Сверху на них летело по желобу чугунное ядро.
Фикс рванул на себя ближайшую дверь. Заперто! Йонинг забарабанил в нее кулаками. Павлин от страха спрятал голову под крыло. Дэвид в сердцах плюнул на злополучную дверь – и она открылась.
Едва друзья переступили порог, стены замка содрогнулись. На том месте, где они только что стояли, зияла дыра!
Они перевели дух и осмотрелись. Это была кухня. Живые рыбы, словно резвясь, шлепались на раскаленную плиту то одним боком. То другим. Вероятно, они состязались, кто скорее подрумянится. Потом какая-нибудь смышленая рыбешка вдруг спохватывалась, что дело пахнет жареным, и быстро ныряла в стоящий наготове котел – с солененькой перчененькой водичкой, с лавровым листом, с морковкой и кружками репчатого лука… Вот и уха!
Дирижировал всем этим повар. Одет он был со вкусом… Точнее – вкусно. Жилет – из урюка, штаны – из свиных отбивных, вместо шляпы – каравай, на ногах – два бобовых стручка. А дирижерскую палочку ему заменяла обглоданная куриная ножка.
– Проходите, проходите, – заторопил их повар, вдохновенно размахивая дирижерской ножкой. – Вы попали на первое исполнение «Большого рыбного концерта в до диез обжоре».
– Не уха – симфония! – втянул носом воздух Йонинг.
– Заглянуть в программку не желаете? – повар протянул доктору меню рыбного обеда.
Заглянем в меню и мы.
КОРОЛЕВСКАЯ УХА В ТРЕХ ЧАСТЯХ
Часть первая: «Ершистая». К о л ю ч е м о д е р а т о.
Часть вторя: «Партия Леща». А л л е г р о ж е в а ч е.
Часть третья: «Танец маленьких Стерлядок». П ь я н о
– Мне что-нибудь пожеваче, – попросил доктор. – Только чтобы не слишком колюче.
Повар подцепил ковшиком мелкую рыбешку.
Доктор раскрыл рот, раскрыл рот и ерш. От изумления доктор выпучил глаза – ерш тоже попался пучеглазый.
– Что-то у меня пропал аппетит, – пробормотал Йонинг.
– Как знаете. – Повар поджал губы и с сожалением бросил ерша обратно в котел. – У меня музыка наваристая, это вам любой скажет. В своем деле Сквош понимает толк.
– Сквош? Вы сказали… Сквош? – заволновался детектив. – Так это вы, сэр? Не может быть, сэр!
– Сквош, эсквайр, – повар слегка поклонился.
Всегда невозмутимый Фикс бросился повару на шею.
– Это вы!… Вы! – радостно восклицал он. – Я вас ищу! Полицию на ноги поднял! Десять лет!… Какая удача!
По лицу повара нетрудно было догадаться, что, в отличие от Фикса, он эту встречу удачей не считает. Он уже видел, как его ведут в наручниках в мрачный Тауэр.
– Это же Сквош! – детектив обращался к своим друзьям. – Изобретатель тыквенной каши! Певец пончиков! Король ухи!
Наконец Фикс ослабил объятия, и повар облегченно вздохнул.
– Тот самый? – не поверил Дэвид.
– Что значит «тот самый»? – повар даже обиделся. – Между прочим, специальным парламентским актом мне присвоили имя Сквош, то есть Тыква, в ознаменование особых заслуг перед отечеством.
– Каша что надо, – подтвердил Дэвид.
Сквош просиял: – Я вас угощу!
Он взмахнул обглоданной косточкой – из буфета вылетели четыре тарелки. Еще взмах – на тарелках появилась тыквенная каша. Все набросились на угощение.
– Эта каша непростая, – приговаривал Сквош. – Захотите – в тыкву превратитесь, захотите – снова людьми станете. Пока вы в замке, никакие злые чары вам не страшны. Горе мыкать – тыкву тыкать, – закончил он загадочно.
– Это он про Бьюти, – пробубнил с полным ртом Йонинг.
– Про Кэнди, – поправил его Фикс.
– Вы нам поможете, мистер Сквош? – спросил Дэвид.
У повара в левой появилось блюдце с горкой паштета, а из обглоданной куриной косточки он выдавил сливочное масло. Сквош вывел на паштете три шестерки.
– Это код, – объяснил он. – Зная его, Бьюти сумеет открыть дверь.
– Почему же вы… – запальчиво начал Дэвид и осекся.
– Почему я не сделал этого раньше? – Повар открыл заслонку – в плите что-то угрожающе зашипело. – Одной ей отсюда не выбраться. У нас ведь такое творится. Чертям тошно.
Словно в подтверждение его слов, раскаленные шкварки просвистели у него над ухом, и окно, выходившее во двор, разлетелось вдребезги.
Дэвид пошарил в карманах и нашел то, что искал. Клешня лобстера. Привычка носить с собой массу бесполезных на первый взгляд вещей лишний раз себя оправдала. И хотя, кажется, никто не понял, зачем он воткнул в паштет розоватую клешню, для Бьюти (как и для нас с вами) это что-нибудь да значит, верно?
