— Уф, — как слон, выдохнул наблюдающий эту сцену Бугай.
Не успел капитан отойти на десять метров, как Хомут стал в обратном порядке складывать вещи в багажник. Операция угонщиков вступала в заключительную фазу. Сейчас джип угонят в отстойник заказчикам, и там же исчезнут коробки с белым порошком, что принес и уложил в машину Палыч. Когда Хомуту осталось положить обратно арбуз и торты, вдруг невдалеке раздался вой милицейской сирены. От неожиданности арбуз выпал из его рук. Этот эпизод обратил внимание пешеходов на Хомута. Железные нервы парня, натянутые до предела, не выдержали. Он захлопнул крышку багажника и стал быстро переходить улицу. Зря он поторопился, запаниковал, никому он не был нужен. Из будки пропускного пункта стали выскакивать люди в милицейской форме, растекаясь по улице; Один из них пробежал дальше мимо джипа, другой кинулся в противоположную сторону. Но Хомут этого не видел. Глаза у страха велики, туманом застилают реальную картину. Звуки сирены второго милицейского автомобиля неслись с другого конца улицы. Хомут подлетел к Бугаю:
— Ни Рембранта, ни алмазов, ничего в джипе нет!
А вой сирены был все ближе и ближе. С противоположной стороны улицы, дождавшись разрыва в транспортном потоке, вдруг через дорогу побежал по направлению к угонщикам капитан милиции. Бугай запаниковал раньше Хомута, у него оказались никудышные нервы.
— Обложили, — прохрипел он побелевшими губами и зашвырнул свой прибор в кусты. Данила еле успел пригнуть голову.
Взгляд Бугая на мгновение остановился на кустах, запоминая место, куда упал прибор, а ноги уже перешли на спринтерский бег. Хомут неплохо держался за ним на втором месте. Где они финишировали, мы не видели, но не близко отсюда. Пробежавший десяток метров капитан резко остановился посередине дороги, на разделительной полосе, и начал регулировать движение. Нам бежать было некуда и незачем. Я подо брал выброшенный прибор. На нем даже стекло не треснуло. А Данила зачарованно смотрел на противоположную сторону дороги, где рядом с джипом Хвата стояли пять коробок «Птичьего молока», брошенные Хомутом.
— Может быть, милиции сообщить про наркоту? — спросил я у него.
— С чего ты взял, что там наркотики? Хват всю жизнь любил сладкое. Помнишь, как привез торт — копию храма Василия Блаженного? Ну, заявишь ты, проверит милиция, а там торты и нет никакого порошка, — как ты объяснишь тогда, что у тебя уникальный прибор в руках и машина вскрыта? Замучаешься им рассказывать, откуда знаешь Хвата.
Мне показалось, что Данила совсем не верит в версию с наркотиками и ни в какую не хочет расставаться с таким замечательным аппаратом, даром нам доставшимся. Только что он собирается им открывать, вечером — калитку для козы?
Обложили, — прохрипел он побелевшими губами и зашвырнул свой прибор в кусты.
Капитан, вышедший на дорогу, остановил полностью движение, освобождая улицу для спецавтотранспорта. Впереди проехал с воющей сиреной милицейский «Форд», а следом за ним шли две черные правительственные машины.
— Кто это, президент? — Данила восторженно глядел на дорогу, впервые видя проезд правительственного кортежа.
— Нет, какая-то мелкая сошка, не больше вице-премьера.
— И они всегда так ездят?
— Как так? — не понял я.
— С воем?
— Почти.
— А куда он так спешил?
Я видел, что машина въехала на территорию нефтегазовой компании. А вчера именно про нее по телевизору показывали скандал с недобором налогов.
— Налоги вышибать, — авторитетно заявил я.
— В Москве так собирают налоги?
Я даже не знал, что на это ответить. Глупее вопроса я не слышал.
— Не потрясешь их вовремя, все деньги за границу перекачают.
— Хорошая у вице-премьера работа, вот бы к нему выбивальщиком устроиться, небось самому что-нибудь прилипнет, — размечтался мой приятель.
— Вышибальщиков без тебя хватает, сейчас отдельная служба создана, налоговая полиция называется.
Глава VIII
Веселый бомж Кузьма
Пока мы провожали взглядом правительственный кортеж, коробки с «Птичьим молоком» с асфальта исчезли.
— Данила, где «Птичье молоко»? — растерянно спросил я своего приятеля.
— Да вот же оно! — показал он на наши двадцать коробок.
