– Господи, чего только они сюда не положили! – Она отщипнула еще кусочек. – Цветные пистоны… фантик… лопнувший воздушный шарик… Вот чудаки! – Она откусила большой кусок и добавила: – Хм, вкусно.
– Минута, – сказала она сонным голосом, – это же шестьдесят тысяч миллисекунд… можно отлично выспаться. И тут же уснула.
Дэвид зажмурился от яркого солнца – по ту сторону забора было другое время суток. Когда глаза привыкли к свету, он увидел зеленую лужайку, а на лужайке домик-тыкву. Вокруг росли карликовые фруктовые деревья, виднелся лесок и речушка. Все тут было маленьким, словно игрушечным.
Перед Дэвидом вдруг выросли два старичка-коротышки с раскрытыми от удивления ртами. Оба пузатенькие, оба розовощекие. Если они чем-то и отличались друг от друга, так только цветом глаз: у первого коротышки один глаз был синий, а другой карий, у второго же, наоборот, один глаз был карий, а другой синий. Руки у близнецов были заняты всякой всячиной – деревянной, железной, резиновой и пластмассовой.
Некоторое время все молчали. Наконец первый коротышка словно очнулся, рот у него растянулся до ушей, и он радостно спросил:
– Мнезнакомец, ты кто?
Пока Дэвид собирался с ответом, второй спросил, тоже довольно игриво:
– То, что кажется нам, или вовсе не то?
Дэвид сначала немного растерялся, а потом вспомнил:
– «Мнезнакомец, ты кто?» – эти слова написаны на плакате, не так ли?
– Такли, Такли, – с готовностью закивал первый.
– Теперь меня спросил, – обратился к Дэвиду второй с некоторой обидой в голове.
– Спросить? О чем?
– О том же самом.
Дэвид пожал плечами, однако выполнил странную просьбу и повторил вопрос.
– Ты опять его спрашиваешь! – возмутился второй коротышка.
– Не его, а тебя, – в свою очередь возмутился Дэвид.
– Это его зовут Такли, а меня – Сякли! Давай снова спрашивай!
Делать было нечего. Дэвид еще раз повторил вопрос:
– «Мнезнакомец, ты кто?» – эти слова написаны на плакате, не сяк ли?
– Сякли, Сякли! – завизжал от восторга второй коротышка.
– А ты в кого сегодня превратился? – спросил Дэвида первый.
– Как это – превратился?
– Обыкновенно. Как ты превращался в кролика…
– …и в черепаху…
– …и в шимпанзе…
– …и в рыжего кота!
– Постойте, постойте. – Дэвид сразу насторожился. – В рыжего кота, говорите?
– Забыл! – почему-то страшно обрадовался Такли.
– С к л е р о с т! – весело подхватил Сякли.
– Я должен вас огорчить, – сказал Дэвид, – но вы меня с кем-то спутали. Меня зовут Дэвид, и я никогда не был ни черепахой, ни шимпанзе. Что касается рыжего кота, то он мне тоже нравится, даже очень, хотя я пока не знаю, кто он на самом деле.
– А я знаю, – похвастался второй коротышка.
– Опять? – Брат-близнец поджал губы.
– Мы знаем, – неохотно поправился второй. – Он и рыба, и птица, и зверь, и насекомое!
– И зовут его Пип! – гордо ввернул первый.
– Пип? – переспросил Дэвид. – А ведь я, кажется, тоже его видел. У него ослиные уши?
– Ослиные! – хором подтвердили близнецы.
– И крылышки как у стрекозы?
– Как у стрекозы! – в неописуемом восторге кричали коротышки.
– А когда он превращался в кота, он мне разрешал животик ему гладить, – сообщил Такли сногсшибательную подробность.
– Врешь ты все! – не на шутку рассердился Сякли.
– А вот и не вру.
– Врешь!
– Не вру!
– Лгунишка-коротышка!
– Толстячок-сморчок! Близнецы наскакивали друг на друга, не отваживаясь вступить в ближний бой. Дэвид с большим трудом угомонил их.
– Д е д с а д, – он покачал головой. – Настоящий дедсад.
Близнецы сорвали фальшивые бороды и покатились со смеху.
– Обманули дурачка на четыре кулачка!
Вот так «старички»! На вид им было лет по пять.
– Послушайте, – Дэвид начал терять терпение. – Вы мне совсем голову заморочили. Кот… Пип… кролик… Вы хоть сами понимаете что-нибудь в этой петрушке?
Братья переглянулись и вдруг, не сговариваясь, бросились наутек.
– Куда вы? – закричал им вслед Дэвид. – Вот чудные.
Через полминуты близнецы примчались обратно.
– В такой? – с надеждой спросил Такли, протягивая пучок свежей петрушки.
– В сякой? – протянул свой пучок Сякли.
Дэвид взял оба пучка и, во избежание конфликта, кивнул.
