефчик-старший.
Так-то оно так, но кто перевяжет? Дядя Шефчик токарь и ничего не смыслит в медицине, вот если бы понадобилось выточить щенку новую лапу, тогда другое дело. Отец тоже не помощник в таких делах — ведь заводским вахтерам вряд ли приходится перевязывать собакам раны. Остается Тыква, который окончил курсы первой помощи, но разве можно к нему обратиться! Конечно, нет.
— Знаете что? Давайте отнесем щенка к господину Шербану, — предложил Шани Шефчик.
— Ну и дурак ты, Шани! Доктор Шербан не лечит зверей, — возразил Петер.
— Вовсе и не дурак, потому что это не зверь, а щенок, — возразил Шани.
Габи не стал спорить, а молча подхватил скулящего щенка на руки и понес его на второй этаж. Пришлось подождать, так как у господина Шербана кто-то был на приеме. Щенок тихонько и жалобно скулил и изредка лизал Габину щеку. Наконец посетитель ушел, и Габи со щенком в руках вошел в докторский кабинет. Доктор Шербан ни о чем не спросил, а сразу приступил к делу. Габи тем временем рассказал ему историю спасения щенка.
— А как же его зовут? — спросил доктор.
— Я у него спрашивал, да он не говорит, — засмеялся Габи.
— Тогда давай назовем его Пушком. Недаром он пушистый и белый, — предложил доктор Шербан.
— Пушок! Пушок! — крикнул Габи, и, как ни странно, словно услыхав свое имя, щенок вильнул хвостом и лизнул Габи в щеку.
