«Вот это да!» — подумал Вовка, посмотрел на зелёную стену тайги и сейчас же вспомнил деревья, которые видел из окна автобуса.
Дремучий лес и ларёк с квасом?.. Видно, это было что-то не то!
ИСТОРИЯ ВТОРАЯ,РАССКАЗАННАЯ ФЁДОРОМ ПОСЛЕ ТОГО, КАК ПОЕЗД ПРОШЁЛ СТАНЦИЮ С ЯСНЫМ И ПОНЯТНЫМ НАЗВАНИЕМ «ЕРОФЕЙ ПАВЛОВИЧ»
— А эта история произошла позже. Плавал я тогда уже на большом пароходе.
Шёл однажды наш корабль в Индийском океане. Стоим мы с капитаном у борта и видим — плывёт рядом с кораблём рыба. Колючая, как ёж.
Вдруг эта рыба давай глотать воду. Наглоталась, раздулась, как шар, и потеряла всякое управление. Несёт её ветром по волнам прямо на пароход.
Ударилась рыба о борт, да как лопнет! Все стёкла на корабле вдребезги, корабль — в щепки! Всю команду по островам раскидало. Кого куда. Целый месяц собирали…
Вовка понял, что с ними шутят, и взвизгнул от восторга.
— Ещё! — попросил он.
— Хорошо! — согласился Фёдор. — Это всё ерунда. Вот сейчас я расскажу вам про рыбу с четырьмя глазами…
…Мама и Генриетта Николаевна подошли к своему купе и удивлённо переглянулись: из-за двери был слышен отчаянный ребячий хохот и довольные взвизгивания.
Мама открыла дверь. Фёдор почему-то смутился.
— М-да… Вот такие рыбы водятся в Северной Америке. Каждый глаз у рыбы двойной, верхняя половина над водой смотрит, нижняя — в воде…
Мама удивлённо взглянула на возбуждённые физиономии ребят.
Фёдор пробормотал ещё что-то о четырёхглазой рыбе и вышел.
— Что у вас тут было? — с подозрением спросила мама. — Вы оба красные, как помидоры. Возились, наверно?
— У нас были морские враки! — с гордостью заявил Вовка.
Наконец, в вагоне объявили, что поезд прибывает в Комсомольск.
На горизонте блеснула громадная река.
— Амур!
И сейчас же во всех купе загрохали чемоданы. Пошли разговоры о том, как переправляться через Амур.
Одни говорили, что в Комсомольске построен мост, вторые, — что моста нет, а переправа идёт на лодках. Генриетта Николаевна сказала, что читала в книге, как во время войны через Амур шли пешком и под лёд провалилась лошадь…
Поезд остановился на самой окраине города, неподалёку от реки. Рядом высились светлые корпуса жилых домов и торчали тонкие фабричные трубы.
Все пассажиры прилипли к окошкам, разглядывая огромную реку и горы на другом берегу.
Никакого моста через реку не было.
Амур синё и безбрежно горел за окном.
Поперёк реки, прямо на Вовку, шёл странный пароход. Он был очень широкий. Трубы на нём стояли не так, как у всех пароходов — одна позади другой, — а рядом.
На палубе парохода были проложены рельсы.
Пароход приткнулся носом к берегу как раз там, где кончался железнодорожный путь.
К составу подскочил маленький маневровый паровоз.
На пароходе ударили в колокол: «Динь-ди-лень!»
Паровозик оторвал от состава один вагон и покатил его к пароходу.
«Динь-ди-лень!»
Вагон вкатился на пароход.
Стоп!
Следующий.
Второй, третий, — все вагоны очутились на пароходе. Пароход загудел, густо задымил, и переправа началась.
— Как этот пароход называется? — спросил Вовка.
— Железнодорожный паром, — объяснил Фёдор. — Видишь — на том берегу вокзал? Туда и плывём.
Паром шёл, тесня грудью жёлтую амурскую волну как заправский пароход.
Наконец и пристань.
Приехали. Стоп! «Динь-ди-лень!» — вагоны один за другим покатились с парома на берег.
Там их уже ждал новый паровоз. Над его трубой призывно метался голубой дым.
И снова за окном потянулись бесконечные леса. Поезд шёл, редко делая остановки, всё глубже и выше забираясь в горы, торопясь на восток.
Горы были синие, зубчатые. Мелкие — видно дно — реки сбегали с гор, прыгая по камням.
Одна из станций стояла на берегу неширокой реки. Через реку в узкой долблёной лодке плыли две старухи в узорчатых сапогах и с трубками в зубах. Они подплыли к самой станции. Одна старуха купила билет и села в поезд. Вторая осталась в лодке.
— Орочи! — сказал Фёдор. — Здесь их колхоз. Большой!.. А скоро и Совгавань.
И опять поезд шёл через горы, то взбираясь к самым облакам, то спускаясь в долины.
