лет вряд ли сильно изменился тот холм над рекой. Как много вкуса, художественного чутья и осторожности было у безвестных градостроителей и XII и XVII веков! Как умело поставили они среди самого обыкновенного русского села на берегу реки, возле резных изб, возле сараев и банек, рассыпанных по склону горы, это прелестное белокаменное соцветие!
Почти одновременно с церковью в Кидекше по велению Юрия Долгорукого был перестроен собор в Суздале, возведенный его отцом Владимиром Мономахом. Были построены белокаменные храмы в Юрьеве-Польском и во Владимире, начали строить собор в Переславле-Залесском на берегу Клещина — Плещеева озера, близ впадения в него реки Трубеж.
Первые три храма не сохранились, археологи откопали только древние фундаменты, спрятанные под ныне существующими соборами, но и по фундаментам можно судить, что те храмы очертаниями своими напоминали Кидекшский.
А Спасо-Преображенский собор в Переславле-Залесском, достроенный в 1157 году, уже после смерти Юрия, дожил до наших дней. За восемьсот лет он перенес и пожары и осады, однако первоначальный его облик изменился мало. Прежний его купол напоминал не огромную луковицу, как теперь, а шлем богатыря. Покрывали его тонкие свинцовые листы, издали он казался серебряным…
С этим древним городом мне удивительно не везло. По Ярославскому шоссе я проезжал мимо него много раз, но почему-то все бывало некогда остановиться, сойти с автобуса хотя бы на три часа. Дважды я приводил в город туристов-школьников и оба раза попадал в такой туман, что за двадцать шагов едва различались очертания домов и деревьев.
Пришлось мне начать работать над этими страницами, вспоминая свои давнишние впечатления, когда лет пятьдесят назад я, восторженный юноша, впервые увидел Переславль. С той безмятежной поры в моей памяти запечатлелись маковки многих церквей, маленькие домики среди зелени садов, нежно-лазурное Плещеево озеро, а на озере стаи рыбачьих лодок с белыми, точно вырезанными из бумаги, парусами…
Не доезжая центральной площади, я вышел из автобуса и свернул налево, на Горицкий холм, к музею. Весь Переславль был передо мной. Слева раскинулось такое же нежно-лазурное, как и во времена моей юности, озеро, только без парусных лодок.
Но сам город неузнаваемо изменился. Поредели зеленые сады, маковок церквей совсем мало осталось. Потом в музее мне дали справку: из двадцати шести погибло шестнадцать, в том числе многие XVII и XVIII веков; был срыт до основания великолепный Сретенский монастырь, что стоял на берегу реки Трубеж.
«А ведь Переславль мог бы стать таким же сказочным городом-музеем, как Суздаль, нет, лучше, прекраснее, живописнее. Ведь в Суздале нет озера», — думал я, стоя на Горицком холме.
Прямо перед собой в низине я заметил когорту двухэтажных, уныло-одинаковых, увеличенных в тысячу раз спичечных коробков-домов.
Нашелся бездарный проектировщик и расставил их на самом видном месте, заслонив красу древнего города.
Строить надо. Строить надо много, добротно и, разумеется, красиво. А мы вдобавок еще не научились у наших предков выбирать, где строить. Вот в Переславле, например, новый и красивый город надо было возводить не здесь, а вон там, под лесом, на горе и подальше от озера.
За древним валом я различил издали маленький снежно-белый Спасо-Преображенский собор, поспешил к городскому автобусу и через десять минут подошел к древнему памятнику.
Словно впервые вгляделся я в его строго-простые, как крепость, очертания. Немногие вертикальные линии лопаток [6], узких окон-бойниц делают его выше, словно приподнимают. Сурово и прекрасно здание в своей простоте. Единственное скупое украшение — это поясок поребриков, пробежавший по трем полубашням-апсидам, ниже идет другой поясок, словно бахрома свисают небольшие зубчики.
Собор-крепость строился не только для молитв, но и для защиты горожан, ему не нужны были украшения. Когда враги врывались сквозь бреши в стенах города, осажденные отступали внутрь собора и там бились до последнего.
Раньше здание было выше. За восемь веков столько накопилось вокруг него культурного слоя, что оно на два ряда камней как бы вросло в землю [7].
Я начал обходить собор. Вспомнил, что где-то вблизи, внутри крепостных валов, стоял не найденный до сих пор княжеский терем. В раздумье смотрел я на траву, что росла вокруг собора, и попытался хотя бы по оттенкам зеленого цвета этой травы угадать, где, под какими лопухами переславская земля хранит тайну терема.
Внимание мое привлекла вереница школьников, с виду четвероклашек. Молоденькая учительница подвела их, остановила невдалеке от собора.
Чему она их учит? Десятилетние ребятишки обступили ее, внимательно слушают. Рассказывает ли она им об Александре Невском, который провел детство в Переславле, жил в том исчезнувшем тереме, или речь идет о страшных днях татарских нашествий?
Она увлеченно жестикулирует, показывает в сторону озера. Оно за крепостным валом и отсюда не видно.
Возможно, ей хочется заинтересовать ребят знаменитой переславской селедкой, которая нигде в мире, кроме как в Плещеевом озере, не водится. А может быть, она рассказывает о молодом беспокойном царе Петре, о том, как он примчался в Переславль, поднял на ноги сонный город. Как в великой спешке начали тут строиться первые на Руси корабли. Потом царь ускакал, а корабли остались на берегу; один ботик до сих пор бережно хранится…
Но все же неудобно подслушивать. Я вновь направился вокруг собора. Вспомнил, что в девяностых годах прошлого столетия под руководством двух академиков Академии художеств было произведено очередное «обновление» собора. Тогда внутри храма безжалостно сбили остатки древних редкостных фресок и бросили куски в озеро, а стены покрыли масляной безвкусной росписью.
Недавних разрушителей многих переславских храмов, прочно усвоивших тезис «об опиуме народа», еще как-то можно понять. Но чтобы два ученых мужа, да еще причастных к искусству, могли так варварски отнестись к старине — это иначе как преступлением и назвать нельзя.
Я снова увидел учительницу и ее питомцев. Она показывала на стены собора, на купол, на мелкие зубчики, опоясавшие стены. Я услышал ее увлеченный голос… Видимо, рассказ шел о соборе! Вот учительница нагнулась, схватила стебель сухой полыни, постучала о камень цоколя. Значит, объясняла, как его долбили.
Писатели — народ любопытный. Я подошел поближе. Эх, спугнул! Учительница меня заметила, разогнулась и встала ко мне спиной. Дорого бы я дал, чтобы услышать, что она толковала такой малышне о белых камнях… Но ничего не поделаешь — пришлось мне отступить.
А молодец учительница! Конечно, она привела ребят по своей инициативе, да еще как бы потихоньку от директора школы. Я оглянулся и увидел издали, как она показывала на щелевидное окно собора, что-то объясняла, а мальчики и девочки стояли, закинув голову кверху.
Мысленно повторив про
