Глава XXIII
Когда тебя не слушают
Владимира Владимировича увезла «Скорая».
В его опустевшей квартире работали эксперты-криминалисты. У подъезда стоял милицейский «уазик». Сержант-водитель покуривал, усевшись на бортик детской песочницы, а в машине на заднем сиденье расположился одетый в штатское милицейский оперативник. Восьмиклассники и Ван Андреич попали в свидетели. Оперативник вызывал их по одному и допрашивал наскоро только иногда делая пометки в блокноте.
Разумеется, не обошлось без Санта-Барбары и бабки Пупырко. Без их надзора никому не удавалось даже старый шкаф выбросить, а тут, как-никак, настоящее преступление! Дворовые сплетники, как обычно, сидели на лавочке: Ван Андреич в середине, Санта-Барбара и бабка Пупырко по бокам. Но сейчас они потеряли обычную самоуверенность. Оказалось, что Ван Андреич успел наябедничать им на «генерала», не пожелавшего торговать щенками. И вот с утра они обсуждали зазнайство Владимира Владимировича и его невнимание к простому народу. А таможенник тем временем истекал кровью.
Чтобы поднять тревогу, не нужна была особая проницательность. НУЖНО БЫЛО ТОЛЬКО НЕ ДУМАТЬ О ЧЕЛОВЕКЕ ПЛОХО. Ведь Лялька и Блинков-младший быстро поняли, что с Владимиром Владимировичем беда. А пенсионеры слушали, как воет премудрая Катя, и думали: «Плевать генералу на собственную собаку». Знали, что кто-то подходил к дверному «глазку» и не откликнулся на звонок Ван Андреича, — и думали: «Зазнается генерал, разговаривать не хочет».
Теперь они мучились угрызениями совести. Минут десять. Потом Санта-Барбара кивнула на милицейский «уазик» и сказала:
— Совсем обнищала милиция. Смотрите, на чем ездят!
«Уазик» был облупленный, с проржавевшими насквозь крыльями.
— Надо у этого милиционера документы проверить, — заявила бабка Пупырко. — Может, он поддельный. Настоящие в форме ходят.
— Он удостоверение показывал, — вступился за опера осторожный Ван Андреич.
— Подумаешь! Помахал красной книжечкой! Да любую обложку можно купить и наклеить свою карточку!
— Действительно! Ходят всякие и допрашивают! — приободрился Ван Андреич. Когда говоришь о людях плохое, не нужно ничего делать, чтобы выглядеть хорошим. — Зря я ему все рассказал! Если хотел допрашивать, пускай бы в милицию вызывал! Ничего, я его проверю!
Сыщик давно, еще в прошлом году, научился говорить не все, что хочется. Исправить пенсионеров было невозможно, и он помалкивал, дожидаясь своей очереди на допрос. Ван Андреич, а за ним Ирка и Князь просидели в «уазике» минуты по две-три и уже успели поделиться впечатлениями. Оперативник задавал всем одни и те же вопросы: в котором часу и при каких обстоятельствах обнаружили Владимира Владимировича и не видел ли кто во дворе незнакомых людей. Сейчас он допрашивал Кусачую княжну, а Блинков-младший остался последним. Торопливость опера ему не нравилась. Сыщику было что рассказать! Другое дело, захочет ли опер его выслушать.
Лялька вылезла из «уазика» с кислым лицом.
— Слова не дал сказать, — шепнула она. Опер уже махал из приоткрытой дверцы: иди сюда. Митек подошел и вскарабкался на продавленное сиденье.
— Фамилия-имя-адрес, — скороговоркой потребовал милиционер.
— Невольно попадая ему в тон, сыщик отбарабанил:
— Блинков-Дмитрий-адрес-тот-же-только-квартира-семьдесят-пять.
— Когда и при каких обстоятельствах вы обнаружили тело?
— Владимир Владимирович не тело, — буркнул сыщик. — Врач сказал, что…
— Будем спорить или отвечать? — перебил опер.
— Отвечать, — вздохнул сыщик и стал отвечать.
Оперативник спешил. Время обстоятельных допросов настанет позже, а сейчас он гнал расследование, надеясь отыскать преступников по горячим следам. Поэтому вопросов у него было немного, и все они касались только последних суток. В округе случилось несколько похожих ограблений: жертва — одинокий человек, дверь квартиры не взломана — значит, хозяин открыл сам, не боясь «гостей». У опера давно сложилась версия, что преступники действуют под видом пенсионных работников или слесарей. Ее он и проверял, обрывая все попытки Блинкова-младшего рассказать о преступном синдикате.
Нельзя его винить. Опер не знал, что допрашивает лучшего сыщика из всех восьмиклассников Москвы. А Блинков-младший попал в привычный замкнутый круг. Чтобы доказать взрослым, что ты не фантазируешь, надо, чтобы тебя выслушали и проверили твои слова. А они не слушают, потому что уверены, что ты фантазируешь.
Ответив на все вопросы, Блинков-младший в последний раз попытался заинтересовать опера:
— А я знаю, откуда у Владимира Владимировича в кулаке была бумажка.
