нее. Без мамы она бы уже давно умерла от голода или от болезни. Без мамы жизнь казалась беспросветной, а новая квартира – мертвой. Мертвая елка притулилась в углу, как разряженный покойник, батареи испускали мертвое, удушливое тепло, из холодильника тянуло мертвой едой.
На улице дышалось легче. Мягкий морозец прочищал мозги, заставлял густеющую кровь бежать быстрее. На улице ходили люди, каркали вороны и курлыкали голуби. Здесь монотонно тянул свою лямку обычный живой мир. И оттого что в нем теперь не было мамы, хотелось плакать. Варя уходила на детскую площадку и тихонько, чтобы никто не заметил, давала волю слезам. Она надеялась, что, вернувшись, застанет Двор чистым, но уродливые снеговики подбирались все ближе – того и гляди ввалятся в окно. Впрочем, этого Варя боялась меньше всего. Куда сильнее ее пугали редкие звонки от маминых подруг, которым приходилось врать.
Еще звонили из школы, друзья писали «ВКонтакте», одноклассница Аня запачкала ей всю стену пожеланиями скорейшего выздоровления. Иногда кто-то настойчиво стучал в дверь. Не иначе снова Екатерина Дмитриевна со своим бульоном! В такие моменты Варя ныряла головой под мамину подушку и ревела, ревела, ревела, среди аромата ее духов и шампуня всхлипывая от нехватки воздуха. Останавливалась, только когда понимала, что скоро начнет задыхаться по-настоящему.
Стоило высунуться в окно – снеговики буравили ее глазами-камешками. Они и не думали покидать свой пост. Тяжело вздохнув, Варя вновь механически одевалась и шла на улицу. Так проходил день.
Однажды утром, едва защелкнув за собой замок, Варя еще раз столкнулась с Екатериной Дмитриевной. Та возникла в дверном проеме – замурзанный фартук натянулся на пышной груди, закрученные в «дулю» волосы заколоты карандашом, на сгибе руки вместительная кастрюля, тяжеленная даже на вид. И это стало последней каплей.
– Варя, ну как там Леночка?! Я ей бульончик…
– Не надо!
От Вариного крика Екатерина Дмитриевна подпрыгнула.
– Не надо! НЕ НАДО! НЕ НАДО! – как истеричный малыш, Варя топала ногами и зажимала ладонями уши. – НЕ! НА! ДО!
Она вылетела из подъезда пушечным ядром, чудом не сбив неосторожного прохожего. За спиной раздался грохот скачущей по ступеням кастрюли, дополненный испуганной руганью. Варя мысленно позлорадствовала – а вот нечего соваться, когда не просят! – но тут же устыдилась. Екатерина Дмитриевна ведь от чистого сердца, в самом деле. Волнуется, бульон этот варит, будь он трижды неладен! Она искренне хочет помочь…
* * *
– Все хотят помочь, – раздался знакомый голос. – Только не могут.
Варя смахнула с глаз слезы, проморгалась. Прохожим, которого она чуть не сбила, оказалась баба Галя. Как всегда в окружении свиты голубей, в синем берете, похожая на отставного морпеха среди новобранцев. Стянув очки, она нервно протирала их краем шали, и Варя впервые увидела ее глаза – блеклые, почти прозрачные.
– Кто «все»? – Варя по-мальчишечьи вытерла мокрый нос тыльной стороной ладони.
– Все. – Баба Галя обвела дом узкой ладонью, сухой и желтой, как старая газета. – Екатерина, соседка твоя, вокруг тебя, как наседка, вьется…
– Достала уже… – буркнула Варя.
– А ты не дерзи, не дерзи, козочка! – строго отчитала ее баба Галя. – Кто чем может. Катерина вот смотрит, чтобы ты с голоду не умерла. Она больше не умеет ничего, зато готовит – язык проглотишь! А ты ерепенишься еще!
– Я не просила мне помогать! – запальчиво крикнула Варя. – Не надо мне помогать!
Баба Галя эту вспышку ярости пропустила мимо ушей. Лишь на секунду поджала изжеванные тонкие губы, да и продолжила как ни в чем не бывало:
– Ну-ну! Так-таки и не надо? А то, что Григорий Маркович справки из больницы вам сделал? Тебе – в школу, маме твоей – на работу. Ты думаешь, чего они не звонят? А это Григорий Маркович из второго подъезда! На должностное нарушение пошел человек, только чтобы тебя с мамой твоей прикрыть. Володька, шалопай, он над тобой живет, инторнет твой оплатил. А Ниночка из двенадцатой квартиры тебе лекарства купила, вот просила передать. Говорю ведь, кто чем может…
Высохшая рука порылась в кармане пальто, протянула знакомый голубоватый баллончик с вентолином. Варино лицо сделалось пунцовым. Она недоверчиво приняла подарок, радуясь его легкой тяжести.
– Кто это? – растерялась Варя. – Я же их даже не знаю!
– Это ничего, это не страшно. – Баба Галя часто-часто закивала. – Зато они, и на этой стороне, и на той, знают тебя. И хотят помочь. Я тебе уже говорила – есть в тебе что-то, но покуда ты сама не разберешься, почему тебя Двор зовет, и наша помощь нелишней будет.
– Толку от вашей помощи, когда непонятно ничего! Хоть бы объяснили толком, что происходит!
Прежде чем ответить, баба Галя задумчиво пожевала нижнюю губу:
– Не могут они. Да и я не могу. Смелости недостает. Боимся ее. Да и Андрюшку побаиваемся.
– Дядю Андрея? Бывшего хозяина квартиры? – удивилась Варя. – А чего его бояться?! Даже я его не боюсь.
– Это потому, что глупая, – парировала баба Галя. – Андрюшка страшный человек. Как девочки его во Двор перебрались, так совсем разум потерял. Все окна позакрывал, паршивец. Человек без разума на любую гнусность способен. Нечем ему хорошее от плохого отличать…
– Да уж справляюсь как-то, баб Галь.
Дядя Андрей подошел неслышно. Только что не было никого – и вот уже стоит рядом, длинный, угловатый, в неизменном плаще и шляпе. Борода стала еще длиннее, спуталась в неухоженный комок, откуда влажно блестели искривленные жутковатой ухмылкой губы. Лицо, и без того худое, еще больше осунулось, побледнело, как будто ввалилось внутрь. Только нос, заострившись, торчал, как столб посреди поля, да синие глаза выпучились как у рыбы.
– Ну? Чего притихла, старая? Или не учили в детстве, что нехорошо человека за его спиной обсуждать?
Он навис над бабой Галей изломанным знаком вопроса. На его фоне старушка сделалась совсем маленькой, хрупкой, как фарфоровая статуэтка. Но баба Галя не отступила. Водрузила на нос очки, лихо заломила берет и встала руки в боки, позабыв, что стискивает в ладони кусок зачерствелого батона.
Дядя Андрей больше не казался Варе комичным. От него веяло страхом, тревогой и безумием. Даже просто находиться рядом с ним было нестерпимо: руки покрывались гусиной кожей, чесались глаза, хотелось отойти подальше, не смотреть, не слышать. Его разбитная наглость раздражала и пугала одновременно, но бросить бабу Галю Варя не могла.
– Здравствуйте. А вы что здесь забыли? – с нажимом спросила она.
Странным образом черпая силы в страхе и раздражении, волнами исходящих от дяди Андрея, Варя даже не задумалась, что вопрос ее звучит совсем не вежливо.
– Я-то? Тебя, голубка. Тебя забыл.
В зарослях
