— Его убили сразу, в первом же раунде, — продолжал он. — Ну разве можно было выставлять его против Робби Робинсона! На второй минуте Робби отправил его в нокдаун. Через двадцать секунд снова, через полминуты ещё раз. Рефери хотел было прекратить бой, но публика орёт. Понятно! Такие цены на билеты и чтоб ничего не увидеть! Рефери растерялся. И тут новый нокдаун в углу, у канатов. Он же пулемёт — Робинсон. Врубовая машина. Он бил с такой скоростью с обеих рук, что Ал просто не мог упасть, не успевал. Когда рефери бросился и оттащил Робинсона, Ал рухнул. Он был серый, как брезент ринга, и— самое страшное — на нём не было ни капли крови. Ни единой! О, Робби умеет бить! Не а нос, не в бровь, не в рот. Только в корпус. В печень! В сердце' В челюсть! Он же знал, что она у Ала сломана! Мне потом говорил врач, который делал вскрытие, что на челюсти Ала было четыре новых перелома. Четыре! Он умер там же, в зале. Так и не пришёл в сознание. От шока… — Папа Баллери долго молчал, потом сказал: — Это был мой лучший ученик, дети мои. Он был хороший боксёр, но слишком честный. А таким не место на профессиональном ринге.
Мы все очень тогда расстроились. Действительно, как страшно вот так погибнуть. Я рассказал эту историю Клоду.
— И всё из-за денег! — сказал я.
А он покачал головой и ответил:
— Если бы! А то и денег-то о гулькин нос, У нас в стране по официальной статистике боксёры-профессионалы получают не больше семидесяти процентов заработанных денег, в Америке пятьдесят, Остальные кладёт в карман импресарио. Так что и денег-то уж не так много. А гибнет их, калечится, болеет тысячи. Только в Штатах по десятку в год.
— Так зачем идти в профессионалы? — спрашиваю.
— Дай бог, чтоб тебе никогда не пришлось искать ответа на этот вопрос…
Клод щёлкнул меня по носу. Вернее, хотел щёлкнуть Это ему раньше удавалось, он ведь очень быстрый, у него будь здоров реакция, а теперь не получается. Я успел уклониться, у меня теперь реакция ещё быстрей. Клод иногда даже сердится: «Ишь какой! Сильнее старшего брата хочешь стать? Не выйдет». И как сожмёт меня, даже кости трещат. До чего здоровый, ужас!
До соревнований совсем мало дней осталось. Род куда-то подевался. Юл спал. И я пошёл в «Хронику» посмотреть фильм о встречах по боксу на Олимпийских играх. Выхожу, уже часов десять, засмотрелся и чуть не споткнулся о какую-то девочку. Гляжу — Ориель!
Я так обрадовался, что даже не знал, что сказать. Она говорит:
— Здравствуй.
— Здравствуй, — отвечаю. — Я тебя искал тогда. Ходил в твой магазин. Не нашёл.
— А я тебя обманула. Я ведь не в «Калипсо» работаю, а в другом, но, правда, в отделе спорттоваров.
— У меня скоро соревнование, — говорю. — Мне нужны перчатки. Ты не забыла? Я у тебя должен купить перчатки, чтоб они принесли мне счастье. А зачем обманула-то?
— Чтоб не искал. Я не хотела, чтобы ты искал.
— Почему? — спрашиваю. — Не хотела видеться? Могу уйти. — И повернулся.
А она меня под руку:
— Не уходи. Погуляй со мной. Я завтра уезжаю.
— Куда?
— В школу продавщиц нас посылают. Я знаешь какая мировая продавщица? Нас троих посылают. Через полгода вернёмся, и прибавку дадут. Десять процентов. А может быть, двадцать!
— Молодец, — говорю. — А что потом было? После драки
той?
— А что могло быть? Мне-то ничего. Надавали пощёчин — и всё. А вот Катрин… Помнить, красивая подруга моя? Её здорово наказали.
— Кто наказал? «Висельники» эти?
— Да. Обрили ей голову. Я даже остановился. Как это так! А она объясняет:
— Если девчонка изменит «висельнику», ей бреют голову. — Ну и ну, — говорю. — Она бы в полицию заявила. — Ну какая полиция! Говоришь сам не знаешь что… Ты представляешь что б они с ной сделали? Убили бы — и всё.
Ориель помолчала, потом говорит:
— Я хоть и не с ними — просто Катрин знаю, но если бы они нас сейчас увидели…
— Ну, знаешь! Я из твоих «висельников» пыль бы вытряс!
— Да это они растерялись. Не знали, что ты боксёр, а то ничего бы ты не сделал… Они всегда вдесятером на одного. У них и ножи, и дубинки, и пистолеты есть. Они потом долго в Белый зал ходили, всё твоего приятеля искали, который с цепью. Главарь поклялся, что из-под земли его найдёт, У него знаешь какой шрам остался?
Идём, молчим, Потом Ориель говорит мне:
— Я за тебя боялась. Думала, найдут они тебя…
— Не бойся, — говорю. — Вот следующий раз, когда мы встретимся.
— Мы не встретимся, Нис…
— Как это не встретимся? Ты когда вернёшься?
— Когда бы ни вернулась, Нис. Незачем нам видеться. Они, если узнают, и тебя и меня убьют.
