Известно, — спокойно ответил Саша. — Это первоклассный убийца. Он никогда не промахивается.
Вот именно, никогда. И если ему поручили меня грохнуть, то, будьте уверены, он меня и в тюряге достанет.
В кабинете наступила тишина.
Пафнутьев сидел, низко опустив голову. Руки его безвольно свисали вдоль тела. Дальше допрос продолжать было бессмысленно.
Чайников нажал кнопку звонка.
Вошел надзиратель Шибайло.
Уведите заключенного, — распорядился Саша.
Заключенный, встать, — приказал Шибайло. — Руки за спину. Шагом марш вперед.
Они ушли.
Чайников снял очки, помассировал переносицу. После допроса он чувствовал себя совершенно разбитым. И морально, и физически. У него было такое ощущение, словно по нему проехал грузовик с кирпичами.
Допрос ничего не дал. Ни в деле с Жуликовым-Картошкой. Ни в деле с киллером Стволом.
Саша задумчиво прошелся по кабинету, подошел к окну. Тюрьма стояла на берегу Невы. По воде весело прыгали солнечные зайчики. Но Чайникову было не до зайчиков. «Что же кроется под этим «унитазом»? — снова и снова думал он.
Когда Стас, Машенька и Белоснежка вернулись на Фурштатскую, участковый Менькин был уже дома.
— Где это вы пропадали? — спросил он.
Я тортик пекла, — ответила Машенька.
А я тюрьму осматривал, — сказал Стае. — Ну а у вас как дела, Иван Кузьмич? Малину взяли?
Взял, взял. И не только Малину, но еще и билеты.
Билеты? — повторил Брыкин. — Это что, тоже кличка?
Да какая кличка? — рассмеялся участковый. — Билеты в цирк я взял. — Он посмотрел на внучку. — Так что, Машка, мы идем с тобой в цирк!
Ура-а-а!!! — закричала Машенька, кидаясь деду на шею. — Мы идем в цирк!.. А когда, дедушка?
— Завтра. На утреннее представление. Я специально у начальства отгул выпросил. Сказал, что любимую внучку в цирк хочу сводить.
Машенька решила сию же секунду лечь спать, чтобы скорей наступило утро. А Брыкин рассказал участковому о фантике в квартире Шишкина, о Саше Чайникове, о дяде Коле и о подполковнике Кадыгробе.
Иван Кузьмич выслушал рассказ Стаса и, почесав затылок, произнес:
— Мать честна…
Потом Брыкин и Белоснежка пошли домой.
Дома Стас покормил собаку, поел сам и хотел было уже ложиться спать (ведь он не спал всю прошлую ночь), но тут раздался телефонный звонок.
Брыкин снял трубку.
— Алло.
В трубке было тихо.
Алло, — повторил Стас. — Эй, говорите.
Стас, — послышался робкий голос.
У Брыкина екнуло сердце. Это была Юлька.
— Юля?! — воскликнул он.
Сердце учащенно колотилось. Юлька!.. Сама! Первая позвонила!
— Ты знаешь, Стас, — все так же робко продолжала Оладушкина, — я вдруг подумала, какая же я дура… — Девочка замолчала.
Стас тоже молчал, не зная, что на это ответить.
Да ты вроде не дура, — наконец сказал он.
Нет, дура, — стояла на своем Юлька. — И чего я распсиховалась? Сама не пойму. Ну не любишь ты классическую музыку. Ну и что? Почему из-за этого обязательно надо ссориться? Да еще идиотские условия ставить.
Какие условия?
Чтобы ты выучил наизусть оперу Чайковского. Господи, как глупо.
Брыкин хмыкнул в трубку:
А я ее выучил.
Врушка, — ласково сказала девочка.
Стас заулыбался.
Нет, правда, выучил. Хочешь сейчас по телефону просвищу?
Не надо, я тебе и так верю. — Юлька немного помолчала. — Стас, а что это за девочка?
Какая девочка?
С которой я тебя видела.
А, это Мышка, то есть Машка. Внучка участкового Менькина.
А собака чья? Тоже участкового?
Нет, собака моя. Ее Белоснежкой зовут.
Красивое имя. — Юлька опять помолчала. — Стас, а ты правда расследование проводишь?
Правда. Тут такие дела творятся… И Брыкин рассказал, какие творятся дела.
С ума сойти… — сказала Оладушкина, выслушав рассказ Стаса. — Мне, кстати, тоже странным показалось, что старушка снимает квартиру… Слушай, а вдруг это не старушка, а переодетый Картошка!..
Да нет, вряд ли.
А что? Он же из тюрьмы сбежал. И его наверняка разыскивают. Вот он и маскируется под старушку.
Брыкин задумался:
— Фиг его знает. Хотя…
— Подожди-ка, Стас, — перебила его девочка. С минуту в трубке было тихо.
Потом снова зазвучал Юлькин голос:
Стас, сейчас соседняя дверь хлопнула. Я посмотрела в «глазок». Старушка куда-то пошла.
