— А что было? — заинтересовался Петька.
— Ну, первый случай был с козой. Во-он с той. — Валька показал пальцем на большую пеструю козу, щипавшую траву у забора на противоположной стороне улицы. — Ее Машка зовут. А хозяйка у нее — тетя Маня. В общем, подошла эта коза к забору Трясучкиной избушки, пролезла в дыру, забралась в огород и начала там чего-то жевать. Трясучка это увидела, выползла из избы с палкой и стала Машку выгонять. Но бабка еле ходит, а коза прыткая. Бабка шаг ступит, а Машка на три метра от нее ускачет. Мы с ребятами смотрели — за животики держались! Ни один клоун смешнее не придумает. В конце концов бабка запнулась за что-то — и плюх! — на пузо шлепнулась. А Машка взяла и мемекнула, да так, будто нарочно издевается. Даже вроде бы язык высунула. Вот тогда-то Трясучка совсем разозлилась. Взяла и прошамкала: «Блеешь, тварь рогатая? Ну и мемекай дальше!» Тут Машка аж подскочила и заблеяла, будто ей пинка дали. Из огорода выбежала — и домой, к тете Мане. Заскочила во двор, встала у крыльца — и все блеет да блеет. Ме-е! Ме-е! Ме-е! Так противно — ужас! Тетя Маня и так, и эдак, и по-хорошему, и палкой — а коза мемекает и мемекает. Стоит и никуда уходить не хочет. Тетя Маня ее за рога со двора тянет, а Машка упирается и даже бодаться начала. А блеять не перестает. Мы смотрели-смотрели, потом надоело, и мы обедать пошли по домам. Но и там было слышно, как коза орет. Короче, Машка так до самого вечера мемекала. Тетя Маня даже к зоотехнику бегала. Тот пришел, поглядел, ни фига не понял. Сказал, чтоб ветеринара из района вызывала. Хорошо еще, что мы догадались тете Мане про Трясучку рассказать. Тетя Маня сразу же побежала к Трясучке — снесла ей чего-то в подарок. А Трясучка приковыляла к козе, стукнула ее палкой и сказала: «Заткнись!» С тех пор Машка вовсе не блеет, онемела, как рыба. И к Трясучкиному забору близко не подходит.
— А где она живет, Трясучка ваша? — спросил Петька, воспользовавшись моментом.
— На самом краю села, — ответил Валька. — Даже на отшибе, можно сказать. Могу показать, если интересно…
Глава VIII
ТРЕТИЙ СОН
Петька с Валькой свернули в боковую улочку и пошли дальше. Валька продолжил свой рассказ:
— А второй случай был с быком…
— С черным? — встрепенулся Петька.
— Нет, — мотнул головой Валька. — Здешний бык, он скорее бурый такой. Кузя его зовут. Вообще-то он тихий, но в июне, когда жарко стало, что-то с ним произошло. То ли муха укусила, то ли еще чего-то. Короче, он с привязи сорвался и пошел буянить. Выбежал с фермы, притопал в село, лошадь боднул, телегу опрокинул, даже чуть «Жигули» на рога не поднял. Всех с улицы как ветром сдуло. А мы тогда еще ничего не знали, в футбол гоняли. Там между домом Трясучки и хатой дяди Саши небольшой пустырь есть, скоро подойдем туда. Играем себе, играем, и тут — топот! Кузя несется вскачь — и прямо на нас! Мы — кто куда, даже мяч забыли. Я на дерево залез, даже не помню как, но очень быстро. Так этот самый Кузя как раз под дерево подошел, стоит и копытом землю роет… Жуткий зверь! Потом как взревет, как боднет дерево! Я чуть не свалился! А Кузя отбежал назад — да еще раз как боднет, аж дерево затрещало! Ну я и напугался! Думал, что с третьего раза он либо меня с дерева стряхнет, а потом растопчет, либо все дерево вместе со мной свалит. Но потом смотрю, он в другую сторону повернулся. Оказывается, бабка Трясучка из своего дома вышла. Кузя ее увидел, голову нагнул и помчался к ней. Я даже глаза закрыл, подумал, от бабки мокрое место останется. Она ведь и убежать от него не успела бы при своей скорости… Вот! Это все именно тут было.
Боковая улица закончилась. Вернее, кончились дома, стоявшие один напротив другого. Дальше действительно находился небольшой пустырь, очевидно, вытоптанный юными футболистами. А за пустырем, метрах в пятидесяти от него, на правой стороне улицы, стоял еще один домишко. Домишко, густо обросший кустами и деревьями.
