в таверне началась потасовка, прибежал туда поглазеть. Сегодня за завтраком он рассказал в подробностях всё, что видел и слышал.
– Но как ты узнала о том, что я помог женщине?
Агата улыбнулась, и взгляд у неё потеплел.
– Кроме прочего, Гас проходил мимо, когда ты защищал женщину от компании приятелей. Он задержался посмотреть, что будет дальше, и, по его словам, был потрясён, что ты вступился за нищенку перед товарищами и остался помочь ей, когда другие ушли.
Гастон смахнул волосы со лба.
– Ничего себе! Я больше и шагу не могу ступить без свидетелей!
– Жаль тебя расстраивать, но это всегда было так. Слуги всё видят и всё знают.
Гастон замер, её слова смутно обеспокоили его. Если слугам известен каждый его шаг, не знают ли они о его отношениях с Агатой? И не потому ли против него созрел заговор?
– Но не исключено, что всё услышанное мной по поводу табакерки – одни домыслы, – со вздохом произнесла Агата. – У слуг мало развлечений, вот они и точат лясы.
Гастон кивнул. Возможно, она права. Он поскрипел зубами. А может, и нет.
– Ты не спросил меня про хорошую новость, – весело сказала Агата.
Гастон с усилием отвлёкся от своих мыслей и взглянул в освещённое надеждой лицо девушки.
– Хорошо, ты меня заинтриговала. Какая хорошая новость?
– Ты заслужил следующее преображение.
Гастон выпрямил спину:
– Что? Как?
– Тем, что пришёл на помощь несчастной женщине, хотя тебя отговаривали.
У Гастона вспыхнули щёки.
– Да ничего особенного. Я просто проводил её домой.
Агата потянулась к нему через стол и взяла его за руку, глаза у неё были цвета Средиземного моря – яркие, сине-зелёные.
– И, поскольку тебя смутила моя похвала, я вижу, что ты изменился.
Он помолчал. Смущение здесь ни при чём, он раскраснелся по другой причине. Гастон чувствовал в появлении нищенки что-то... очень странное. Весь их разговор, с той минуты когда он помог ей встать на ноги до того оценивающего взгляда, которым она одарила его напоследок, проносился у него в голове уже сотни раз. Он тщательно обдумывал каждую реплику и всё же не мог понять, что его настораживает. Но если его волшебница хочет видеть в нём смущённого одобрением девушки храбреца, не стоит её разубеждать.
Гастон погладил свою щёку и улыбнулся:
– К моему новому росту подошло бы более мужественное лицо, тебе не кажется?
Агата, глядя на него и хмуря лоб, наклонила голову сначала в одну сторону, потом в другую.
Гастон объяснил:
– У меня всё ещё детская физиономия. Я бы хотел иметь такие же острые скулы и квадратный подбородок, как у отца, и сильную челюсть и широкий лоб, как у Жоржа.
Свет в её глазах потускнел, морская волна потемнела, и Агата ответила:
– Я могу это сделать. Но нам нужно подождать, чтобы не навлекать ещё больше подозрений, тебе не кажется? Кстати говоря. – Она пожала ему пальцы. – Перестань выставлять напоказ свои изменения. Гвен и так уже догадывается о моей причастности к ним. Никто не должен знать о моих способностях, Гастон. Я не шучу. Иначе я тут же исчезну, ты не успеешь и глазом моргнуть.
Гастон потянулся к ней через стол, не обращая внимания на землю, которая пачкала рукав нового камзола, и взял другую руку Агаты. Он не может потерять её. Дело в том, что он ужасно привязался к ней и хотел выразить свою благодарность. Пора было привести свой план в действие.
Он сжал руки Агаты, заглянул ей в глаза и поклялся:
– Обещаю защищать твою тайну даже ценой собственной жизни.
НА СЛЕДУЮЩИЙ ДЕНЬ с самого рассвета было ясно и не по сезону тепло. Агата насвистывала за работой. Заказав поднос с завтраком для Гвен и забрав из прачечной выстиранное бельё, девушка остановилась у окна, выходящего в задний сад, и обнаружила, что солнце растопило большую часть снега и об-нажило лабиринт из зелёной живой изгороди и очаровательные статуи. Может быть, удастся уговорить Гвен выйти на прогулку.
Проснулась Агата воодушевлённая оптимизмом. Гастон не только пожертвовал своей гордостью, чтобы помочь человеку в нужде, но и вспыхнул от смущения, когда она похвалила его. Это прогресс. Раньше он бы не моргнув глазом прошёл мимо пожилой женщины, а ещё вероятнее – присоединился бы к насмешкам над ней.
Пружинящей походкой Агата вошла в покои мадемуазель Гвен и тихо прикрыла за собой дверь. И вдруг чуть не подпрыгнула, услышав вопль из спальни.
– Где тебя носит? Мне нужно моё персиковое платье. И я не могу найти туфли в тон! – орала Гвен. Её крики приглушались стуком, говорящим о том, что она выбрасывала из гардероба обувь.
Агата влетела в спальню.
– Вы уже проснулись?
– Конечно, я проснулась! Ты что, слабоумная?
Положа руку на сердце, Гвен редко вставала раньше полудня, а сейчас было ещё утро.
– Для какого случая надо вас одеть?
Не высовывая головы из гардероба, Гвен ответила:
– Я сопровождаю теге к Оклерам. Надо восстанавливать репутацию семьи... Где же эти туфли?
Ещё одна пара обуви грохнулась на деревянный пол, и Агата поспешила на помощь.
– Почему бы вам не умыться, а я пока найду всё, что нужно?
Гвен села на пол, сдувая со лба всклокоченные рыжеватые волосы, и с прихцуром посмотрела на Агату снизу вверх.
– Ладно. Только не копайся!
* * *
Два часа спустя, после некоторых творческих усилий с применением магии, Агата смотрела из окна, как герцогиня Сильвена и чудесно преобразившаяся мадемуазель Гвен садятся в карету около замка. Чародейка с тяжёлым вздохом отвернулась и осмотрела комнату. Снова всё было перевёрнуто вверх дном, и ей предстояло делать уборку.
Вот тебе и прогулка в саду.
Послышались быстрые шаги, и в дверях появилась Ленора.
– Что же это такое? – Она укоризненно покачала головой. – Как видно, мадемуазель проснулась рано.
Агата засмеялась, подняла пару туфель и поставила их на полку в гардеробе.
– Да я сама была в ужасе. Они отправились к Оклерам, как было сказано, восстанавливать свою репутацию.
– Ах, – осведомлённо произнесла Ленора, – её сиятельство боится, что семью отлучат от общества после того, как Гастон избил Давида Плантье. Его бабушка, видишь ли, из английского королевского дома.
– Я не знала. Как ты думаешь, это правда, что Давид смухлевал во