Такая упрямая! Сколько и ей ни втолковывал, что не боюсь их, что сумею её защитить, — ничего слышать не хочет. Мне её жалко. Хоть она и старше меня на два года, но такая маленькая, худенькая.
— Ну вот что, говорю, — как только ты вернёшься, дай мне знать. Пошлёшь телеграмму до востребования: «Центральная почта, Нис Роней, будущий чемпион мира». Запомнила? А если не напишешь имей в виду: я приду за твоим адресом я главарю «висельников». И уж тогда он одним шрамом не отделается!
Она на меня посмотрела внимательно-внимательно, потом поцеловала в щёку и убежала.
А я всё никак не мог успокоиться. Рассказал на следующий день об этой встрече ребятам.
Юл говорит:
— Ну, зачем она тебе сдалась? Что, девчат кругом мало, что ли? Пристукнут тебя эти бандиты где-нибудь. Плюнь!
Род говорит:
— Девчонка ерундовая — её без лупы и не разглядишь. Да дело не в этом, мы этих «висельников» проучим. Соберём наших ребят, подкараулим у Белого зала — это ведь наш район, — проучим. Я сегодня же ребят соберу!
— Ты это брось, — говорю. — Если пристанут, я сам с ними разделаюсь, а побоище устраивать нечего. Я к этим бандам отношения не имею. И тебе не советую. Думаешь, я ничего не вижу? Думаешь, не вижу, что ты последнее время со всяким сбродом болтаешься? Смотри, Род! Плохо кончишь…
Тебя же, дурака, защищать хочу! За твою замухрышку заступаюсь! А ты… — обиделся Род.
Ну тут я его за воротник так взял, что у него чуть глаза на лоб не вылезли.
Ещё раз обругаешь Ориель, я тебе покажу! Сам ты замухрышка!
Словом, поссорились.
Помирились мы на дне рождения Мари — ей шестнадцать стукнуло. Юл влюблён в неё по уши, она в него тоже. Им бы радоваться. Но Макс такой отец, что с ним особенно не порадуешься. Хоть и назвал он кафе «Уголок влюблённых», не дай бог кто с ней что позволит! Раза два попытались её какие-то обнять, так потом костей не собрали. Но Юла он, в общем-то, терпит. Считает порядочным. Вроде бы не пьёт, не курит и вообще…
На день рождения подарил отец Мари блузку новую и дал выходной.
Юл пригласил всех за город. Вырядился. Он поёт-то в своём кабачке в свитере, а тут костюм надел, рубашку белую, галстук. Мари блузку эту новую надела, голубую. К глазам своим голубым. Косы распустила. Я и не знал, что у неё такие косы? Род тоже новый костюм надел, который ему отец к пасхе купил. Мне-то особенного нечего надеть.
Есть за городом у Больших прудов кафе такое — «Под старыми вязами». Вот мы туда все и поехали. Ещё Люси с нами. Подруга Мари, она в бакалее на углу работает.
Юл заказал знатный обед, шампанское. Сидим болтаем. Потом Род как бухнет:
— Хорошо гуляем! Молодец, Мари! А когда на свадьбе гульнём?
Удивительно он нахальный. Мари прямо вся красная стала. Может, они ещё и не говорили об этом ни разу. Юл отвернулся, Молчим.
Мари — молодец девчонка! — говорит:
— А ты что, Род, жениться торопишься?
— Я-то не тороплюсь, — отвечает.
— А что же ты о свадьбе спрашиваешь? Ты не свою свадьбу имеешь в виду?
Ну тут все засмеялись, кроме Рода, Я его по плечу хлопнул, говорю:
— Что брат, получил? Сам небось не торопишься жениться?
Он рассердился.
— Не тороплюсь! Настоящий мужчина свободным должен быть, — отвечает. — Нечего с одной связываться. Никто у тебя на ногах не виснет. Сегодня здесь, завтра там. Сегодня одна подружка, завтра другая…
— Ну и будешь всегда одиноким, — перебивает Мари, Как волк!
— Почему одиноким, а друзья? Вот нас трое — счастливчики с улицы Мальшанс. Нас ничто не разъединит. Мы друг за друга всегда горой. Верно, ребята? — спрашивает Род.
— Верно! — говорю. — Мы и тебя, Мари, всегда выручим ради Юла.
— Мужская дружба! Это здорово! — кричит Юл. Я тебя, Мари, люблю, и Ниса, и Рода. Всех одинаково. Вы мне самые дорогие! — И Юл взял гитару и запел:
Есть на свете золотые города…
Мы все замолчали. Зря тот импресарио сказал, что у Юла голос скрипучий. Неправда это. Тихий — да. Зато приятный. А припев мы все вместе пели:
А мы ребята смелые, свой не упустим шанс!
Счастливчики, счастливчики мы с улицы Мальшанс!..
Мари прижалась к Юлу, за шею рукой обняла. Хорошая она всё-таки девчонка, Мари. А жизнь у неё незавидная. Крутится день-деньской в прокуренном кафе. Тому подай, этот недоволен. Ей бы в кино сниматься с её фигурой да косой. А всё же вот мне нужна только Ориель. И видел-то я её два раза. И некрасивая: рот как у лягушонка, глазищи как блюдца, ростом крошка.