Я протянул руку в сторону джипа. От машины торопливо отходил плохо одетый мужчина с пятью коробками торта «Птичье молоко», оставленными Хомутом на тротуаре. Мелкий воришка. Он перебежал дорогу и немного успокоился, потому что за ним не было слышно крика погони. Только он допустил одну ошибку, он пошел в нашу сторону. Мы с Данилой вышли из кустов и двинулись ему навстречу. Когда он поравнялся с нами, я схватил его за руку, а Данила вцепился в коробки:
— Воровать?
Я думал, мужик растеряется и сразу отдаст «Птичье молоко». Не тут-то было. Он нагло спросил:
— А сами?
— Тебя что, в милицию сдать? — спросил я.
— Не успел отец отойти, как ты тащить? — поддержал меня Данила.
Мужичонка тревожно огляделся по сторонам. Толстый и самоуверенный Данила как собственную вещь вырывал из его рук коробки с «Птичьим молоком».
— Товарищ капитан! — позвал я офицера, регулирующего движение.
Последний аргумент, видно, убедил мужика больше всего. Он оставил нам коробки и, резко развернувшись, пустился наутек.
К нашим двадцати коробкам прибавилось еще пять чужих.
— Как он меня испугался, видал? — хвастался Данила. — Особенно когда я сказал про отца. Он сразу поверил, что я сын миллионера и это наш джип.
— Он не этому поверил.
— А чему?
— Он поверил другому. Глянул, какой ты толстый, сразу понял — обжора. А раз обжора, значит, все торты твои, — засмеялся я.
— А я в своей жизни еще ни разу не пробовал торт «Птичье молоко», — сказал Данила, и столько горя было в его голосе, когда он произносил название торта, что незнакомый человек со стороны подумал бы: парень сиротой остался. Данила с вожделением смотрел на упаковку Хвата.
Настало время проверить содержимое конфискованных коробок, не наркотики ли там?
Я сказал Даниле:
— В чем дело, бери, открывай один торт, как раз коробка под прибор освободится, и проверим заодно, что принесли из магазина Хвату, — широким жестом распорядился я чужим добром.
Вы можете себе представить, что Данилу надо два раза упрашивать, чтобы он приступил к обеду? Не можете — и правильно. Упаковка, которую мы отобрали у мужика, стояла отдельно. Сейчас или подтвердится моя догадка, что Хват связан с наркодельцами и в ней белые пакетики со смертью, или в ней должен быть обычный торт. Я и сам не знал, чего мне больше хотелось, то ли подтверждения своей догадки, что там наркотики, то ли невиновности Хвата. Что хотел найти в коробке Данила, видно было по его лицу и без подсказки. Он несколько раз облизал языком губы, сладко причмокивая. Начав развязывать упаковку Хвата, Данила снял крышку с верхней коробки и мы увидели самый обычный, стандартный, фирменный торт «Птичье молоко».
— Уф, — мы оба облегченно вздохнули.
— Хорошо, что на Петровку не позвонили, — выговаривал мне Данила, разрезая торт на длинные и широкие куски. — Вот бы сейчас объяснялись. Нас бы еще за ложный вызов посадили.
— Ты же сам первый предлагал, — обиделся я на приятеля.
Но Даниле было не до меня. Я мог сесть в сторонке и непрерывно крутить кепкой над своей головой. В коробке из-под торта Данила нашел для себя золотые копи царя Соломона — настоящий торт «Птичье молоко».
— Большому куску и рот радуется, — блаженно улыбаясь, выдал он народную мудрость.
— Еще посередине разрежь, так удобнее будет есть, — посоветовал я приятелю.
— Знаешь, Макс, куда мог везти пять тортов Хват?
— Куда?
— Эта жучка, невеста Гориллы, сделала и нам, и ему заказ на торты «Птичье молоко».
Почему эта здравая мысль не пришла мне самому в голову? Как все гениальное — просто.
— Правильно. Когда она дала нам тысячу рублей, она имела в виду, что мы ей купим пять тортов. Она просто побоялась, что Хват ей их не привезет, и подстраховалась, — придал я своей мысли хоть какую-то стройность.
— То есть ты хочешь сказать, что она с нами уже рассчиталась?
— Получается так.
Данила увлеченно разделывался с тортом Хвата:
— А я так надеялся всучить ей все десять тортов.
— Не расстраивайся, зато у нас их теперь на четыре больше. Скажи спасибо бомжу.
Я снова связал оставшиеся четыре торта. Когда Данила взялся доедать последний кусок и освободил коробку, я положил в нее выброшенный с испугу Бугаем волшебный аппарат. Коробка прямо под него делалась, или наоборот — прибор под коробку. Я отнес и эти коробки в кусты.
— Жрете, молодцы? Кузьму не обманете! — раздался от дороги знакомый веселый голос.
