Повесть о жизни Тариэла, рассказанная Автандилу при первой встрече
«Будь внимателен, мой витязь, к моему повествованью.
Лишь с трудом событья эти поддаются описанью,
Ибо та, из-за которой сердце отдано терзанью,
Мне отрадою не будет вопреки ее желанью!
Семь царей когда-то были господами Индостана.
Шесть из них своим владыкой почитали Фарсадана.
Царь царей, богатый, щедрый, равный льву красою стана,
Мудро правил он страною и сражался неустанно.
Мой отец, седьмой на троне, Саридан, гроза врагов,
Управлял своим уделом, супостатов поборов.
Был счастливец он при жизни, весельчак и зверолов.
Порицать его боялись и мудрец и суеслов.
Стал со временем родитель одиночеством томиться.
Он подумал: «Враг мой сломлен, и крепка моя граница.
Сам я, грозный и могучий, смог на троне утвердиться, —
Пусть же будет мне оплотом Фарсаданова десница».
И посла он к Фарсадану снарядил, не медля боле:
«Государь, велик и славен на индийском ты престоле!
Я тебе мои владенья отдаю по доброй воле,
Пусть об этом помнят люди, существует мир доколе».
Фарсадан ему ответил: «Я, владыка этих стран,
Воздаю хваленье Богу, светом счастья осиян,
Ибо власть мою признал ты, хоть имел такой же сан!
Приезжай и будь мне братом, благородный Саридан!»
Царь ему оставил царство и назначил амирбаром[16],
Амирбар же в Индостане служит главным спасаларом[17].
Отказавшись от престола и владея царским даром,
Мой отец единовластно управлял уделом старым.
В эти годы мой родитель был царю всего дороже.
Царь твердил: «На целом свете нет достойнее вельможи!»
Оба тешились охотой и врагов карали тоже.
Мы с отцом, как вы со мною, друг на друга не похожи.
Горевали царь с царицей: не давал им Бог детей,
Горевала и дружина, и народ индийский с ней.
В это время я родился. Царь решил с женой своей:
«Будет он нам вместо сына, ведь и он – дитя царей».
Стал я жить в чертоге царском, окруженный мудрецами,
Обучался править царством и начальствовать войсками.
Обиход познав державный и освоившись с делами,
Я возрос и стал как солнце – лев, сильнейший между львами.
Лишь тебе, Асмат, известно, как поблек я в цвете лет.
Был же я прекрасней солнца, как прекрасней тьмы рассвет.
Всякий, кто со мной встречался, восклицал: «Эдемов цвет!»
Ныне я – лишь тень былого, тень того, кого уж нет!
На шестом году узнал я, что беременна царица.
Срок прошел, настало время царской дочери родиться…»
Витязь смолк… Ему водою окропила грудь девица…
Он сказал: «Родилась дочка, светозарна, как денница!
Мой язык, увы, не в силах описать ее красоты!
Фарсадан, весь день пируя, позабыл свои заботы.
Драгоценные подарки привозили доброхоты,
И посыпались на войско бесконечные щедроты.
Справив пышные родины, стали нас растить супруги.
Дочь царя, подобно солнцу, стала счастьем для округи.
Одинаково любили нас родители и слуги…
Но смогу ль назвать я имя дорогой моей подруги!»
Снова смертная усталость Тариэлом овладела,
Автандил заплакал тоже, огорченный до предела.
Но когда Асмат водою оживила Тариэла,
Он сказал, вздыхая горько: «Как душа не отлетела!
Эту девушку, мой витязь, звали Нестан-Дареджан.
Доброта ее и разум удивляли горожан.
Лет семи она сияла, словно солнце южных стран.
Потеряв ее, заплачет и бездушный истукан!
В год, когда она созрела, стал я воином отважным.
Царь воспитывал царевну и к делам готовил важным.
Возвращенный в дом отцовский, но привыкший к царским брашнам,
Львов душил я, словно кошек, в состязанье рукопашном.
Безоаровую башню царь воздвиг для черноокой,
Был рубинами украшен паланкин ее высокий.
Перед башней, средь деревьев, водоем сиял глубокий.
Здесь меня царевна наша болью ранила жестокой.
Здесь курильницы курились, арфы слышался напев.
То скрывалась в башне дева, то гуляла средь дерев.
И Давар, сестра царева, в царстве каджей овдовев,
Всем премудростям учила эту лучшую из дев.
За прекрасною завесой аксамита[18] и виссона[19]
Возросла она, царевна, словно пальма Габаона,
Но жила вдали от мира, как всегда, уединенно,
Лишь Асмат и две рабыни у ее служили трона.
Мне пятнадцать лет минуло, царским сыном я считался,
Во дворце у властелина день и ночь я оставался.
Кипарис в садах эдемских, силой я со львом сравнялся,
Бил без промаха из лука и с друзьями состязался.
Стрелы, пущенные мною, были смертью для зверей.
Возвратившись, в мяч играл я на ристалище царей,
Пристрастившийся к веселью, пировал среди друзей…
Ныне я лишился жизни для возлюбленной моей.
Мой отец внезапно умер, и отцовская кончина
Пресекла увеселенья во дворце у властелина.
Сокрушенный враг воспрянул и сомкнулся воедино,
Супостаты ликовали, горевала вся дружина.
Целый год, одетый в траур, плакал я в уединенье,
Целый год ни днем, ни ночью я не знал успокоенья.
Наконец от Фарсадана получил я повеленье:
«Тариэл, сними свой траур, прекрати свои мученья!
