Станислав Рудольф
Птицы меня не обгонят
Белые облака мчались на запад. Я судорожно цеплялся за гриву жеребенка, и мои ладони ощущали ее грубоватую, подобную конопляной веревке, шероховатость. Я пристально глядел поверх его головы, но мне так и не удалось разобрать, по какой дороге мы мчимся. Быть может, это лишь межа среди полей или копытца жеребенка взрывают благоухающий цветами луг? Я захлебывался летящим навстречу ветром, голова кружилась, не знаю почему, но все это казалось необыкновенно прекрасным!
Мы остановились на косогоре, где корчились обглоданные деревца. Я сполз со спины жеребенка в высокую траву. Животное обратило ко мне большие глаза, вдруг схватив трепещущими губами мою руку. Я отмахнулся. Нет, не из боязни, а скорее от той удивительной радости, которую невозможно выразить словами. И тут, где-то наверху, над лесными вершинами, я увидал очи. Синие, зовущие, заплаканные. Мне захотелось крикнуть: «Остановись, подожди, я тебя знаю!..»
Я мчался к ним. Но очи исчезали в лесных поворотах, прятались в колючем терновнике… Меня влекло вслед за ними. Я бежал, задыхался, ноги мои наливались свинцом, коченели, вмерзали в ледяную гладь озера. А я все видел эти очи в бескрайней дали…
Какой странный сон!
Милан тащил в руке здоровенную, перевязанную бечевкой коробку. Сначала он собирался привязать ее к багажнику велосипеда — можно бы одолжить у кого-нибудь из соседей, — но кролики, которых он туда посадил, были настолько перепуганы, что не так-то просто было унести их из школы. И Милан отправился пешком. Он плелся по улицам, иногда перекладывая беспокойный груз из одной руки в другую.
Милан остановился на площади перед домом, над воротами которого улыбалась разбитая мордашка толстого мраморного ангелочка, и засвистел.
На первом этаже распахнулось окно.
— Тебе что, Милан? — высунулась из окна женщина в цветастом платье.
— Здравствуйте! — крикнул он. — Славечек дома?
— Нету.
— А вы не знаете, куда он пошел?
— Нет, не знаю!
— Гм…
Окно захлопнулось. Милан с досадой подхватил свою коробку и поплелся дальше. Носком ботинка он то и дело поддавал грязные льдинки, которые солнце еще не смогло растопить.
На углу его едва не сшиб с ног верзила в кожаной куртке, Милан ухмыльнулся:
— Эй, Рорейс, ты что здесь околачиваешься?
Верзила остановился, перевалил языком из стороны в сторону жевательную резинку, которую обрабатывал здоровенными челюстями, и угрожающе загудел:
— Но, но, поаккуратней, не то схлопочешь по шее!
Милан скривился, будто внезапно узнал, что сейчас, просто так, шутки ради, ему вольют в вену змеиный яд.
— Ой, как ты меня напугал, Рорейс! — Милан явно издевался над верзилой.
Тот побагровел и кинулся на Милана. Но Милан, не выпуская тяжелой коробки из рук, отскочил от долговязого и, уклоняясь от опасности, все время выкрикивал в его адрес что-нибудь обидное. Но вскоре эта игра Милану надоела, и он спокойно продолжил свой путь.
«Хорошо Рорейсу, — думал он про себя, — такой никчемушный типчик, а у него есть мотороллер. Три года назад, еще в девятом, математик посылал его к второклашкам, чтоб те объяснили, зачем на часах стрелки. Потом Рорейс бросил школу, и папаша купил ему мотоцикл, и теперь этот верзила пытается удивить весь мир! А у самого вместо мозгов опилки. И это называется справедливостью?»
Но тут мальчишка с коробкой в руках вдруг исчез в подъезде старого дома. Он с трудом поднялся на второй этаж и, остановившись у обшарпанных дверей с табличкой «Ножичка Алеш», позвонил. Один длинный, три коротких. После неимоверно долгого ожидания двери растворил мальчишка и сказал:
— Никого нету дома.
— А куда делся Вашек, не знаешь?
Мальчик заправил рубашку в штаны и тоном доверенного человека заявил, что старший брат после обеда с кем-то ушел. Вроде бы к ратуше.
— Ну, тогда приветик… — разочарованно вздохнул Милан.
— Что у тебя в коробке? — поинтересовался мальчик.
— Кролики. Хочешь взглянуть?
Они склонились над ящиком, Милан развязал толстый шпагат и вместе с парнишкой стал любоваться четырьмя насмерть запуганными зверьками.
— А этот рыжий вовсе и не кролик!
— Факт! Это же морская свинка!
— Я таких еще никогда не видал! Дай я ее подержу! — Мальчик взял свинку в руки и уткнулся носом в ее шкурку.
— Как ее зовут?
— Пузырек.
— Пузырек? Разве такое имя бывает?
— Мне нравится.
Мальчишка притиснул к себе зверька и заныл:
— Милан, дай ее мне!
Владелец морской свинки, ревниво и бережно взяв зверька обратно, сказал:
— Нет, свинку не дам. Вот кролика, если хочешь… могу хоть всех отдать. Возьмешь, а?
— Д-а-а! А если я хочу свинку… Мне кроликов девать некуда!
— А свинку куда?
Мальчишка был явно удивлен вопросом.
— Не знаю… Она может спать со мной в кровати!
Милан захлопнул крышку коробки, кое-как замотал шпагатом и затопал вниз по лестнице.
— Не дашь Пузырька? — закричал ему вслед с угрозой мальчишка.
— Не могу… — ответил Милан уже где-то в воротах.
Мальчишка лег на перила и высунул язык вслед жадному владельцу. Это, видимо, его утешило, потому что, запирая двери, он уже что-то фальшиво, но весело насвистывал.
В конце концов Милан обнаружил ребят перед ратушей. Еще издали он увидал, что, кроме Славечка и Вашека, там стоят этот воображала Петер, Мадла Странская и Вендула. Все они над чем-то склонились. Наверное, листают книгу, которую Петер держит в руке. Ребята и не заметили, как к ним подошел Милан. Только сейчас он понял, что они смотрят фотографии.
— Покажите, — протянул он руку.
Мадла подала ему два снимка.
— Привет, — сказала она удивленно. — Ты здесь?
— Нет… — трагически произнес Милан. — Я — за углом.
Все засмеялись, но тут же снова стали сосредоточенно разглядывать фотографии. Вид у них был, как у детективов, изучающих оттиски пальцев преступника.
— Кто делал? — спросил Милан.
— Я, — откликнулся Петер. В его голосе звучало самодовольство.
— Ты? — протянул Милан недоверчиво. — Брось врать!
— Гляди, вот мы с Мадлой, а ребята нас водой обливают! — с восторгом воскликнула Вендула.
— Покажи…
— А чего мне врать? — нудно завел Петер.
Милан молча пожал плечами.
— Ничего трудного, — продолжал Петер. — Бросишь в проявитель, потом в закрепитель…
— …а потом выкинешь в помойку, — добавил Славечек.
— Да нет… Факт, ребята, здорово просто… — Петер был готов спорить, убеждать всех в своем искусстве фотографа, но его не больно-то слушали. Ребята смотрели на снимки и вспоминали прогулки во время каникул. Это было последнее августовское воскресенье. Ребята решили отправиться вместе куда-нибудь за город, прежде чем их снова поглотит томительная регулярность ежедневных занятий. Без определенной цели, просто шагать часа три по берегу реки против течения. А потом варить в котелке обед. И в последний раз искупаться. И еще позагорать… Почти все получилось именно так, но на обратном пути Вендула вывихнула ногу. Она прыгала через большие валуны. Один раз — удачно, два раза — удачно, и вдруг, споткнувшись, грохнулась на землю. Ребята дотащили ее до ближайшей остановки, страшно долго ждали автобуса, но никому и в голову не пришло вызвать «неотложку». Все злились, что прогулка, не удалась. В конце концов все равно пришлось везти Вендулу в больницу. Какое-то время потом она ковыляла в школу в гипсе.
Милану показалось, что все это было давным-давно. Но даже само воспоминание несло с собой запах раскаленной гальки, покрывающей берег реки, где можно отыскать перламутровую ракушку, искривленный корень ольхи и…
— …Еще много зависит от бумаги. Если хотите, чтоб получился хороший глянец, то наводить его надо очень аккуратно. У моего папы есть специальная машинка, — продолжал свою лекцию Петер. Никто его не слушал, но для него это не имело значения.
— Подумаешь! Твой папа! — осадил его Милан. И поправил шарф. Тут он заметил, что в волосах у Вендулы запутались снежинки. Может быть, это ветер принес их с чьего-нибудь подоконника?
— Ну-ка, Вендула… — Он коснулся ее волос и осторожно сбросил снег на землю. Кончиками пальцев Милан ощутил их удивительную шелковистость.
Милан смутился и, чтоб никто не увидел его лица, нагнулся к своей коробке. Тут все заметили грязный ящик и заинтересовались его содержимым.
— Что это ты тащишь? — спросил Славечек.
— Бронтозавра! — огрызнулся Милан. — Я два часа, высунув язык, гоняюсь за тобой по городу, а ты тут чирикаешь с дамами!
