Витька Мышкин по-прежнему висел в паутине под потолком и почти не подавал признаков жизни — только дышал чуть-чуть. А ведьма-паучиха возилась у стола, рядом с печкой. На столе Жорка заметил знакомые предметы: бутылку со стеклянной пробкой, банку с желтым порошком и бидон, в котором сидела огромная многоножка.
— Подойди сюда! — проскрипела паучиха, тараща на Тягунова свои оранжевые глазищи. — Будешь мне помогать. Сделаешь все, что велю, — еще до утра дома окажешься, и даже на поезде ехать не придется. Прямо к себе в кровать перелетишь, а как проснешься — никто тебя ни в чем не попрекнет. Ни родители, ни учителя. А ежели не хочешь помогать — вольному воля. Дорогу укажу — сам пешком иди. Отсюда до станции — два часа топать надо. На последнюю электричку не успеешь, будешь до утра куковать на платформе. А тут у нас всякий народ ходит, и бомжи, и шпана всякая, и даже маньяки, бывает, появляются… Да и просто так замерзнуть сможешь. Ну а ежели ничего этого не случится и утром в Москву доберешься, то уж точно с отцовским ремнем познакомишься. А у него рука, поди-ка, тяжелая!
Нет, никаких подобных приключений Жорка не хотел. Ему вполне достаточно только что пережитых в подвале. И как он там, со змеей на шее, умом не рехнулся?!
— Умен, рассудителен не по годам! — одобрительно покачивала лысой головой паучиха. — Ну коли собрался помогать, то для начала взберись на чердак и принеси оттуда кресло. Да поживей, поторапливайся — остался всего час!
Тягунов хотел спросить, до чего этот час остался, но решил, что лучше не интересоваться, а то ведьма рассердится. В общем, он полез по приставной лестнице в мансарду, где уже не было фонаря, его паучиха унесла в комнату, и там царила почти полная тьма. Слабый свет проникал только снизу, из люка.
Тем не менее Жорка благополучно нашел старое кресло, придвинул его поближе к люку, спустился на лестницу, а затем, ухватившись за ножки кресла, стащил его в люк и осторожно спустился в комнату.
— Вот, — сказал Тягунов, поставив кресло рядом со столом паучихи. Оказалось, что, покамест Жорка доставал кресло, ведьма тоже не теряла даром времени.
На столе появилась большая медная ступка с тяжелым пестиком. Примерно такую штуку Тягунов видел в одной книжке, где изображалась лаборатория средневекового алхимика. Эти самые алхимики пытались найти способ получения золота из свинца, но так у них ничего и не получилось.
— Молодец, помощничек, — кивнула паучиха, устраиваясь в принесенном Жоркой кресле. Заднюю пару лап она свесила с кресла, а тремя остальными парами стала действовать как руками. И хотя пальцев на лапах у нее не было, ведьма этими лапами очень ловко орудовала. Только тут Тягунов заметил, что на печном шестке стоят еще какие-то банки-склянки и в самой печи уже не угольки тлеют, а полыхает несколько поленьев и стоит огромный чугунок, в котором кипит и клокочет какое-то варево.
Сначала ведьма взяла двумя лапами какую-то штуковину, напоминающую по виду небольшой половник — у Тягуновых мама примерно таким, только не медным, а из нержавейки, компот разливала из трехлитровых банок. Паучиха тоже этим половником полезла в трехлитровую банку — он свободно проходил через горловину, — но, конечно, не за компотом, а за желтым порошком. Чтоб достать порошок, ей пришлось все шесть лап задействовать, потому что одной парой паучиха банку придерживала, другой крышку с банки снимала, а третьей зачерпывала порошок и пересыпала половником в ступку. Отсыпав в ступку три половника желтого порошка, ведьма закрыла банку крышкой, отодвинула ее, чтоб не мешала, и взялась за бидон. Только в ту пару лап, какой прежде держала половник, она взяла какую-то штуковину, похожую одновременно на ножницы и на щипцы. Открыв другой парой лап крышку бидона и придерживая его третьей парой, паучиха сунула щипцы в бидон и, повозившись немного, вытянула оттуда извивающуюся черную многоножку. Эта самая сколопендра, или как ее там, явно догадывалась, что ее ничего хорошего не ждет, и изо всех сил пыталась вырваться из щипцов. Жорка даже побаивался, чтоб эта пакость не выскользнула и не шлепнулась на пол поблизости от него. Но паучиха свое дело знала. Едва она опустила жуткую многоножку в ступку и поваляла там немного, будто рыбешку в муке, как сколопендра тут же перестала дрыгаться и застыла, свернувшись спиралью. Отпустив щипцы, ведьма тут же, не вставая с места, дотянулась ими до пылающей печи, выдернула раскаленный уголек и бросила в ступку… Пш-ш! Зашипело, пошел очень противный запах, а паучиха один за другим зашвырнула в ступку еще двенадцать угольков.
