мастера и выводили на них резьбу, какую главный зодчий либо они сами на камнях углем рисовали.
Малыми скарпелями понемногу сбивали они фон, а сами узоры не трогали, так рисунок получался выпуклым. Ударяли осторожно, ведь один раз неверно стукнешь молотком по рукояти скарпеля, и ненароком отскочит кусок узора — принимайся сызнова за другой камень.
Получались из их искусных рук на камнях резных то листья со стеблями, то звери, то птицы. Случалось, львов, с поджатыми лапами возлежащих, из единого камня высекали.
По христианским обычаям те львы прозывались «неусыпными стражами», их ставили стеречь вход во храм. Но живых львов владимирские камнесечцы отроду не видывали, и получались из-под их скарпелей не львы, а словно коты, да еще улыбающиеся, из той породы пушистых усатых котов, что в боярских теремах на теплых муравленых лежанках нежиться любили, а мышей ловить давно разучились.
Готовые камни подмастерья несли к начатым стенам и вмазывали накрепко.
Все выше и выше возводили каменщики стены. Леса из сосновых жердей ставили. Каждый камень обвязывали веревкой, закидывали веревку через деревянный кругляш — блок и тянули ее. Так поднимался камень кверху, на свое место.
Северная и южная стены немного выступающими плоскими лопатками снизу доверху делились на четыре части, на четыре «прясла» — «щеки». И на каждом прясле каменщики начали ставить узкие, будто молодые, березки, стройные полуколонки; на каком прясле три, на каком две. Издали казалось, будто соединенные арочками шнуры свисали вниз, и каждый такой белокаменный шнур кончался, словно драгоценной подвеской, — либо женской, либо львиной, вернее кошачьей, головой, а то и малым заморским зверьком или птицей; зверек размахивал крыльями, а птица ходила на четырех лапах.
Женские головы были с косами, заплетенными на две стороны, — так причесывались тогдашние девушки. И для каждой головы мастер находил свое выражение лица: эту высекал с тонкими, строго поджатыми губами, а ту выводил толстощекую, улыбающуюся. Словно бы создавали мастера скульптурные портреты своих дочерей.
Из этих свисающих вниз белокаменных, соединенных арками нескольких шнуров-полуколонок, с львиными и женскими головами, со зверями и птицами на концах шел по всем четырем стенам храма аркатурный пояс.
Главный зодчий знал: коли смотреть издали на поднимающиеся снизу вверх линии лопаток да на эти свисающие шнуры колончато-аркатурного пояса, здание кажется выше и стройнее.
В Германии на некоторых средневековых замках тоже есть аркатурные пояски, но попроще. Может, кто из мастеров строил те замки, а потом явился во Владимир. Русские умельцы и переняли его ремесло, но придумали долотить камни чуднее да искуснее.
Главный зодчий знал и другое: он наказывал выводить и сами стены, и лопатки, и каждую колонку аркатурного пояска кверху чуть поуже. И от этих многих, чуть сходящихся линий все здание опять-таки словно бы возносилось вверх, к облакам.
Выше, выше возводили каменщики стены. Над аркатурным поясом пробежала дорожка из маленьких камешков — поребриков [18]. Еще положили несколько рядов камней, пришла пора оставлять места для окон, узких и высоких, как стрелы, взлетающих к небу, по четыре окна на северной и на южной стене. Полукружиями заканчивали каменщики каждый оконный проем.
Перед тем как начинать крышу ставить, главный зодчий собрал на совет лучших в артели мастеров. Многие старые книги пересмотрели они, перебрали разные чеканные и литые, золотые, серебряные, медные украшения и посуду — серьги, браслеты, кубки, чары, перестелили многие узорчатые ткани и пелены с вышивками. Такие ткани привозили купцы из Царьграда, с далекого Хорезма, из Грузии, из Армении. А рукописные старинные книги присылались из Киева, либо от греков, либо от сербов с болгарами. А драгоценные украшения и посуду собирали со всех земель.
Суздальские мастера увидели на тканях, на металле, на пергаменте рукописных книг предивные изображения неведомых зверей, птиц, цветов, святых, царей, витязей. И взялись они перенести все эти дива на белые камни.
Над иными окнами, под полукружием закомар становился не один такой резной камень, а целая семья. Получались словно бы каменные картины со сказочными зверями, птицами и людьми. Как назывались такие картины, мы не знаем. Затерялось то старое и, верно, меткое русское словцо. А нынешние ученые называют их на иноземный лад — «композициями».
Сюжеты этих композиций главный зодчий выискивал из древних сказаний и из священного писания.
Из трех камней состояло «Вознесение Александра Македонского». На среднем был изображен сам Александр, держащий в поднятых руках двух маленьких ягнят, а на обоих боковых камнях находились два страшных грифона — два орла с огромными крыльями, с туловищем и лапами льва. И старались те диковинные птицы схватить ягнят; оттого и поднимались они к небу. Древние считали орла царем птиц, льва — царем зверей, а Александра — величайшем государем, повелителем людей, зверей и птиц. Ходило между людьми сказание, будто пожелал он вознестись на небо. И подхватили его крылатые четырехлапые грифоны, и полетел он к самому солнцу. Но показалось ему над облаками чересчур жарко, и повелел он грифонам вернуться на землю. В своем ненасытном властолюбии Андрей Боголюбский сравнивал себя с Александром.
На прочих пряслах главный зодчий поместил композиции на сюжеты из священного писания — «Три отрока в пещи огненной», «Сорок мучеников Севастийских» и другие.
Выше, выше возводили каменщики стены, закругляли полукружья закомар, лопатки заканчивали резными капителями. Каждый из шести столбов внутри храма расширялся наверху и переходил в своды. А в пяты сводов сажали мастера своих любимых белокаменных львов. Притаились львы, положили головы на передние лапы и с улыбкой глядят сверху вот уже девятый век.
Большим искусством обладали каменщики, выкладывавшие своды. Временные деревянные кружала подпирали кладку снизу. Когда же известь высыхала, кружала разбирали, а своды, державшие и крышу и купол, оставались незыблемыми на столетия.
Пока кровельщики прибивали по закомарам кованые свинцовые листы, каменщики начали выкладывать огромный двенадцатиоконный, украшенный узорочьем барабан главы и строили притвор — переход в княжеский терем Андрея. Притвор был белокаменный, с высокой златоверхой крышей, с такими же, как на храме, аркатурными поясками, с тройными резными окнами.
Медники обшивали золочеными листами крышу притвора и купол храма, пускали по аркатурному пояску широкую золотую полосу.
Явились во Владимир из Киева, Чернигова, из дальнего Царьграда искусные мастера-иконописцы расписывать стены внутри храма. «Почата бысть писати церквы в Володимери Золотоверхому», — говорит летопись.
И выстроились по стенам и столбам один за другим строгие бородатые апостолы и святые в длинных разноцветных одеждах. Два ангела, сложив крылья, держали в руках тонкие, словно копья, трубы. Один ангел трубил вниз, в землю, другой трубил вверх, в небо. Трубными звуками