– Вижу, понимаете, – сказал он с легкой досадой. – Вот что, братцы-кролики, вы должны мне помочь. Рыжего кота заколдовала Афрозина…
У близнецов из глаз покатились крупные слезы.
– Значит, мы его никогда-никогда не увидим?
Это было зрелище: Такли и Сякли, одинаково хлюпая носами, орошали землю горючими слезами.
– Ну почему же «никогда»? Разве сегодня вечером он у вас не появлялся?
Слезы у близнецов высохли как по команде.
– Нет, – сказал Такли.
– Да, – сказал Сякли.
– Он сказал «вечером», а вечером кот не приходил!
– Он сказал «сегодня», а сегодня кот приходил!
– Нет!
– Да!
– Ах ты, такой-сякой!
– Сам ты сякой-такой!
И вновь Дэвиду пришлось мирить разбушевавшихся близняшек. Надо сказать, остывали они так же быстро, как закипали.
Поняв свою ошибку (когда по ту сторону забора был вечер, по сю сторону день был в самом разгаре), Дэвид решил зайти с другого боку.
– А вы не помните, куда делся листок, который кот держал в зубах?
– Я помню!
– Я тоже!
– Я первый сказал!
– Я первый подумал!
Близнецы тянули вверх руки, как примерные школьники, вызубрившие урок.
– Где же он?
– Не скажу, – неожиданно ответил Такли.
– Я тоже, – присоединился к нему Сякли.
– Мы не должны никому говорить.
– А вы напишите, – предложил Дэвид. Хотя вы, наверно, не умеете писать.
– Кто не умеет?
– Мы не умеем?
Дэвид не успел рта раскрыть, а они уже нацарапали на земле счетными палочками (вот как полезно таскать с собой всякую всячину): ОН В КНИГЕ
– Я знаю, что он был в книге. – Дэвида начинала раздражать бестолковость братьев. – А где он сейчас?
– В книге! – словно издеваясь, повторили братья.
– Не может он быть в книге, если его из книги вырвали!
– А вот и может!
– Нет!
– Да!
Поняв, что так он от них ничего не добьется, Дэвид примирительно сказал:
– Ну, хорошо. На листке были стихи, вы их прочли?
– Мы только наизусть читаем, – сказал Такли. – Не веришь?
– Пошли? – Сякли потянул Дэвида за руку. – Там у нас табуретки.
– Зачем табуретки? – спросил Дэвид, давая себя увлечь в сторону лужайки.
– Для сценического образа, – охотно пояснил Сякли.
Посредине лужайки действительно стояли два высоких табурета, на которые браться довольно легко влезли. Приняв актерскую позу, они прочли с выражением по стишку:
Старичок, проживавший в Потсдаме,
Подкрепляться любил червячками.
Он клевал их, как птицы,
Но пришлось поплатиться:
Стало птичкою больше в Потсдаме.
Шеф-повар из Даугавпилса
Нечаянно в чайник свалился.
Бедняга так злился
И так кипятился,
Что чай сам собой заварился.
– Ну как? – спросил Такли. – Оценил?
– Что? – не понял Дэвид.
– Юмор.
– А как я его должен был оценить?
– По пятибалльной системе, – сказал Сякли. – «Очень-но-не-смешно», «смешно-но-не-очень», «удовлетворительно смешно», «положительно смешно» и «можно обульдеть».
– «Можно обульдеть» – это как? – спросил Дэвид.
– Это когда от смеха в животе булькает, – пояснил Сякли.
– Так как ты оценил лимерики? – повторил свой вопрос Такли.
– А лимерики – это что?
– Чему их теперь в школе учат, – проворчал Такли. – Лимерики – это такая длинная история, только очень короткая. В стихах. И главное, со всеми подробностями: где родился, сколько лет, что натворил и чем дело кончилось. А первыми сочинять их начали жители ирландского города Лимерика. Запомнил?
– Запомнил.
– Ну, так что ты нам ставишь? Пятерку? – не выдержал Сякли.
– Мне надо подумать.
Браться о чем-то пошушукались, а мы тебе еще прочтем. Но учти, это будет потруднее. Если все поймешь и ответишь на наши вопросы, мы тебе покажем листок, который принес Пип. Согласен?
– Согласен.
И близнецы хором прочли:
Сталевар-маловер из Шанхая
Жил, сомнениям все подвергая.
Он был просто сражен
Тем, что он – это он,
А Шанхай – лишь названье Шанхая.
– В чем юмор, понял? – спросил первый коротышка.
– Ну, в общем…
– Вот тебе наводящий вопрос. – Такли был само великодушие. – Он жил где?
– В Шанхае.
– А Шанхай как называется?
– Шанхай, – не очень уверенно ответил Дэвид.
– Ну? – подгонял его Сякли. – Смешно?
– Не очень.
– Давно бы так! – обрадовался Такли. – «Смешно-но-не-очень» – это и есть высокая оценка нашего скромного, но довольно коллективного труда.
Дэвид напомнил близнецам, что они обещали показать ему листок со стихотворением.
