Эмили Родда - Дело о Джеке-Вытрясателе

Джеком-Вытрясателем его назвали в шутку, но в проделках этого вора не было ничего смешного.

Он был жесток и нападал всегда только сзади, обхватывая жертву за шею так, что та теряла способность дышать. Кроме того, он тыкал ей в спину стволом пистолета.

Затем Джек выхватывал сумочку или бумажник и шипел: «Сейчас я отпущу тебя, но ни звука! Понятно? Закрой глаза и считай до пятидесяти. Если посмотришь на меня — это будет последний взгляд в твоей жизни!»

Он всегда использовал один и тот же способ нападения и одни и те же слова. Когда пострадавший заканчивал считать, Вытрясателя уже не было. Странно, но никто никогда не видел, чтобы кто-нибудь убегал с места преступления. Никто не замечал ничего подозрительного. Похоже, что Вытрясатель растворялся в воздухе.

Обычно он охотился после наступления темноты, но иногда старик или одинокая женщина на пустынной автостоянке среди бела дня представляли для него слишком большое искушение. Он быстро нападал на них — и оставался безнаказанным.

Я слышал, как одна леди говорила в радиошоу, что, по ее мнению, Джек обладает сверхъестественными возможностями. Это ее домыслы, разумеется. Я в это не верю. Но, несмотря на то, что полицейские патрулировали Рейвен-Хилл днем и ночью, нападения не прекращались, и при этом никто ничего не видел. Вытрясателю, несомненно, нельзя было отказать в сообразительности.

Сначала ограбления происходили один или два раза в неделю, но через некоторое время стали почти ежедневными. Пока что Вытрясатель никого не убил, но полиция явно опасалась, что он способен и на это. Нападал Джек все более жестоко. Все чаще и чаще он оставлял свою жертву судорожно хватающей ртом воздух. Все чаще дело доходило до больницы.

Разумеется, по рейвен-хиллской средней школе ходило множество глупых шуточек.

Мы пытались одурачить сами себя, ведь все жители города — даже мы, дети, — ходили, поминутно оглядываясь, опасаясь нападения Вытрясателя.

Сейчас я расскажу вам, как «Великолепная шестерка» оказалась замешанной в эту историю.

В пятницу днем я сидел на уроке английского и умирал от скуки. Мистер Ларсон говорил так тихо, словно пытался нас загипнотизировать. Он хороший парень, этот мистер Ларсон, но его уроки никак не назовешь увлекательными.

Тебе хочется спать, Том, думал я, очень хочется спать…

Несмотря на все мои попытки сосредоточиться, мысли разбегались. С тем же успехом мистер Ларсон мог бы обращаться к нам на монгольском языке.

Ну когда же, наконец, звонок?!

Ришель сидела рядом со мной и, чуть наклонив голову в сторону, изучала свои ногти.

Старая добрая кисуля-красотуля Ришель. Она тоже не слушала, что там вещает старик Ларсон, но на лице ее был написан неподдельный живой интерес. Она постоянно кивала, словно соглашаясь со стариком.

Короче, я открыл тетрадь и принялся рисовать Ришель. Она походила на Белоснежку.

Ее волосы были аккуратно причесаны, словно сделанные из пластика или покрытые килограммом лака. Небось причесывалась часа три, не меньше, прежде чем отправиться в школу.

Ришель всегда выглядит потрясающе. Она из тех людей, которые, проблуждав неделю в лесу под дождем, выходят оттуда такими, как будто сошли с обложки журнала. Я же из тех парней, которые даже в смокинге похожи на бродяг. Правда, смокинга мне надевать ни разу не доводилось.

Повернув голову в мою сторону, она увидела, чем я занят, и наградила меня испепеляющим взглядом, который ясно говорил: как-ты-смеешь-рисовать-мой-портрет-не-спросив-на-то-разрешения? «Прекрати!» — беззвучно произнесла она.

Когда же этот звонок? Может, часы остановились?

Из нас шестерых в команде — меня, Элмо, Лиз, Санни, Ника и Ришель — последней живется легче всего. Учителя готовы есть у нее из рук. Буквально все проходит для нее безнаказанно.

Ришель: Я не смогла сделать домашнее задание, потому что сломала ноготь, когда ехала в аэропорт, чтобы проводить бабушку в Париж.

Учитель: Все в порядке, Ришель. Сделаешь, когда сможешь.

Возможно, я слегка преувеличиваю — но только слегка.

У меня все наоборот. Мне вечно влетает.

Я: Извините, я не приготовил уроки, потому что вся моя семья погибла. В наш дом врезался самолет, опрыскивающий поля химикатами. В один день состоялось четверо похорон, и у меня не хватило времени на уроки. Но завтра я все сделаю.