— Я тоже знаю. Из мусорного ведра, — кивнул опер.
Получилось, как в анекдоте про умственно отсталого мальчика и шофера: «Дяденька, а я знаю, что у вас сломалось: автобус». Сыщик оскорбился. Ничего не оставалось, как действовать самому. Выходя из «уазика», он попросил:
— Скажите экспертам, чтобы отдали Катин ошейник и поводок. Я ее возьму к себе, пока Владимир Владимирович в больнице.
— Катя — собака? — рассеянно уточнил опер, что-то черкая в блокноте. — Скажи сам, что я разрешил.
— А как ваша фамилия?
— Лейтенант Генералов, — ответил опер и с вызовом посмотрел на сыщика. Видно, его задразнили плоскими шуточками вроде: «С такой фамилией тебе не лейтенантом быть, а генералом».
Премудрая Катя набегалась и ждала у подъезда, переминаясь с лапы на лапу. Блинков-младший открыл дверь, и собака, обгоняя его, побежала вверх по лестнице. Когда он дошел до восемьдесят третьей квартиры, Катя сидела на коврике и деликатно поскуливала. Митек позвонил; его разглядели в «глазок» и приоткрыли дверь.
— Что тебе, мальчик?
Катя сунула голову в щель и рыла кафель лапами, пытаясь протиснуться в квартиру.
— Дайте ее поводок и ошейник, — попросил Блинков-младший. — Генералов разрешил.
— Сейчас. — Эксперт огляделся и снял с какого-то невидимого для Митьки гвоздя Катину сбрую. — Держи.
Катя упрямо лезла в дверь. Отпихнув ее, эксперт попытался дверь закрыть, но Митек остановил его:
— Погодите. Генералов еще говорил про какую-то зеленую бумажку. Ее надо приобщить к делу.
— Бумажку?
— Да. Она была в кулаке у Владимира Владимировича.
— Сделаем.
Дверь захлопнулась.
Блинков-младший отошел от несчастливой квартиры и сел на ступеньку. Да, соврал. А что еще делать, когда тебя не желают слушать? Не мог же он позволить, чтобы эту бумажку выбросили с мусором. Ведь не зря Владимир Владимирович защищал ее, не жалея жизни.
Шажок за шажком, осторожно, как пешеход на тонком льду, сыщик стал складывать свою версию.
Первое. Клочок бумаги в кулаке отставного таможенника был оторван от листка из папиной гербарной папки. В Москве вряд ли есть вторая такая. Свою папа привез из Венесуэлы, а в наших магазинах их не продают.
Второе. Известно, что было на этом листке: схема преступной организации.
Третье. Кому она интересна? То есть НАСТОЛЬКО интересна, чтобы силой отнимать ее у Владимира Владимировича? Конечно, ПРЕСТУПНИКАМ, И НЕ ВСЯКИМ! Обычные квартирные грабители и не взглянули бы на какую-то схему. Да и Владимир Владимирович не стал бы за нее бороться с обычными: это не секретный документ, пускай берут. А он боролся насмерть. Он последний жалкий обрывок сжимал в кулаке, пока не потерял сознание.
Отсюда ВЫВОД: У ОТСТАВНОГО ТАМОЖЕННИКА ПОБЫВАЛ КТО-ТО ИЗ «ГЕРОЕВ» СХЕМЫ.
Их интересовал, конечно, не сам по себе листок со схемой. Их интересовало, что известно Владимиру Владимировичу о преступном синдикате. Нашли у него схему и убедились, что отставной таможенник ведет свое расследование. Тогда его ударили по голове, рассчитывал не оглушить, а убить.
Преступники не знали, что схему начертил не он, а Блинков-младший. А может быть, догадались по почерку, что автор схемы — другой человек (правда, Митек писал печатными буквами). Тогда смерть Владимира Владимировича должна была стать предупреждением сыщику: не суйся — убьем!
И последнее: СХЕМА БЫЛА ВЕРНА! Сами того не желая, это подтвердили преступники. Ведь если бы они увидели в схеме грубые ошибки, то не тронули бы Владимира Владимировича. Он был бы неопасен.
Итак, Блинков-младший остался единственным, кто знал о Синдикате. Положим, кое о чем он успел рассказать маме. И заработал домашний арест — верный признак того, что мама заинтересовалась расследованием и считает его чересчур опасным для единственного сына.
Но!
Мама не слышала рассказа Владимира Владимировича о контрабанде животных.
Мама не видела Митькину схему.
Мама еще не знает о покушении на отставного таможенника.
Можно не сомневаться, что она и о контрабанде все разузнает, и такую же схему нарисует без помощи сына, и вообще сама додумается до всего. Только не сейчас. Сейчас мама неизвестно где. Вчера она вернулась домой, когда Митек уже спал, сегодня ушла, когда он еще не проснулся. Папе сказала, чтобы к ужину ее не ждали. У контрразведчиков такое случается: их операции не останавливают из-за того, что хочется поспать или перекусить.
