захлопнется.
Носком туфли я перевернула несколько камней, как будто то, что я ищу, могло быть спрятано под ними. В лесу как раз распустились дикие цветы, и под деревьями белел ковёр из душистых венчиков. Если бы Аполлон был лошадью, он мог бы их есть. Однако горные львы относились к тем видам, которые мама называет хищниками. Это значит, что они едят только мясо. И бедный Аполлон, наверное, умирает от голода.
Меня пугала даже мысль о том, что Аполлон остался совсем один в этом лесу. До вчерашнего дня он сидел в безопасности на сеновале, где были вода, и еда, и летучие мыши. Наверное, в лесу найдётся немало еды, если ты котёнок пумы. Аполлон может есть белок, мышей или кроликов. И даже если он угодил в эту жуткую ловушку, у него есть, по крайней мере, один полноценный обед.
Я подняла длинную прочную палку. Я потыкала палкой в куст черёмухи, чтобы проверить, нет ли под ним кого, но нашла лишь красноватые ягоды. Рябчик взлетел с таким шумом, что я подскочила от неожиданности. На дереве заверещала белка. И всё. Никаких следов Аполлона.
Следов. Мне вообще-то стоило искать не только ловушку, но и следы Аполлона. В конце концов, он не обязательно должен в неё попасть. Котёнок запросто может бродить здесь на свободе, и моя задача – выследить его. Я уставилась на землю, высматривая отпечатки лап и помёт. Я осматривала стволы деревьев в поисках отметок когтями. Хороший детектив должен уметь выслеживать кого угодно, особенно если это котёнок пумы.
Я наклонилась, рассматривая отпечатки на влажной глине. Четыре пальца и подушечка с двумя выступами спереди и тремя сзади. Бинго! Это след льва!
У собаки перед первыми двумя пальцами отпечатались бы когти. Разбрасывая палкой мешавшую листву, я прошла по следу до кучки помёта. Я опустилась рядом на колени и внимательно изучила его.
Если Аполлон ел белок или грызунов, в помёте должны остаться шерсть и кости, из-за которых он белеет. Я использовала пакет как перчатку, чтобы подобрать комок бледного помёта и отнести его домой. Мама мне точно скажет. Она у нас в этом деле эксперт. Это она научила меня всему, что я знаю.
Я уже опускала пакет в карман шпионской жилетки, когда услышала, как кто-то кричит у ручья. Я побежала на крик и чуть не врезалась в Батлера, уже спускавшегося к берегу.
Хрустик бежал вдоль течения, заламывая руки и вопя во весь голос. Его шея казалась голой – не хватало привычного пушистого хвоста.
– Фре-е-е-е-едди-и-и! – верещал он, пока не споткнулся и не рухнул носом в грязь. Шухи-шухи-перешухи! Ему же больно!
Когда я подбежала к нему, Хрустик уже уселся, и по лбу у него текла кровь. Я вынула из жилетки влажную салфетку и протёрла ему лицо. Весенний паводок наполнил ручей, и вода бежала очень быстро.
– Спасай Фредди! – брат оттолкнул мою руку. – Он упал в воду! – Хрустик попытался вскочить, но зашатался и снова упал. Я принялась вытирать его лицо, повторяя:
– Батлер его спасёт, – очень надеясь, что так оно и будет.
– Батлер?
– Смотри! Фредди схватился за ветку! – Я показала вниз по течению.
Хрустик повернулся как раз в тот момент, когда Фредди выпустил ветку и снова плюхнулся в воду. Брат завыл от горя.
Что бы вы стали делать, если ваш восьмилетний братишка бьётся в истерике? Вот и я не знала: то ли его обнять, то ли дать оплеуху. Я всё же предпочла обнять. Это сработало, и рыдания перешли во всхлипы.
Но едва придя в себя, он оттолкнул меня что было сил. Мы оба стояли и смотрели на ручей. Батлер шёл к нам, мокрый насквозь, а Фредди сидел у него на голове, цепляясь когтями за лоб. С обоих текло, как с утопленных крыс.
Как удачно, что Батлер оказался таким проворным! Иногда мне кажется, что Фредди слишком шустрый – себе на беду.
– Ты его спас! – Хрустик захлопал в ладоши, сияя от уха до уха. Для него не было ничего ценнее в этом мире, чем мокрый вонючий хорёк.
Видок у нас был жуткий. Я измазалась в глине, пока ползала по лесу, изучая львиный помёт. У Хрустика на волосах запеклась кровь, а на лбу росла здоровенная шишка. Да и чистым он не выглядел тоже. Батлер и Фредди оба промокли насквозь и дрожали. Один Оливер сверкал чистотой. Учитывая состояние спасательной команды, я уже сомневалась, стоит ли сейчас продолжать поиски живоловки. Батлер и Фредди наверняка простудятся, если останутся в лесу.
– Батлер, почему бы вам не отвезти Хрустика с Фредди домой? – На этот раз я улыбалась ему вполне искренне. Как-никак, спасение Фредди было героическим поступком. – И тебе тоже надо бы обсушиться.
– А ты?
– А я пойду пешком. Здесь близко, – я показала на наш кирпичный дом на другом краю пастбища. – Я пойду напрямую.
– Ага, в прошлый раз ты тоже так сказала – и застряла на сеновале, – возразил Батлер.
– Мне больно. – Хрустик потрогал шишку. – Мама знает, как лечить. Она врач.
– Врач для животных, – сказала я.
– Для людей и животных.
И в чём-то он был прав.
– Кому каджу барфи? – Оливер открыл серебристую коробку с поджаристыми треугольничками, похожими на печеньки с предсказаниями.
Опять барфи! А почему бы и нет? Я вытащила один и осмотрела.
– Что тут?
– Мама печёт их с кешью и сахаром, – сказал Батлер. – Мы открываем свою кондитерскую в следующий понедельник.
– Без глютена?
Он кивнул.
Если бы не сахар, мама вполне одобрила бы этот барфи. Я откусила совсем крошечный кусочек.
– Вкусно!
– А я что говорил? – Батлер гордо улыбнулся.
Хрустик уже делил второй барфи с Фредди, который успел улечься брату на плечи и промочить всю куртку.
– Не хочу я бросать тебя здесь одну. – Батлер смотрелся довольно жалко из-за чёлки, с которой медленно капала вода.
– Ничего со мной не случится. Ступай грейся, пока не простудился.
– Напишешь, когда вернёшься домой. – У Батлера снова сделался вид наказанного щенка.
О-хо-хо! И что у него в голове?
– Иди уже. – Я не стала объяснять, что мама не разрешает мне купить мобильник, а значит, я не могу ни написать, ни позвонить, ни залезть в «Гугл» ничего из того, чем занимаются нормальные дети.
Когда мальчишки пошли по домам, я продолжила поиски живоловки и
