ту сторону сада.
– Ну, как соседка? – спросил Арчер.
– Жуть, – ответил Оливер. – Прошлой ночью выла на луну, а потом слопала жука.
– Жука?
– Ну, может, не жука, а изюминку, – признал Оливер.
Они открыли высокую зеленую дверь дома номер 377 и вошли. Оливер побежал наверх. Арчер сел на скамейку и стал оглядываться. Дом Булей всегда выглядел так, словно какой-то великан поднял его повыше и хорошенько встряхнул. И еще он чем-то походил на свитера из тех, что вяжут бабушки внукам: рукава длинноваты, подол висит, но теплее нет ничего на свете. Арчеру этот дом нравился. Бабушка никогда не вязала ему свитеров.
В кухне зазвенела бьющаяся посуда. Распахнулась дверь, и из кухни на коврик выскочила мышь. В ее похожих на бусинки глазах светился ужас. За мышью гналась Клер, младшая сестра Оливера. В зубах у Клер торчал недоеденный тост.
– Пвивет, Авчев! – крикнула она и исчезла. Арчер даже не успел ответить.
Из кухни высунулась всклокоченная миссис Буль.
– И чтоб духу этой пакости не было у меня в доме! – кричала она. – И чтоб… ох, Арчер, милый, я и не знала, что ты пришел.
С этими словами миссис Буль постаралась взять себя в руки, однако выглядела все такой же возбужденной.
– Я гляжу, ты промок. Голодный? Кажется, голодный. Хочешь чаю с молоком или тостик с джемом?
– Нет, спасибо, – сказал Арчер. – Мне надо домой.
Миссис Буль кивнула.
– Ну, если передумаешь, забегай, – сказала она. – Захочешь чего-нибудь, говори, не стесняйся.
– Кто сказал – Арчер? – крикнули сверху.
Это был мистер Буль.
– Я сказала! – ответила миссис Буль. – Только поставь же ты, наконец, мышеловки!
Улыбнувшись Арчеру, миссис Буль исчезла на кухне. Мистер Буль с видом героя и победителя спустился со второго этажа. Мистер Буль был дородный мужчина, ходил всегда в поношенном костюме, а глаза у него были синие и смотрели неизменно ласково.
– Здравствуйте, мистер Буль. Как поживаете?
Мистер Буль поднял обе руки:
– Как говорится, весело порхаю и забот не знаю… или как оно там?
Он легонько ткнул Арчера в голову кулаком – Арчер привык к этому приветствию и даже полюбил его.
– Я смотрю, школа кончилась, Оливер пляшет от радости, а ты что-то невесел. Два с половиной месяца гулять, э?
Арчер знал, что два с половиной месяца гулять ему никто не даст. Совсем наоборот. Пока шла учеба, у него были хотя бы Пуговичная фабрика и библиотека. А летом будет только дом – за редчайшими исключениями.
– Ты свежий молодой огурчик – живи да радуйся, покуда можешь, – сказал мистер Буль. – Оглянуться не успеешь, как превратишься в старый дряблый огурец вроде меня.
Старый дряблый огурец работал главным редактором маленькой газеты под названием «Вестник штилевой полосы». Назвать ее успешной невозможно было при всем желании, однако аудитория у нее была исключительно солидная и преданная. Именно «Вестник штилевой полосы» принес Арчеру весть о том, что случилось с дедушкой и бабушкой. И Арчер уже привык спрашивать мистера Буля, нет ли о них новых вестей.
– Пока нет, – признался мистер Буль, натягивая дождевик и шляпу. – Но, знаешь, есть такая пословица: «Отсутствие новостей – уже хорошая новость». Для нас, газетчиков, это, конечно, плохо, но в твоем случае оно все-таки к лучшему, как думаешь?
Арчер не был уверен, что в его случае отсутствие новостей – к лучшему, но все равно кивнул.
– Я их хорошо знал – ну, твоих дедушку с бабушкой, – продолжал мистер Буль, опираясь на плечо Арчера, чтобы влезть в ботинки. – Ральф сказал мне однажды, что все мы – путешественники, и знаешь, это он очень точно подметил. Правда, сказал я ему, есть одна проблема: слишком уж многие из нас выбирают маршрут исключительно бездарно.
Арчер кивнул.
– Я тоже выбрал бездарно, – сказал он.
Мистер Буль покачал головой и открыл входную дверь.
– Не верю и не поверю, – ответил он. – Когда мы познакомились, я сразу подметил у тебя в глазах огонек, а это значит, что там, внутри, что-то такое варится. Твоей матери я, конечно, говорить не стал – по-моему, она такого не любит. Но все равно это здорово. В общем, выше голову!
И с этими словами мистер Буль захлопнул дверь и пошел, посвистывая, по мокрому тротуару.
– Нашел! – закричал сверху Оливер.
Он бежал вниз, перескакивая через три ступеньки, но на последних не рассчитал, промахнулся, судорожно ухватился за поручень, сделал оборот и плюхнулся на пол.
– Надеюсь, не разбил, – сказал он, вручая Арчеру бинокль.
– Надеюсь, ты сам не разбился, – заметил Арчер, помогая другу встать с пола. – Перестань ты закрывать глаза на бегу.
– Ага, не буду, – пробормотал Оливер, отряхивая рукава. – Слушай, я тут подумал об этом твоем замысле, насчет приключений. Тебе бы надо первым делом поговорить с мамой, чтоб она разрешила тебе летом выходить из дому. Иначе ты далеко не уйдешь. Два года прошло! Сколько она еще собирается держать тебя взаперти?
Арчер повесил бинокль на шею.
– Пока я не состарюсь и не разучусь ходить, – ответил он.
Оливер ухмыльнулся:
– А, ну, тогда пустяки. Каких-нибудь семьдесят лет подождать.
Арчер попрощался и вышел под дождь. Дойдя до своего дома, он увидел на двери промокшую записку.
Арчер!
В округе завелся опоссум, он разоряет сады и пугает их хозяев. Я у соседки миссис Лепертон. Опоссум практически откусил ей ногу. Сиди дома и ни во что не лезь. Я скоро буду.
Оливер был прав. Нужно добиться, чтобы мама разрешила ему гулять этим летом. Но Арчеру уже случалось спорить с мамой, и он заранее знал, что она начнет говорить об айсбергах и наклонностях. Нет, это безнадежно. И все же, подумал Арчер, окинув взглядом Ивовую улицу и захлопнув дверь, все же он сделает все, чтобы добиться своего.
Глава четвертая
Деятели и мечтатели
Проснувшись, Арчер долго валялся в кровати. Ему уже не первый раз снился сон о том, что он остался один на айсберге и бредет, бредет по льду в поисках океана, однако вокруг громоздятся ледяные скалы, и, куда бы он ни свернул, воды не видать. Как всегда, он проснулся за мгновение до того, как замерз насмерть, и кутался в одеяло, пока в лучах солнца его веки не стали рубиново-алыми на просвет. Потом Арчер пошел в ванную, завязал глаза стоящему там фламинго и залез в ванну.
Лето началось целую неделю назад, но Арчер до сих пор не попросил разрешения выходить из дому. Он попросит сегодня. Только пока