Смертью равного по сану ведь и мы удручены!»
Царь велел мне сто сокровищ дать в подарок от казны.
Он сулил мне сан отцовский – полководца всей страны:
«Будь отныне амирбаром, чтоб решать дела войны!»
Изнемогшего от горя и сгоревшего от муки,
Повели меня к владыке врачеватели и слуги.
И, устроив пир веселый, венценосные супруги
Вновь меня облобызали, как родители и други.
На пиру меня владыки возле трона посадили
И о сане амирбара вновь со мной заговорили.
Я, покорный царской воле, отказаться был не в силе
И, склонившись перед троном, принял то, о чем просили.
Уж всего мне не припомнить. Много времени прошло.
О событьях лет минувших вспоминать мне тяжело.
Мир изменчивый и лживый непрестанно сеет зло.
Пламя искр его, навеки обреченного, сожгло!»
Приезд хорезмийского царевича и гибель его от руки Тариэла
«Государь, жених приехал!» – объявил царю глашатай.
Мог ли знать жених, какою Бог грозит ему расплатой?
Позабыл печаль владыка, светлой радостью объятый,
И велел мне сесть с собою в царской горнице богатой.
Царь сказал: «Да будет ныне день великого веселья!
Свадьбу радостную справлю посреди своих земель я.
Пусть сокровища немедля принесут из подземелья!
Скупость – признак скудоумья. Все раздам, чем жил досель я!»
За сокровищами тотчас я послал моих людей.
Хорезмиец вскоре прибыл с пышной свитою своей.
Горожане и вельможи выпели чествовать гостей.
Для собравшегося войска не хватало площадей.
Царь сказал: «Украсьте город драгоценными шатрами!
Пусть приехавший царевич отдыхает там с друзьями.
Прикажи войскам, чтоб выпели пир отпраздновать с гостями.
Сам же, встретив хорезмийца, оставайся вместе с нами».
Площадь красными шатрами мы уставили мгновенно.
Хорезмиец въехал в город и сошел с коня степенно.
Царедворцы из покоев пели к нему – за сменой смена,
И войска вокруг стояли, собираясь постепенно.
Все, что надобно, исполнив, я к себе вернулся в дом.
Утомившись на приеме, я хотел забыться сном.
Вдруг Асмат раба прислала с запечатанным письмом:
«Та, чей стан стройней алоэ, ждет тебя в саду своем».
Я поехал, но у башни лишь одна Асмат рыдала.
Я спросил: «О чем ты плачешь, завернувшись в покрывало?»
«Витязь, – молвила девица, – больше сил уже не стало
Защищать твои поступки. Я гожусь на это мало».
Мы вошли. И, словно солнце, освещая тьму алькова,
На меня взглянула дева раздраженно и сурово.
«Что ты ждешь? – она спросила. – Разве жертва не готова?
Иль опять меня забыл ты? Иль обманываешь снова?»
Прочь я бросился от девы и воскликнул, весь в огне:
«Будешь знать, кого люблю я и на чьей я стороне!
Разве доблесть полководца изменила нынче мне,
Чтобы деве приходилось понуждать меня к войне?»
Сотню воинов я поднял и сказал: «Готовьтесь к бою!»
И на площадь через город полетели мы стрелою.
Возлежал жених на ложе, распростертый предо мною.
Не пролив ни капли крови, он простился с головою.
Я схватил его за ноги и о столб шатра с размаха
Головой его ударил. Стража вскрикнула от страха.
Я вскочил в седло, помчался, поднимая тучи праха.
Был на мне шелом походный и кольчужная рубаха.
Слух прошел среди народа, что на площади резня.
Отбиваясь от погони, гнал я верного коня.
Некий город укрепленный был в то время у меня.
Там я скрылся за стеною, участь горькую кляня.
И приказ войскам отправил с человеком в тот же день я:
«Тот, кто мне помочь желает, пусть придет без промедленья»,
И до полночи глубокой, исполняя повеленье,
К крепостным моим воротам подходили подкрепленья.
Встал я с утренней зарею, свел отряды воедино
И увидел трех придворных, что пришли от властелина.
Царь вещал мне: «Бог свидетель, я взрастил тебя, как сына.
Ныне я в тоске и горе. Ты один тому причина.
Ты зачем мой дом, безумец, этой кровью запятнал?
Если дочь мою любил ты, отчего мне не сказал?
Престарелый твой наставник, от страданий я устал
И тебя перед кончиной безвозвратно потерял!»
«Царь, – ответил я владыке, – я выносливей металла,
Оттого меня доселе пламя смерти не пожрало.
Но царям, владыкам нашим, правый суд творить пристало!
Знай же, царь: твоей царевны не желаю я нимало.
Города, дворцы и троны украшают нам державу.
Я – законный их наследник по рождению и праву.
Все цари поумирали, ты стяжал на троне славу, —
Твой престол теперь за мною остается по уставу.
Царь, ты сына не имеешь, у тебя лишь дочь – девица.
Если ты на трон индийский нам посадишь хорезмийца,
Что взамен себе добуду я, законный сын индийца?
Нет, покуда меч со мною, здесь пришлец не воцарится!
Выдавай царевну замуж, не давай видаться нам,
Я же Индию другому добровольно не отдам.
Тех, кто будет мне перечить, разорву я пополам,
Мне помощников не нужно, я расправлюсь с ними сам».
Свадьба Автандила и Тинатин, устроенная царем арабов