Когда на другой день утром Вовка глянул в окно, за стеклом ослепительными искрами сверкало море.
Это был конец железной дороге. Это была Советская Гавань.
В город приехали к полудню.
Не успели выйти из вагона, как пошёл дождь. Мелкий, как крупа. Нудный-нудный.
Всё равно решили идти.
Фёдор сгрёб чемоданы в кучу, связал ремнём, закинул за спину. Мокрыми, в лужах, улицами направились в порт.
Извилистый залив рассекал город на части.
Город строился. Розовые и жёлтые дома тянулись вдоль дощатых свежесколоченных тротуаров. На окраине дома стояли просто так: без улиц, без номеров, без тротуаров.
Порт был расположен в маленькой бухте, битком набитой пароходами, баржами, катерами.
— Тащу-у-у! — кричал горбоносый буксир, выводя из гавани плоскую, как семечко, баржу.
— У-дарь! У-дарь! — приговаривал паровичок, забивая железной болванкой сваю в грунт.
Чемоданы сложили на берегу около низенького причала.
Фёдор и мама ушли за билетами. Генриетта Николаевна села под навесом читать книгу. Вовка и Лена забрались на причал и стали смотреть, как под причалом в воде ходит настоящая живая рыба.
Дождь моросил не переставая.
Причал был мокрый. На нём замечательно пахло сырым деревом, нефтью и морем. Между сваями бормотала вода. Дно было видно до последней морщинки. На красноватом песке росли чахлые кустики водорослей. Около смятой консервной банки лежал покрытый буроватой слизью сучок.
Вовка поднял с причала прут и ткнул им в сучок.
Неожиданно сучок вздрогнул. Из одного конца у него высунулись пальчики.
Чудеса!
Вовка с Леночкой свесили головы над водой.
Пальчики потянулись вперёд и уцепились за прут.
Вовка пошевелил прутом. Сучок проворно спрятал пальчики.
Живой!
Подвели прут снова.
Сучок зашевелился и пополз. Ближе, ближе. Вот он снова вцепился в прут… Стала видна птичья головка с клювиком. Десять пальчиков росли прямо из головы.
Вовка, не отрывая от воды глаз, двинулся по краю причала к берегу, переставляя ноги на ощупь и ведя за собой прут.
Осторожно… Осторожно… Нога сорвалась, и Вовка рухнул с причала в воду.
Сучок, оставляя за собой клубы чёрной жидкости, стрельнул в сторону.
— Владимир, куда ты? — испуганно вскрикнула Генриетта Николаевна
Леночка свесилась с причала, увидела, что Вовка стоит по пояс в воде, и сообщила:
— Бабушка, он здесь. Он никуда не ушёл.
— Вова, что с твоими штанами? — ахнула, возвратись, мама. — Ты в них купался, что ли? Сейчас посадка, а он мокрый, как курица! Да как тебя можно вести на пароход?
— Он чуть-чуть не поймал рыбу! — гордо заявила Лена и рассказала про живой сучок.
— А-а! Это была не рыба, а каракатица, — догадался Фёдор. — Ничего особенного — морское животное, вроде осьминога и кальмара.
— Безобразие! — не слушала никого мама. — Штаны — хоть выжимай. Сними сейчас же. Пойдёшь на пароход без них.
Вовка вцепился обеими руками в пояс.
— Не сниму.
— Снимай!
— Не сниму.
— Упрямый, злой мальчишка! Простудишься опять — что с тобой делать?
Фёдор, видя, что назревает скандал, поспешил раскрыть свой чемодан. На свет появились чёрные матросские брюки, раза в два больше Вовки.
— Вот, — сказал он. — Вам искать долго. Пускай мои наденет. В мокрых штанах, и верно, нельзя.
Через пять минут двинулись на посадку.
Вовка шёл впереди всех, красный как рак. Из брюк торчала одна его голова. Необъятные штанины развевались парусами.
Подошли к пароходу. Пароход оказался огромным, с чёрными высоченными бортами. Над его палубой возвышались узловатые жёлтые мачты, белая надстройка и широкая труба с красной полосой. На борту золотыми буквами было написано «КОМСОМОЛЬСК».
Когда поднимались по крутой корабельной лестнице — трапу, — Вовке показалось, что в толпе пассажиров мелькнуло бульдожье лицо Кожаного.
Он оглянулся. Конечно, это было ошибкой.
Каюты, в которых они разместились, были расположены все в разных местах.
Маме с Вовкой каюта попалась маленькая, с низким потолком и двумя круглыми окошками — иллюминаторами.
«Иду-у-у!» — заревел пароход и вышел из гавани в море.
В море его сразу же начало качать.
На палубу мама Вовку не выпустила. Начинало темнеть. В иллюминатор ничего не было видно. Крупные капли лениво ползли по стеклу вниз.
Вечером к ним заглянул Фёдор.
— Ну что это за дождь! — пожаловалась ему мама. — Льёт и льёт…
