— Гражданин Пени, это ты и есть тот самый «доброжелатель», который опускает всякие конверты в мой почтовый ящик?
— Никакой я не доброжелатель.
— Что в этом конверте?
— Письмо для Венци из Враца.
— Кем тебе доводится Венци?
— Двоюродным братом.
— Он тоже в банде?
— В какой банде?
— Джерри Блейка, человека в желтой маске.
— Я его не знаю. Мама не разрешает говорить с дядями из других стран. Сперва надо выучить иностранный язык, чтобы ей не было за меня стыдно.
— Что ты делал сегодня утром до того, как вышел на задание?
— Съел два пирожка.
— С повидлом или с творогом?
— Крум, не затягивай допрос!
— На скрипке играешь?
— Жора, не уводи в сторону.
— А в вашем классе доклады читают?
— Валентин, ты ничуть не меняешься!
— А сигареты у тебя есть?
— Нет. Мама курить не разрешает. Курить — здоровью вредить!
— Это уж точно. Сам убедился. Глянь, какой ожог!
— Стефан, убери язык. По этому пункту гражданин Пепи не нуждается в наглядной агитации.
Мальчишка чуть не рассмеялся. Он подумал, что мы играем с ним, ему стало очень интересно. Другие рассердились. Начали нервничать. Надо было приостановить допрос и навести порядок. Я объявил, что дальнейшие вопросы буду задавать только я, иначе мы до вечера не закончим.
— Принято, шеф! — сказал Валентин.
— Мы будем молчать! — добавил Крум от имени остальных. — Только давайте вскроем конверт.
Вскрыли. Письмо было нацарапано обыкновенным пером, да еще к тому же поломанным. Я еле смог разобрать только «Дорогой Венци» — и все. Не смогли прочесть дальше и мои помощники.
— Это шифр! — крикнул Жора Бемоль.
— Это не шифр, а письмо, — спокойно сказал первоклассник. — Просто у меня ужасный почерк…
— Прочти письмо, Пепи!
— Ничего не получится. Только Венци понимает мой почерк.
Мне вдруг захотелось оставить на его щеках несколько отпечатков пальцев, но я сдержался. Допрашивать надо культурно.
Валентин предложил сбегать к знакомому аптекарю. Уж если аптекари разбираются в почерках врачей, то этот поймут подавно.
— Хватит! — рассердился я. — Остается найти какого-нибудь древнего египтянина, читающего иероглифы!
Мальчику я сказал более кротко:
— Ты помнишь, о чем писал своему двоюродному брату?
— Помню. Спрашивал, как здоровье дяди, тети, дедушки, бабушки, тети Дафины, дяди Станимира, Поли, Гоши, Тоши…
— Хорошо. Нам достаточно и этого списка. Еще что?
— Еще? Еще я просил его прислать мне почтовые марки о Балканской олимпиаде. Можно и испорченные…
— До сих пор ты вел себя хорошо. Надеюсь, что ты честно ответишь и на последний вопрос. Кто, где и на какой машинке отпечатал адрес на этом конверте?
— Кто?
— Где?
— На какой машинке?
Была достигнута высшая точка напряжения. С нашей стороны требовалась полная выдержка. За себя лично я не беспокоился, но остальные детективы встали со своих мест. В их глазах сверкали молнии.
К несчастью, в этот момент первоклашка испугался. Стул под ним начал стучать в такт его зубам. Он посмотрел на нас с неясной надеждой и мольбой, но понял, что мы неумолимы.
— Я… это…
Я подумал, что его сопротивление рухнуло, как карточный домик, Я поощрил его:
— Говори, малыш, говори!
Вдруг мальчишка гордо поднял голову, так сильно стиснул зубы, что слова еле-еле просочились между ними:
— Не скажу!
Не оставалось ничего другого, кроме как прибегнуть к последнему средству — пыткам. Но они должны были быть такими, чтобы заставить пленника говорить, но не повлекли бы за собой неприятностей для нас. Крум предложил оставить его без еды на два часа, Жора — сыграть ему что-нибудь классическое на скрипке, Валентин — то, что скажет шеф. Но я колебался. По взгляду первоклашки я понял, что он выдержит любые пытки. Зачем приканчивать его без пользы в расцвете молодости?
— Ну? — спросили мои люди.
Я им ответил:
— Я все еще обдумываю способ принуждения. Из книг я знаю, что неокрепшие преступники легко выдают себя, когда в дело вмешивается женщина…
Но только я хотел сказать, что в нашем случае о женщине не может быть и речи, как Пепи простонал:
— Нет! Я не выдам ее! Режьте меня на куски — не выдам ни за что!
Мы заперли его, чтобы не убежал, и удалились в кухню на короткое совещание. Через полчаса пришли к решению: сделаем вид, что поверили в невиновность пленника, выпустим его и проследим за ним. Такие малыши, как он, сразу бегут к своему работодателю без оглядки.