— Вот это хата дяди Саши. — Валька указал на новую избу, недавно выкрашенную в ярко-зеленый цвет. — А вот дерево, где я сидел!
Дерево находилось уже на пустыре, совсем недалеко от дома дяди Саши.
— Видишь? — Валька указал на ободранную кору на стволе дерева. — Это Кузя приложился… До сих пор заметно. А вон там, за кустами, — Трясучкин дом.
— И что потом было? — спросил Зайцев.
— Вот тут я сидел, — Валька еще раз указал на дерево. — Вон там, у дороги, где сейчас лужа, там бык стоял. А Трясучка из своей калитки вышла, метра на три отковыляла, и тут он на нее попер! Да так быстро! Трясучка же стоит, с места не двигается. Я даже сначала подумал, что бабка быка не видит. Наверное, метр или полтора оставалось — и вдруг Кузя остановился. Трясучка постояла еще немного, а потом вытащила из кармана нитку и привязала к кольцу, которое у быка в нос вдето. Потянула за нитку — и бык за ней пошел! Так до самой фермы его и довела. Представляешь?!
— Чудеса… — протянул Петька, хотя не очень-то удивился.
Действительно, что там коза Машка или бык Кузя, когда бабка может людей заколдовывать. Правда, оба случая, рассказанные Валькой, не вполне соответствовали образу «злой колдуньи». Вернее — совершенно не соответствовали. Ведь если б бабка не заколдовала Кузю, бык мог бы много чего натворить, мог бы даже убить кого-нибудь. А Трясучка его остановила и отвела на законное место, то есть совершила стопроцентное доброе дело. Причем бабка не стала Кузю убивать, калечить или превращать в крысу. Значит, не хотела наносить ущерб колхозу. Старуха поступила по справедливости, хотя бык ее жизни и здоровью угрожал. То же самое и в первом случае. Ведь тетя Маня и ее тезка-коза были справедливо наказаны, за дело. Козе Машке не следовало объедать чужой огород, а тете Мане стоило за своей козой получше присматривать. И опять же: Трясучка не стала ни с козой, ни с ее хозяйкой никаких ужасов творить, просто одну на несколько часов мемекать заставила, а вторую — слушать это блеянье. Потом, когда тетя Маня возместила бабке материальный и моральный ущерб за потраву огорода, Трясучка отменила свои «санкции».
Из всего этого Петька сделал окончательный вывод: Трясучка — ведьма строгая, но справедливая. Ленка ей нахамила, обозвала «змеей», вот бабка и устроила змеиную жизнь дерзкой девчонке — уже на сутки с лишним. Правда, во сне бабка сказала: «Сама ты змея — и змеей до скончания века будешь!» То есть определила Ленку в гадюки пожизненно. Но ведь она могла так сказать просто сгоряча. Тем более что самочувствие у нее в тот момент было неважнецкое… Петька и сам однажды, когда у него зуб разболелся, очень грубо маме ответил. А Трясучка в момент разговора с Леной и вовсе держалась на одном колдовстве — в скелет превратилась. Небось ей тоже очень больно было. А тут еще Ленка дерзить взялась… Вот и погорячилась старая.
И все-таки идти прямо сейчас к Трясучке и затевать с ней разговор Петька не решился. Во-первых, пришлось бы Вальке объяснять, что да как. А во-вторых, все-таки страшновато было. Кто его знает, какое сегодня у бабки самочувствие и, соответственно, настроение? Вдруг она нынче не в духе? Попадешь ей под горячую руку и превратит в хомяка какого-нибудь. А та же Ленка, например, приползет и съест… Хомяк ведь только пищать умеет, поди объясни этой змее, что она своего двоюродного братца слопать намеревается!
В общем, Петька решил, что пора возвращаться.
— Ну, пошли обратно? — сказал он Вальке. — А то, наверное, нам с бабушкой уже пора домой идти.
— Как скажешь, — пожал плечами донбасский житель. — Тем более что мне обедать пора.
Когда они вернулись в дом бабушки Нины, Петькина бабушка сразу же заторопилась.
— Засиделась я у тебя, Нинуля, а у меня внучонок небось проголодался.
— А вы у нас отобедайте, — предложила хозяйка.
Но бабушка Настя сказала, что ей тогда тяжело идти будет и они с Петькой засветло домой не доберутся.
В общем, Петька с бабушкой отправились в обратный путь. С увесистыми сумками времени на дорогу, конечно же, ушло побольше, чем на дорогу в село, но все-таки вернулись до темноты, хотя солнце уже клонилось к вечеру.