Учитель: Очень плохо, Том. Ты должен был предусмотреть катастрофу и оставить достаточно времени на уроки. Мне придется поставить тебе единицу.

У меня такое чувство, что, если с неба свалится стодолларовая купюра, она угодит прямиком в карман Ришель. Или какой-нибудь парень поднимет ее с земли со словами:

«Извините, мисс, вы что-то уронили».

Я же в подобной ситуации, вероятней всего, окажусь в тюрьме по обвинению в краже.

Полицейский: Сынок, я не знаю, у кого ты это украл, но уверен, что деньги краденые. Пройдем-ка в участок. Если тебе повезет, то через сорок лет ты выйдешь из тюрьмы, при условии, конечно, что будешь хорошо себя вести.

Вот так я и сидел, рисуя Ришель и пытаясь слушать мистера Ларсона, когда мой сосед сзади кинул мне на колени записку.

Я осторожно развернул бумажку и прочел ее. Она гласила:

Новое развлечение, встречаемся на углу улиц Верк и Вэттл сразу же после школы. Не ходи в Лесистую Долину. Не ходи домой. Приходи туда или пожалеешь!

Записка была от Ника. Подпись не стояла, но почерк был его. Кто еще способен назвать работу развлечением? Я повернулся. Ник сидел на задней парте и не обращал на меня ровным счетом никакого внимания, притворяясь, что слушает мистера Ларсона.

Это в его духе.

«Еще одна работа для „Великолепной шестерки“, — подумал я. Хорошо. Деньги мне определенно пригодятся. Я показал Нику поднятый вверх большой палец, а он в ответ закатил глаза, демонстрируя, что я не должен был даже смотреть на него. Он ничем не лучше Ришель.

— Том Мойстен! — закричал тут мистер Ларсон. — Ты меня не слушаешь?

Я быстро повернулся к нему и закрыл тетрадь.

— Да, — сказал я. (Хохот.)

— Повтори, что я сейчас говорил. Знаете, иногда можно повторить то, что

кто-то сказал, даже если в этот момент ты не слушал говорившего. Но у меня это не получается. Сейчас-то уж точно.

— Вы сказали, что я вас не слушаю, — сказал я.

(Хохот усилился.)

Мистер Ларсон не удивился.

— Шут, — заметил он. — Может, хочешь встать и пошутить еще?

— Нет, спасибо.

— Боишься выставить себя на посмешище? — поинтересовался он.

— Нет, это ваша работа, — заявил я. (Гомерический хохот.)

Я, честно, не хотел этого говорить. У меня само вырвалось. Мистер Ларсон, сложив руки на груди, уставился на меня. Я почувствовал, что краснею, и это, разумеется, дела не улучшило.

И тут прозвенел звонок. Все начали собираться.

— Том, — приказал мистер Ларсон, — оставайся на месте.

Но мне не очень влетело. Он только сказал, что отпустит меня, если я пообещаю впредь быть внимательным.

— Да, сэр.

Мистер Ларсон — неплохой парень. Он и Брайан — мой отчим — добрые друзья.

Брайан преподает историю в нашей школе. Они с мистером Ларсоном вечно сидят вместе в учительской.

— И еще, Том.

— Да?

— У тебя хорошее чувство юмора.

— Спасибо.

— Но постарайся не эксплуатировать его все время, — попросил он. — Чувству юмора тоже необходим отдых.

— Да, сэр.

Чтобы не упустить Ника и Ришель, мне пришлось бежать. Они шли и оживленно болтали, склонившись друг к другу. Два сапога пара.

Подойдя поближе, я понял, что они так увлечены разговором, что не слышат моих шагов. Я не смог удержаться: подкравшись к ним, я обхватил шею Ришель.

— Закрой глаза и считай до пятидесяти! — прошептал я.

Разумеется, я схватил ее несильно. Ришель, повернувшись, отпихнула меня.

— Прекрати! — взвизгнула она. — Это не смешно!

— Когда ты, наконец, повзрослеешь, Мойстен! — заявил Ник. — Ну и что ты здесь делаешь? Разве Ларсон не задержал тебя?

— Он только хотел посоветоваться со мной.

— Не шути!

— Стану я врать?! Он хотел узнать, как можно сделать уроки более интересными, и просил меня помочь ему развить чувство юмора. Мы начнем работать над этим со следующей недели. Работа обещает быть нелегкой.

— Знаешь что, Том? — произнесла Ришель. Она все еще потирала горло — а ведь я определенно не причинил ей боли. — Ты настоящий юморист.

— Стараюсь, — согласился я.

— И дай мне это!

Ришель попыталась выхватить у меня тетрадь, но я спрятал ее за спину, зная, что Ришель не станет драться со мной из-за этого. Не в ее стиле. Да и прическа может пострадать.