Удовлетворенные мудрым своим решением, мы проводили Пепи до тротуара. Там, к его радостному удивлению, мы разрешили ему идти самостоятельно и даже вернули его письмо. Оставили себе только конверт с сомнительной буквой «Ц».
Пени пустился вдоль улицы. Но не было нужды долго преследовать его — на первом же перекрестке высокая женщина схватила его за ухо:
— Где ты мотаешься целых два часа?
— Нигде, мамочка, — пискнул первоклашка. — Ходил на почту отправлять письмо Венци.
Следить за таким преступником было смешно. Его вывели из строя до следующего дня.
— Ну? — опять квартетом спросили Жора, Стефан, Крум и Валентин.
Я твердо ответил:
— Что «ну»? Почему вы сами не предлагаете ничего путного, а только от меня ждете?
Крум сказал:
— Давайте посоветуемся с Калинкой.
— С Калинкой?
Он пояснил:
— Кто читает толстые книги, всегда что-нибудь знает. В этом Саша и я уже убедились. Правда, Калинка не такая смелая, как мы, но, может быть…
Возражений не последовало. Только Валентин с опаской сказал, чтобы я не взвинтился:
— Если шеф согласен…
— Ладно, ладно! — сказал я великодушно. — Если коллектив решил потратить два часа на отдых, я ничего против не имею.
А внутри у меня все ликовало, потому что мы пошли на улицу Здравец, дом номер пять не по моему предложению.
Опять скрипнули старые деревянные ворота. Опять нагнулись в приветствии кусты и цветы по сторонам каменной дорожки. Ничто не изменилось за истекшие дни. Только звонок у двери розового дома не прозвучал так бодро, а как-то вяло и несмело.
— Добро пожаловать! — обрадовалась Калинка.
Вместо красного платья в большой черный горох на этот раз на ней были обыкновенная белая блузка и темно-синяя юбка. Вероятно, примеряла к завтрашнему выходу в школу.
«Вот, — подумал я, — и в скромной ученической форме Калинка все равно выглядит красивой. А люди говорят, что одежда красит человека!»
Наверное, и другие думали то же самое, потому что промолчали, как и я. Только оказали:
— Добрый день, Калинка!
— Нам приятно видеть тебя снова.
— Как здоровье?
Калинка ответила, что все уже в порядке. Мечтает, чтобы сегодня скорее стемнело, а завтра скорее рассвело — не терпится в школу.
— Мама и папа целыми днями на работе, — сказала она, когда ввела нас в знакомую комнату с белой кушеткой, кухонным шкафом и айвой за окном. — Дядя так занят своей пьесой, что почти не обращает на меня внимания. От скуки я перерыла все книги в старом сундуке. Нашла альбом «Олимпийские игры в Токио — 1964», о котором сообщила Саше. Рада, что вместе с ним пришли вы все.
Жора, Стефан, Крум и Валентин как-то особенно взглянули на меня. Их рты молчали, но взгляды говорили: «Хорош же ты, командир, если скрываешь кое-что».
Надо было быстро оправдаться.
— Ни о чем ты мне не сообщала! — сказал я маленькой хозяйке учтиво, но твердо.
— А через Дочку и Пенку? — она подняла брови, и альбом задрожал в ее руках. — Мы целый час говорили только о тебе!
Я почувствовал, как мое холодное сердце обдало теплом. И щеки тоже.
— Дочка и Пенка забывчивы! — возмутился я. — Они помнят только стихи.
Валентин попробовал унять мой гнев:
— Не отчаивайся, шеф! Я напишу доклад в назидание и поучение.
Стефан, Крум и Жора тоже обещали вывести их на чистую воду, а потом воспитать, только быстрее и проще — отшлепать их.
Лишь Калинка была иного мнения. Она с улыбкой сказала, что наш приход тем радостнее и приятнее, что он без приглашения.
— Но не без причины! — вспомнил я серьезный повод к нашему посещению. — Мы пришли к тебе за советом по очень важному вопросу.
— По какому?
Я глубоко вздохнул и положил на стол конверт нашего первоклашки. Ко всеобщему удивлению, Калинка, не дожидаясь объяснений, прямо спросила:
— Пепи сам отдал вам это?
Я сразу сориентировался в обстановке:
— Разве ты знаешь гражданина, именуемого Петром Христовым Тинковым?
— Конечно! — без колебаний сказала она. — Этот восьмилетний гражданин мой двоюродный брат. У него ужасный почерк, поэтому он попросил меня напечатать адрес на папиной машинке. Она, правда, не новая, как видите, буквы нечеткие, а «Ц» даже бьет немного выше, но для такого несложного дела годится. Она вот в этом шкафу.
