которые, вспыхнув на солнце, снова уходят вниз, оседают, ложатся на зеленые выступы дна, лохматые водоросли, бородатые коряги.
— Алпук, Алпук, смотри, как красиво! Будто стены замка… площадь… дворцы…
Алпукас, по примеру Ромаса, лег на землю, носом вплотную к воде.
— А тут, тут! — восклицал Ромас. — Целый город! Только башни качаются — еще рухнут!..
— А вон там лес, в нем звери бродят… Вот лось — с рогами, с бородой…
Чем дальше они смотрели, тем больше открывали красот. Перед глазами возникали подводные дворцы с покривившимися шпилями башен, косматые всадники, которые вихрем неслись неведомо куда… Они видели затонувшие суда и гигантских рыб, сказочных волосатых чудовищ.
Звякнуло ведро. Мальчики подняли головы и одновременно вскочили. Источник полукругом обступили деревенские мальчишки. Они недобро молчали. Ни один не заговорил, не засмеялся, как обычно при встрече.
Алпукас попытался улыбнуться. Он всех тут знал и хотя особенной дружбы с ребятами не водил, но и не ссорился. Поиграют, бывало, и разойдутся по-хорошему.
Что же они теперь задумали?..
Но Ромас уже чувствовал, чем это пахнет…
Он хорошо знал эту напряженную, грозовую тишину перед схваткой, когда враги молча меряют друг друга взглядом, когда для начала боя достаточно одного неосторожного слова или жеста… Сколько раз возвращался он после таких стычек в разорванной одежде, исцарапанный, как кот по весне, и мать неделями не разговаривала с соседками, хотя дети давно успевали помириться. В какое бы тяжелое положение Ромас ни попадал, он не уступал, не показывал спину.
Мальчик стоял, ощетинившись как еж, бледный, закусив губу и крепко стиснув кулаки.
Задира Забулюкас, который не лез за словом в карман, вышел вперед:
— Вы чего сюда шляетесь, задаваки?
— Мы не шляемся, мы помогаем, — миролюбиво ответил Алпукас.
— Помогают они, хи-хи-хи!.. Помощнички выискались, ха-ха-ха!.. — загоготали мальчишки.
— А этот зачем таскается с тобой? — напирал Забулюкас.
— А тебе что, жалко? — отрезал Алпукас.
— Еще заступается. Оба хороши!
— Это не ваша электростанция, а наша, колхозная! — крикнули из толпы.
— Браконьера спугнули!
— А патлы какие отрастил, смотри!
— Подлизы!
— Хватай его за кудлы!
Кольцо врагов грозно сужалось, голоса звучали все злее, все угрюмее становились взгляды.
Алпукас все еще хотел что-то сказать, искал глазами Стаси́са Керейшиса, Вацюкаса Гайлиса. Они бы заступились, не дали Ромаса в обиду. Но своих поблизости не было. Вдвоем не устоять против такой оравы да и драться не хочется… Достанется Ромасу…
О себе он не думал, ему было жаль товарища. Нет, он должен как-то спасти его, выручить. И Алпукас шепнул:
— Ромас, бежим!
Но поздно. Кто-то из ребят уже толкнул Ромаса, тот не остался в долгу, со всех сторон взметнулись вверх руки… и вот все закипело, загудело, забурлило. Сбившись в кучу, ребята возились, пыхтели и охали. В суматохе нельзя было разобраться, кто бьет и кого бьют…
Неизвестно, чем кончилась бы потасовка, если бы не девушки. Не дождавшись воды, они выбежали на холм и увидели клубок сцепившихся мальчишек. Увидели — и с криком пустились к ним.
Услышав чужие голоса, драчуны мгновенно рассыпались во все стороны, как стая воробьев от брошенного камня. Кто-то налетел на ведро и шлепнулся в лужу, кто-то в сумятице потерял кепку, но не посмел вернуться за ней, а ошалевший Забулюкас плюхнулся прямо в родник.
Ромас и Алпукас тяжело сопели. Вид у них был жалкий. Алпукасу порвали рубашку и в двух местах расцарапали лицо; рукав куртки Ромаса висел на ниточке, ему здорово подбили глаз, а левое ухо раздулось и горело.
На все вопросы девушек ребята только пожимали плечами. Они и сами не знали, за что их поколотили. Зачерпнув воды, студентки увели растерзанных мальчиков в лагерь…
Когда строители пришли на ужин, их помощников уже «отремонтировали»: куртка и рубашка были зашиты, ссадины смазаны йодом и слегка припудрены, чтобы не бросались в глаза.
Узнав, что Ромас и Алпукас храбро дрались, стойко защищались и не отступали, студенты стали похлопывать мальчиков по плечу, не жалея одобрительных слов:
— Вот это по-нашему, по-мужски!
— Так и надо, молодцы!
— Не поддавайтесь! Око за око, зуб за зуб!
Но кое-кто отнесся к этому иначе. Инженер Гарбус почему-то задумался и долго, подробно расспрашивал, как было дело.
* * *
После ужина, когда Ромас и Алпукас отправились домой, инженер сказал:
— Вот что я вам скажу, дорогие коллеги: виноваты в этой драке мы с вами.
Студенты зашумели:
— Мы виноваты? Вот тебе и на! Мы-то при чем?
— Нас там и близко не было!
— Мы же их не стравливали!
— Смешно! Подумаешь, подрались ребята. Что тут такого? Завтра помирятся.
— Пусть дерутся, здоровее будут. Мальчикам полезно поразмяться!
— Когда мы такими были, еще не так дрались! Ого!
— До сих пор отметина на носу. Смотрите, кто не верит…
Все наперебой ударились в воспоминания. Когда-то, в детстве, дрались они немало, самим доставалось на орехи. Вот тут на лбу красовалась шишка никак не меньше гусиного яйца, а под этим глазом синяк не сходил целый месяц…
Когда шум улегся, инженер спокойно продолжал:
— А почему виноваты, я вам сейчас объясню. На первый взгляд, кажется, ничего страшного — повздорили ребята. И тем не менее это не простая драка. Мы встретили двух ребятишек и взяли их в помощники. Это, разумеется, неплохо. А другие ребята? Как быть остальным? Они без дела слоняются, ходят вокруг да около и, конечно, завидуют нашим помощникам.
После слов инженера студенты присмирели.
— Может, и правда. Похоже, что так оно и есть.
— Да-а, это уже нехорошо. Я-то думал, они так себе дрались…
— Надо что-то предпринять…
— Но что?..
* * *
Вернувшись домой, Ромас и Алпукас старались держаться подальше от лампы. Они и от ужина отказались под предлогом, что ели в лагере. Но Марцеле заставила их выпить по кружке парного молока. Ребята сели за стол, и тут она заметила царапины на лице Алпукаса.
— Где это тебя так разукрасили, сынок?
— А, — пробормотал Алпукас, — упал…
Наколоть ногу, ушибить колено, порезать палец — мелкое событие для деревенского мальчика. Из-за этого не сокрушаются. «До свадьбы заживет…» Может, и на сей раз никто не обратил бы на ребят внимания, да все испортила Юле. Ее зоркие глаза тут же заметили свежий шов на рубахе Алпукаса. Она подошла и стала присматриваться. Мальчик смутился и покраснел как рак.
— Да у него не только лицо, у него и рубашка разодрана. — Юле оглядела Ромаса: — И у этого фонарь под глазом, мама. Дрались?..
Пришлось подробно рассказать о сегодняшнем событии.
Когда мать и Юле вдоволь