Ну и что?
А то. Время — одиннадцатый час. Куда, спрашивается, идти старой женщине на ночь глядя?
У Брыкина мигом созрел план:
Я за ней прослежу! Быстро опиши, как она выглядит.
Можно, и я с тобой?
Тебя ж не пустят.
Я одна. Родители на дачу уехали.
Тогда встречаемся у аптеки, — распорядился Стае. — Только в темпе. А то мы ее провороним.
— Хорошо.
Они одновременно бросили трубки.
Брыкин помчался в прихожую. Белоснежка, которая уже начинала дремать на своем обычном месте, вскочила и кинулась следом.
А ты куда? — спросил у нее Стас.
С тобой, — ответила Белоснежка. Вернее, она сказала: «Гав-гав!», — но в данном случае это было одно и то же.
Ладно, погнали!..
Оладушкина уже стояла у аптеки.
Вон она! — показала девочка на удаляющуюся фигуру.
За ней! — скомандовал Брыкин.
…Старушка доехала на трамвае до Московского вокзала. И села в. электричку. В седьмой вагон.
Ребята и Белоснежка заскочили в тамбур шестого вагона.
— Осторожно, двери закрываются, — хрипло сообщил динамик.
Двери закрылись. Электричка поехала.
Ой, мы же билеты не взяли, — спохватилась Юлька.
Как бы мы их, интересно, взяли? Ты что, знаешь, до какой станции бабка едет?
А если контролер появится?
Вечером? Не смеши меня.
Но Оладушкина как в воду глядела. Появился контролер. То есть контролерша.
— Ваши билеты, — сухо сказала она.
Видите ли, — заюлил Стас. — Дело в том, что… э-э…
Зайцы, — поняла контролерша. — Платите штраф.
И тут Юлька зарыдала.
— Тетенька, можно мы без билета проедем, — прямо-таки захлебывалась она слезами. — У нас с братом все деньги украли. А мы в пригороде живем. Тетенька, я вас умоляю…
Оладушкина рыдала с таким отчаянием, что контролерша даже сама прослезилась.
— Не переживай, деточка. На вот, возьми… — Сунув в руку рыдающей Юльки десять рублей, контролерша прошла в следующий вагон.
Оладушкина вытерла слезы и хихикнула:
Ну как я сыграла?
Классно! — восхитился Брыкин.
Я после школы в театральный буду поступать. На отделение драмы и трагедии. А там на вступительных экзаменах первым делом плакать заставляют.
Электричка остановилась. Дверь открылась.
Стас выглянул наружу.
— Старуха не вышла, — доложил он.
Так Брыкин и выглядывал из вагона на каждой остановке, проверяя — вышла старушка или нет.
Она вышла где-то через полчаса. На станции Дворкино. Ребята, разумеется, тоже вышли.
Не оглядываясь, старушка быстро засеменила по одной из улочек поселка. Скоро улица закончилась. Впереди показался густой лес, у самой кромки которого стоял деревянный дом. Высокий, мрачный, явно нежилой.
Старушка скрылась в этом доме.
Интересно, что ей там понадобилось? — сказал Стае. — Дом-то заброшенный.
А может, не заброшенный. Давай у кого-нибудь спросим.
Ребята подошли к автобусной остановке, где на скамеечке сидела пожилая женщина с улыбчивым лицом.
— Добрый вечер, — поздоровалась с ней Юлька. — Вы не подскажете, кто живет во-о-н в том доме, — показала девочка в сторону леса.
Женщина сразу помрачнела.
— Никто не живет, — ответила она и перекрестилась. — Поганое это место. Раньше там ведьма жила. Но лет пять как померла. Вы, касатики, подальше держитесь от этого дома. Говорят, в нем нечистая сила водится.
Подошел автобус. Женщина уехала. Погода между тем резко испортилась. Подул холодный ветер. Заморосил дождь.
— Стас, идем на станцию, — ежась от холода, сказала Юлька. — А то последнюю электричку пропустим.
— Нет, — твердо ответил Брыкин. — Надо все выяснить до конца.
И он зашагал в сторону леса.
Белоснежка с энтузиазмом побежала следом. Оладушкина, чуть помедлив, тоже пошла за Брыкиным. Но без всякого энтузиазма.
Когда они вошли в лес, Стае сказал собаке:
— Белоснежка, ты нас тут подожди. Поняла?
Собака помахала хвостиком — поняла.
Однако, когда ребята двинулись дальше, Белоснежка как ни в чем не бывало побежала за ними.
— Белоснежка, — снова обратился Стае к собаке, — ты пойми: у нас с Юлькой по две ноги, а у тебя — четыре. Знаешь, сколько от тебя в доме шума будет? Ну, сама подумай.
Собака села, почесала ухо. Задумалась. Ребята пошли. Белоснежка осталась сидеть. Только тихонечко завыла:
