Людмила Матвеева - Дарю тебе велосипед

Саша выходит из школы и останавливается от радости. Вот повезло — прямо у ворот разлилось море. Ну, пусть не настоящее море, просто прошёл дождь, и осталась большая лужа. Но какая глубокая — почти как озеро. Даже, можно считать, почти океан.

— Во повезло! — кричит Саша и влетает обеими ногами в самую середину. А как же?

Всё в мире прекрасно. Уроки кончились, солнце пригревает макушку, ветки на старых тополях блестят, на завтра не так уж много задали. Счастливых дней сколько угодно, надо только уметь их замечать. Саша умеет — радостно скачет Саша, мысли скачут.

Эх ты, лужа-океан! Светятся точки, запятые, зигзаги, колечки, крестики, нолики — пляшут, рассыпаются. А если промчаться с большой скоростью? Вода разлетелась углом, как от какого-нибудь теплохода. Ну ладно, пусть не от теплохода — от лодки. Бьёт в берег крутая волна, ох и крутая! Ладно, ладно, пусть не крутая — а всё же волна. Маленький океан — всё равно океан. Эх, мой океанчик хорошенький! Жалко, что никто не видит. Куда все подевались-то?

— Саша! Ты что?

Ага! Вот Сашенька. Ну, конечно, Сашенька. Стоит у самой лужи, в воде отражается. Аккуратная курточка, беретик с хвостиком. А глаза у Сашеньки огромные. Замечтается Сашенька — глаза из серых становятся сиреневыми.

— Ну чего стоишь? Давай сюда! Стихия зовёт отважного моряка! Нам шторм не страшен! Мы отважные ребята, мы матросы с корабля! Мы — ну просто не знаю кто!

Саша кричит боевые песни и скачет по воде.

— Сашенька! Брось ты свой дурацкий ранец! И мешок бросай! Что с ними будет? Ничего не будет! Смотри, волны! Смотри, сверкают!

А Сашенька?

Мнётся на сухом асфальте. Не может Сашенька вот так, без оглядки, кинуться в самую океанскую глубину. Саша может, а Сашенька не может. Разные люди, разные характеры. Один человек веселится, другой тихо смотрит. Саша по-своему радуется, а Сашенька — по-своему тоже радуется.

— Во! Брызги! Они долетают до восьмого этажа! Восьмибалльный шторм! Ура!

— Ноги промочишь. Холодно становится.

Вон Саша что вытворяет. Стоит посреди лужи на одной ноге, а другую то так, то сяк повернёт.

— Сверкают мои сапоги! Рыбацкие! Моряцкие! Океанские!

Блестит мокрое зелёное голенище с зайчиками.

А Сашенька только щурится, с места не сходит. Такое удовольствие Сашеньке смотреть на Сашу. Щёки у Саши яркие, румяные, глаза горят, движения радостные, голос громкий, песни лихие.

И вдруг раздаётся крик:

— Жених и невеста! Солёное тесто! Тесто упало! Жениху попало!

Совсем другая песня.

Это их одноклассник Женька Воронин вышел из школы. Ну и шагай себе потихоньку домой, Женька. Нет, остановился, орёт, приплясывает от собственного своего ехидства. На всю улицу разоряется.

— Жених и невеста! Оба без места! Ага!

И язык показывает, и рожи корчит.

Сашенька замирает, втягивает голову в воротник курточки. Если бы асфальт был не таким прочным, Сашенька бы в ту же минуту — раз! — и сквозь землю. Очень хочется провалиться.

А Саша?

В первую минуту даже Саша теряется.

Ты, читатель, наверное, удивился. Ты, должно быть, думал, что Саша и Сашенька — два мальчика. Один энергичный, смелый — Саша, а другой тихий, робкий — Сашенька. Но оказалось, что вовсе не два мальчика, а мальчик и девочка. Теперь всё ясно? Вот и хорошо.

А Женька Воронин — ну что с ним делать? Заладил, как попугай: «Жених! Невеста!» Нервирует людей.

Миллионы мальчиков и девочек эту зловредную глупость кричали. Ну пусть не миллионы, а уж тысячи наверняка. И всё никак к ней не привыкнет мир. Действует — кто-то вздрогнет, кто-то расстроится, кто-то смутится, кто-то разозлится.

Сашенька стоит помалкивает, ресницы вниз.

А Саша? Ну, Саша терпеть не станет. Саша не такой человек, чтобы терпеть.

— Эй, Воронин, язык без костей! — это для начала. А потом ещё. — До четвёртого класса доучился, а ума не нажил!

Тут всё дело не в самих словах, а в тоне. И по тону Женька Воронин чувствует — добра не жди. Надо отстать, Женька очень хорошо это чувствует. Но сразу отстать как-то неприлично. Как будто испугался, все так и поймут. Поэтому Женька отвечает:

— У тебя больно ума-то много, прямо склад. Всё равно жених и невеста. — И ещё больше высовывает свой язык без костей, лиловый от шариковой пасты.

