вот уже после второй мировой войны ребятишки, шнырявшие по заводу, заметили, что дверь в подвал привязана изнутри. Просунули нож, перерезали веревку, вошли и… с воплем бросились наутек. Под низким потолком опять висел человек. На этот раз повесился пьяница Меде́шюс, который пропил все добро, а когда гулять уже было не на что, наложил на себя руки. Там его и зарыли. Вскоре люди начали поговаривать, что на заводе нечисто. Одни видели, как по крыше катится белый ком (это мечется пруссачья душа), другим являлся призрачный столб (это бродила неопохмелившаяся душа Медешюса).
— Где, где душа, почему я не вижу? — допытывался Ромас.
— Да вон, где усадьба чернеет, в сторону от нее, — показывал Алпукас.
Но, как ни всматривался Ромас, как ни таращил глаза, ничего не увидел.
— Уже сгинула, черти уволокли, — объяснил Алпукас.
— Э, бабушкины сказки, никаких привидений не бывает! — отмахнулся Ромас.
— Как это не бывает! — вспылил Алпукас. — Собственными глазами видел. Вылетело комом белое такое, а потом вытянулось, туда-сюда покачалось и сникло, будто вилами пропороли.
— Люди сами повыдумывали всяких призраков, — доказывал Ромас. — Уж если кто-нибудь умер, так умер, больше его не увидишь, как ни старайся.
— Кого-нибудь, может, и не увидишь, а наши мертвецы не простые, наши — висельники. Это совсем другое дело. Они будут являться, пока веревка не сгниет, не рассыплется прахом, вот.
— А кто там живет, возле завода? — поинтересовался Ромас.
Он узнал усадьбу, которую утром показала ему издали девочка, приходившая за солью.
— Кто? Да Керейшис же. Мы его встретили в лесу, с собакой.
Ромас больше ни о чем не расспрашивал. Значит, Керейшис — отец Циле. Интересно, приходила ли она? Если приходила, то конечно, не нашла его. Когда теперь она опять придет?..
Циле все-таки пришла. Пришла не с пустыми руками — она принесла долг, да еще с лихвой: полный стакан соли вместо половины. Это было кстати. У Суописов тоже кончилась соль, а сходить в магазин было все недосуг.
Ромас с Алпукасом играли на дворе. Вчера и третьего дня они ездили с отцом и дедушкой на луга. Но сегодня погода хмурилась, и мальчикам пришлось уступить место Марцеле и Юле — еще не все сено было уложено в копны. Им поручили смотреть за домом и маленькой Натале.
Занятие, конечно, неважное, не то что возить сено, и ребята коротали время как придется. Сначала обстреливали камнями ворота гумна, потом играли в прятки, а когда и это наскучило, притащили длинную доску, перекинули через козлы и давай качаться.
Тут-то и явилась Циле. Она зашла в избу и, никого не застав, направилась к ребятам.
— Соль принесла, куда пересыпать? — спросила девочка.
— В со-лон-ку-у! — протянул Алпукас, отталкиваясь ногами от земли и взлетая вверх.
— А где она, ваша солонка?
— Хо-хо-хо, со-ло-он-ка-а! — вскрикивал Алпукас. — Оближи по-осу-у-ду, ко-то-р-ра-я-а соленая, та и со-лон-ка-а!..
Девочка молча отвернулась.
— Подожди, я знаю, где солонка, сейчас покажу, — соскочил с доски Ромас.
Доска взвилась вверх, Алпукас шлепнулся оземь и распластался, как лягушка. Он удивленно смотрел вслед приятелю. Что это с Ромасом сталось? Почему он пошел с девчонкой? Бросить качели, уйти… Да еще с кем? С этой букой, дочкой Керейшиса! Вцепившись в доску, мальчик таращил глаза, пока Ромас и Циле не скрылись в сенях дома.
Вдруг по лицу Алпукаса проползла улыбка. Наверное, Ромас что-то задумал! Небось выкинет шутку. Неплохо бы подразнить эту девчонку и всласть над ней посмеяться.
Но что-то они долго не появляются. Наконец-то вышли во двор. Предвкушая удовольствие, Алпукас даже хихикнул.
Он прижался к доске, вытянул шею и напряженно следил за Ромасом и Циле: что-то будет? Но ничего особенного не случилось. Мальчик и девочка постояли немного рядом, медленно прошли через двор и скрылись за погребом. Там пролегала тропка к дому Керейшисов.
Радость Алпукаса померкла. Он сразу приуныл: сам с собой не больно поиграешь. Принесла же ее нелегкая с этой солью!.. Но Ромас? Он-то зачем потащился с ней?..
Выйдя во двор, Ромас и Циле не знали, что делать. Качаться на качелях девочка отказалась: Алпукас такой дразнила… Тогда Ромас вызвался показать Циле, где живет уж Юргутис. Нет, она не любит змей. Лучше уж домой… Но уходить не торопилась, медленно шла вдоль забора, останавливалась и поглядывала на Ромаса. Он плелся, понурившись, следом, раздумывая, провожать ее или возвратиться к Алпукасу.
Но зачем Циле забрела в рожь? Стоя возле погреба, он увидел, как девочка раздвинула колосья и что-то сорвала. Цветок? Интересно, какой? И, хотя здесь росли только синие васильки, ему хотелось убедиться в этом. А Циле не показала и пустилась бежать по тропинке. Ромас догнал девочку, а она бросилась к опушке и спряталась за толстую сосну.
— Не поймаешь, не поймаешь!
Нет, не такая уж она тихоня, как показалось в прошлый раз. Умеет смеяться, играть, и ее большие глаза разгорелись, как два уголька.
Ромас раззадорился:
— Поймаю!
— Не поймаешь!
Он неожиданно кинулся в одну сторону, потом резко в другую и чуть было не схватил девочку. Она опять шмыгнула за ближайшее дерево. Ромас рванулся за ней, но зацепился за корень и растянулся на земле. Девочка расхохоталась:
— Вот так поймал! Вот так поймал!
Мальчик встал надутый, как индюк. Насупившийся, облепленный иглами, он исподлобья поглядывал на смеющуюся девочку.
Еще минута — и Ромас обиделся бы и ушел. Конец только-только завязавшейся дружбе.
Но отчего девочка неожиданно притихла? Выйдя из-за дерева, Циле озабоченно посмотрела на него.
— Не ушибся? — В ее голосе теплота, забота и внимание.
Ромас отряхнулся. Ему самому стало совестно: разозлился из-за такой ерунды. Он снова двинулся к Циле:
— Все равно не уйдешь!
Они еще долго бегали по лесу. Наконец Ромасу удалось схватить Циле:
— Что ты там сорвала во ржи?
Девочка со смехом разжала ладонь. Да, это и в самом деле василек.
Весело переговариваясь, они пошли по опушке леса. На полянке наткнулись на землянику. Ромас насобирал полную горсть и протянул ей. Но Циле не взяла. Она каждый день сюда приходит, ей уже надоели ягоды. Тогда он высыпал землянику себе в рот. Потом набрели на островок заячьей капусты, полакомились. До чего вкусна эта капуста! Сладковатая, с кислинкой. Такой, наверное, и нет нигде больше…
— Что ты по одной срываешь? Бери всей горстью, — наставлял Ромас.
— Ну да! — спорила Циле. — По одной вкуснее. Разжуй как следует, увидишь.
Они сидели в высокой траве среди цветущих и только еще распускающихся цветов, окруженные вроде бы дремотным, но, когда прислушаешься, живым, дышащим каждой клеточкой