— Теперь бери пестик и перетолки в порошок что в ступу положено! — велела она Жорке. — И перемешай хорошо, чтобы порошок получился одного красно-бурого цвета и ни желтого, ни черного не просвечивало.
Едкое зловоние сперва так защекотало Тягунову ноздри, что он несколько раз подряд громко чихнул, а потом еще и закашлялся. Был момент даже, когда его чуть-чуть не стошнило, но меньше чем через минуту он перестал испытывать неприятные ощущения и стал с превеликим усердием толочь пестиком угли, многоножку и желтый порошок. От углей еще некоторое время исходил жар, медный пестик от них нагрелся так, что его даже больно было держать в руках, но потом Жорка и к этому притерпелся. Пару раз или несколько больше Тягунову приходили в голову здравые мысли, например, о том, что, наверное, стоило уйти, когда колдунья предложила ему сделать выбор. Один раз даже мелькнуло в голове: а не обманет ли его паучиха? Может, как только он поможет ей приготовить это зелье неизвестного назначения, ведьма тут же обмотает его паутиной и подвесит под потолком рядом с Витькой Мышкиным?! Но ни одна из этих мыслей надолго в Жоркиной голове не задержалась. Чем дольше он толок порошок в ступке, чем дольше вдыхал испарения, которые оттуда поднимались, тем больше погружался в состояние отупения. И уже минут через пять он вообще перестал думать о чем-либо, кроме как о том, чтоб самым наилучшим образом исполнить поручение колдуньи. Ему стало абсолютно наплевать, зачем он толчет в ступе всю эту дрянь, но зато очень беспокоило, хорошо ли все перемешалось и будет ли порошок, который у него получится в итоге, соответствовать требованиям паучихи. И не то чтоб Тягунов боялся, будто ведьма, если порошок получится плохой, в наказание за это съест его или под потолок подвесит, замотав в паутину, нет, страх у Тягунова был совсем другого рода! Он опасался, что паучиха скажет: «Никудышный из тебя помощник! Ступай отсюда пешком, глядишь, к утру доберешься!» И когда Жорка об этом думал, ему становилось ужасно стыдно: неужели он не сумеет, не оправдает доверия? Нет, надо изо всех сил постараться, чтоб паучиха его похвалила!
Именно поэтому Жорка очень волновался, когда ведьма строго приказала:
— А ну-ка покажи, чего натолок!
У Тягунова аж сердце заколотилось, когда паучиха принялась рассматривать смесь. А когда ведьма соизволила сказать, что бурый порошок получился годным, он так обрадовался, будто ему тысячу долларов на день рождения подарили.
Забрав у Жорки ступку, паучиха встала с кресла, взяла четырьмя лапами ухват и вытащила из печи чугун с кипящим варевом густо-синего цвета. Высыпав весь бурый порошок из ступки в этот чернильный «супчик», ведьма откупорила бутылку со стеклянной пробкой и тоже вылила ее содержимое в чугунок. Затем снова взялась за ухват и затолкала чугун обратно в печь.
— Ну вот, — проскрежетала паучиха, — помог ты мне, благодарю. Через десять минут все готово будет, а еще через пять тринадцать часов ночи наступит! Придет Покровитель, и все решится.
Жорка, конечно, знал, что после двенадцати ночи отсчет начинается сначала и никаких тринадцати часов ночи попросту не бывает. Но высказывать свои сомнения Паучихе не стал.
Ведьма опять подняла вверх две передние лапы, между ним ярко вспыхнула зеленая искра. Жорка ненадолго зажмурился, а когда открыл глаза, то увидел, что на столе перед паучихой откуда-то взялась огромная старинная книга в черном кожаном переплете.