Йонинг хотел уже взять блюдце, однако Сквош жестом остановил его:
– Еда доставляется в комнату специальным подъемником. Вот, смотрите.
Он поставил блюдце в глубокую нишу в стене, нажал на кнопку, и паштет уплыл вверх.
– А мы как же? – спросил Фикс.
– Павлуша знает дорогу. Поторопитесь.
Бьюти сразу все поняла. Могла ли она забыть тот ужин? Близнецов-коротышек с их смешными подарками. Афрозину, выливающую на себя флаконы с духами. Галантного Бэрра. И этих недоваренных лобстеров, расползавшихся во все стороны. Розоватая клешня… это значит, что Дэвид в замке! А если Дэвид, то, скорее всего, и доктор, и детектив… Вероятно, они хотят вызволить ее отсюда. Вырвать из рук черного мага. Но хочет ли она вырваться – вот вопрос!
Бьюти запуталась. Бэрр – кто он? Друг или враг? Похититель детей или несчастный влюбленный? Он предложил ей руку и сердце… бедный Рыцарь погиб, она своими глазами видела в замке газету с сообщением о его смерти. И черный маг вовсе не похитил у нее дочь, а взял на воспитание. Так говорит Бэрр. А подарки для Кэнди! А безукоризненные манеры! Вот уж истинный джентльмен. Джентльмен? А кто запер ее в этой комнате? Да, запер… для ее же спокойствия! От ревнивой Афрозины можно ждать любых неприятностей. Так говорит Бэрр.
«Так говорит Бэрр…» – Бьюти поймала себя на том, что все чаще повторяет эти слова.
Она взяла вилку, чтобы попробовать любимое блюдо, и вдруг с удивлением поняла, что не хочет паштета. Не этого, а вообще. Ни сейчас, ни потом. Почему-то ей живо представилась толстая гусыня, за которой гонится Бэрр, потрясая тростью: «Не бойся, не трону! Мне только печеночки!»
Бьюти оттолкнула блюдце, оно поплавало, покрутилось в воздухе и снова зависло перед ней: хочешь не хочешь, а ешь! Тут она обратила внимание на три девятки, украшавшие горку паштета. Промелькнувшая догадка заставила Бьюти вскочить от испуга. В этой комнате ей всегда казалось, что не только она сама, но и мысли ее находятся на виду. Она взяла себя в руки и, умеряя шаг, прошлась несколько раз взад-вперед. Затем, словно от усталости, прислонилась к двери. От усталости? Нет-нет, это была маленькая хитрость. Пальцы уже нащупывали наборный диск. Сколько раз она крутила эти колесики, пытаясь наугад найти единственно правильную комбинацию из трех цифр. И вот сейчас она была близка к разгадке.
Набрав три девятки, Бьюти нажала на дверь. Дверь не поддалась. Клешня… три девятки… нет, это не могло быть случайным совпадением. Неужели Дэвид ошибся… или ошиблась она? Ну конечно! Как она сразу не догадалась? Не девятки, а шестерки! Блюдце повернулось к ней не той стороной!
Дверь бесшумно отворилась. Первым, кого увидела Бьюти, был Йонинг, увешанный пучками сухой травы: так он рассчитывал оберечь себя от нечистой силы. Не до дружеских объятий – надо вызволять Кэнди! Ее комната в конце коридора. Фикс показал друзьям изящную вещицу с непонятными бороздками с насечками.
– Золотая отмычка, – пояснил он. – Подарена Штырю, знаменитому лондонскому квартирному вору, по случаю пятидесятилетия трудовой деятельности. Отобрана при задержании.
Фикс вставил отмычку в замок, пальцы его производили сложные манипуляции. Все терпеливо ждали: операция затягивалась, на лице Фикса появилась досада. Когда же на глазах у всех золотая отмычка превратилась в обыкновенный ржавый гвоздь, он совсем растерялся.
Тут вперед выступил Павлуша. Мягко отодвинув крылом незадачливого детектива, он сунул в скважину клюв. Раздался легкий зуммер, дверь открылась.
– Кэнди… – Бьюти не договорила.
В комнате никого не было и… кто-то был. Скрипнула половица. Висевшая на стене скакалка соскочила на пол и стала крутить обороты. Детский голосок запел:
Я чудо-каракатица,
Могу я носом пятиться
И почесать свой бок
Любой из сотни ног.
– Она? – тихо спросил Фикс.
– Не знаю, я никогда не слышала ее голоса, – так же тихо ответила Бьюти.
А кто-то невидимый как ни в чем не бывало распевал:
А если бок не чешется,
Душа моя утешится:
Могу я хоть сейчас
Чесать от всех от вас.
Скакалка, раскрутившись, усвистела в окно – маленькое такое окошко, почти под потолком, не зарешеченное, но вроде тюремного. В комнате захихикали, и, надо сказать, препротивно. Однако стоило доктору сказать об этом вслух (шепотом, шепотом), как в голову ему полетело яблоко. Дэвид вовремя захлопнул дверь.