Больше всего Сашу задевает этот разрисованный нахальный язык.

— Смотри, Воронин! — кричит Саша из самой середины своего океана. — Месть будет страшной!

Воронин и сам знает, что месть будет. И скорее всего она будет именно страшной. Но как уйти? Неловко как-то.

— Ха! Испугался, задрожал! — нагло отвечает Женька. — Все мои поджилки трясутся.

Саша далеко. Почему-то Саша не спешит вылезти на сушу. И Женька набрасывается на Сашеньку.

— А ты чего стоишь? Стоит ещё.

Изо всех сил Женька толкает Сашеньку, и Сашенька отлетает в сторону, чистенький мешок со сменной обувью летит в лужу. Справедливости нет, попадает тихому человеку, который и слова не сказал за всё время.

Сашенька крепко сжимает губы, чтобы не заплакать.

— Сейчас заревёт! — злодейски хохочет Женька Воронин. — Ой, не могу! Прямо кино!

Саше надо защищать сразу двоих. Саша топает ногой по луже, брызги летят Женьке Воронину в лицо, на шапку, на куртку, на брюки. Женька стоит под этим душем, струи грязной ледяной воды текут по нему.

— Доорался, Воронин? Дотолкался?

Женька Воронин отряхивается, как выкупанная собака. Он говорит:

— Ну, теперь, Саша, смотри. Теперь конец. Держись теперь. Вот так.

Женька отправляется домой сушиться, бормоча угрозы. Он идёт медленно, чтобы никто не подумал, что это бегство с поля боя. Нет, это — солидный уход по собственному желанию.

И тут вдруг Саша со злостью кричит Сашеньке:

— А ты-то чего стоишь, моргаешь? Пустое место, а не человек! Смотреть противно! Голову тебе оторвать — и то мало!

Ну что это? Разве справедливо?

А Сашенька?

Сашенька не выдерживает. Так и покатились градом слёзы, так и полились частые, солёные, горькие. Никак их не удержать и не скрыть. Ползут по щекам и капают с подбородка. Всё-таки довели Сашеньку до слёз. Ну что за люди!

Сашенька бредёт к дому и ненавидит себя за всё. За тихий нрав, за эти слёзы, за то, что пустое место, а не человек.

А Саша?

Саша сразу, в ту же секунду, забывает про Сашеньку. Зачем помнить про того, кто способен разреветься из-за пустяка.

— Ура! Да здравствует океан!

Вышла из-за угла старуха с хозяйственной сумкой и остановилась. Бывают такие женщины, которые никуда не спешат. И давай на Сашу кричать:

— Не стыдно? Хорошего мальчика затюкивает! А сама-то! Девочка, а хуже мальчишки! Выходи из воды сейчас же!

Саша не удивляется. Сашу довольно часто ругают.

А вот ты, читатель, наверное, удивился. Саша-то, оказывается, девочка. А ты, конечно, думал, что из них двоих Сашенька — девочка. А Саша, ты считал, мальчишка — боевой, непокорный, громкий. Но — вот видишь, всё наоборот. И ты опять ошибся. Но ты, читатель, не виноват в этой ошибке. Просто бывают в жизни вот такие путаницы. Женственные мальчики. Неженственные девчонки. Они и сами иногда забывают, что в любом возрасте мужчина должен быть мужчиной. А женщина — женщиной. Хоть в пять лет, хоть в десять, хоть в тридцать пять. Вот так и получилось. Мальчишечий характер у Саши Лагутиной. А Сашенька Черенков мягкий, нежный, робкий. И зовут его все Сашенькой, так уж привыкли к этому ласковому имени. А Саша всех этих нежностей не любит, её ласково никто не зовёт. Все называют Сашей. А в классе чаще всего зовут по фамилии — Лагутина.

Волосы у Саши до носа свешиваются. Стричься — какие пустяки. Из-под светлых вихров глядят два внимательных желтых глаза. И если в этих глазах мелькнут огненно-золотистые искры, значит, что-то эдакое затевается. Классный руководитель Лидия Петровна, как только эти жёлтые огни увидит, начинает поглаживать своё сердце и говорит:

— Лагутина, Лагутина, возьми себя в руки. Слышишь?

И Саша честно старается взять себя в руки. Иногда удаётся, а иногда нет.

А Сашенька?

Он послушный и тихий. С ним неприятностей никаких.

Может быть, это хорошо, когда мальчик такой?

Вот Саша вышла из лужи, вылила воду из сапога, потом спокойно другой сапог сняла, и из него воду вылила тоже. А как же могло быть иначе — разве можно бегать по глубокой воде и остаться в сухих сапогах?

Саша несётся по улице, раскручивает над головой мешок с туфлями. А Сашенька Черенков утёр слёзы и любуется Сашей, глаз отвести не может. Ну кто ещё из всего четвёртого «А» умеет так сильно раскрутить мешок, что его почти не видно — не мешок со сменной обувью, а пропеллер.

А женщина с хозяйственной сумкой продолжает ругать Сашу: