«Какие у нее замечательные зубы», — неожиданно для себя самого заметил Милан, и это настолько на него подействовало, что он, заикаясь, выдавил:
— Мама просила купить маргарин!
Вендула помогла ему выбрать лучший сорт. Он заплатил, и они вместе вышли на улицу. Смеркалось; на уличных углах на мостовую отбрасывали свет уродливые фонари. Говорят, летом во всем городе установят лампы дневного света.
— Ты спешишь? — спросила Вендула.
— Нет… совсем не спешу, — ответил он.
Они шли рядом и молчали, словно все сказали друг другу давным-давно, и лишь иногда останавливались перед витринами.
«Я, наверное, должен ей что-нибудь говорить», — мелькнула у Милана мысль, но в голову ничего не приходило — ни умное, ни смешное. Он ненавидел себя. Вечно его осеняет, да только не тогда, когда надо. Вендула сама пришла ему на помощь.
— Ты своим сегодня скажешь? — спросила она.
Милан вздохнул.
— А что мне остается?
И вдруг он подумал, что может помочь Вендуле нести сумки с покупками.
— Дай-ка, — сказал он и взял у нее из рук одну сумку. — Какая тяжелая, а я, осел, и не заметил.
— Не страшно. А как ты думаешь, они что?..
— Не знаю. Их не переубедишь.
— Химия, да?
— Ага…
Они перешли на другую сторону площади.
— Погляди, какие очки! — ткнул Милан пальцем в витрину.
Какое-то время они, стоя рядышком, разглядывали фотоаппараты, флакончики с одеколоном, кисти и колбы с яркой краской.
— Ты пойдешь в экономическую?
— Если примут.
— Там четыре года?
— Ага, целых четыре! А потом буду сама зарабатывать. Ты понимаешь — сама! У меня будут свои собственные деньги. И я куплю себе… куплю мороженое со сбитыми сливками! Большую порцию…
— А жить будешь в интернате?
— Наверное. Ведь ездить нельзя… Почему ты спрашиваешь?
Милан ничего не ответил. И только когда они остановились у красного домика, где жила Вендула, заметил:
— Будем редко видеться…
Она посмотрела на него удивленно и, взяв из его рук сумку, принялась ритмично раскачивать ее. Потом подняла голову и заявила, что мама уже дома. Окно второго этажа отбрасывало в темноту свет.
— Что будешь делать? — спросил он.
— Не знаю. Наверное, спать лягу!
Милан махнул рукой, словно хотел отогнать назойливую муху.
— Так рано? — изумился он.
В ее глазах вспыхнула искорка.
— Ну и что же? Знаешь, Милан, я ужасно хочу спать. Наверное, у меня начинается зимняя спячка… Добрый вечер!.. — крикнула она вдруг.
Милан обернулся и, заметив за собой знакомую фигуру пожилого человека, тоже поздоровался. Мужчина ответил. Когда он исчез в темнеющей улочке, Вендула скроила гримасу и вздохнула:
— Шикола… Вот налетели! Он нас видел…
Милан вскинул голову.
— Чего бояться! Не умирать же теперь. Мы не первоклашки.
Вендула опять вздохнула и сказала, что теперь Шикола засыплет ее по математике. Вот ведь мучение…
Встреча с математиком отбила у нее всякое желание продолжать беседу.
— Мне пора. Мама ждет…
— Ну, пока! — крикнул Милан, когда она дошла до калитки.
Вендула помахала рукой и улыбнулась.
А он не спеша зашагал к дому по пустынной улице.
Лилина, подняв правую руку, стояла посреди кухни и декламировала какой-то монолог. Мама сидела за столом и восхищенно слушала.
Милан вошел, поставил на стол хозяйственную сумку с покупками и включил радио.
— Где папа? — спросил он.
Лилина не прекращала своего выступления.
— Тшшш… — зашипела на него мама и многозначительно кивнула головой по направлению к Лилине.
Он недовольно махнул рукой. Радио разразилось энергичным маршем. Лилина скисла.
— Ах… — причитала она, — разве я могу репетировать в такой обстановке? Дождешься от вас сочувствия! Через несколько дней ехать, а еще столько учить!
— Шла бы ты, сестричка, в комнату! — посоветовал ей Милан.
Он снял куртку и свитер, положил аккуратно в шкафчик, потому что знал — сегодня маму сердить нельзя. Тем временем вернулся отец. Было слышно, как он топает ногами в передней. Милан выскочил ему навстречу.
— Привет, папа… — сказал Милан, вглядываясь в лицо отца. Он, как обычно, пытался по его лицу определить настроение.
— Я голоден как волк! — провозгласил отец вместо приветствия и стал греть над плитой озябшие руки, заявив, что на дворе чертовский холод и пускай мать поторопится с ужином.
— Лилина, ты могла бы поставить тарелки! — обратился он к дочери.
— Мне некогда… мне надо заниматься!
Мать за нее вступилась:
— Прошу тебя, оставь ее. Ты же знаешь, что у нее экзамены. Я решила ехать с ней вместе в Прагу. Я уже и на работе отпросилась. Что ты на это скажешь?
— Как хочешь. Ты что, полагаешь, что в Праге она непременно попадет под машину?..
Милан захохотал.
— Ты глуп как пробка! — оценила его поведение сестра.
— Где мне до тебя, Лилина! Наверное, когда распределяли ум, тебе перепала двойная порция…
Сегодня у матери не было никакого желания слушать их нескончаемые препирания. Она заявила, что и ей хотелось бы иметь немножко покоя, что она измучилась на работе, а тут еще надо возиться с ужином. А это не пустяк.
— Молчи, мать, молчи, — успокаивал ее отец, — через несколько лет все будет по-другому. Милан станет инженером, изобретет какие-нибудь таблетки. Проглотишь — и не надо никакой пищи. Нет тебе ни варки, ни жарки. Печей в доме не станет. К чему? Ведь химия творит чудеса. Съешь таблетку — и весь обед.
— Скорей бы… — вздохнула мама и налила в тарелки суп.
— Молчи, мать, молчи, дождемся! Возьмем хотя бы нашего Милана! Вдруг эти таблетки изобретет именно он! — Отец похлопал Милана по плечу. Инженер-химик Милан Мразек, лауреат Государственной премии!
Милан вздрогнул, словно его ужалила змея, покраснел и свистящим шепотом произнес:
— Я в химический не пойду!
Отец положил ложку на стол и сказал:
— Я считаю, что тебе пора кое-что соображать. Я в твои годы уже твердо стоял на собственных ногах. Когда мне было четырнадцать лет, я пошел на фабрику. Работал до седьмого пота. Я все бы отдал, чтоб иметь возможность учиться… Мы хотим, чтобы тебе жилось легче, чтоб тебе не пришлось надрываться. Но ты не умеешь этого ценить!
Мама стала всхлипывать и искать носовой платок.
— Ты что? — повернулся к ней отец.
— С ним одно мученье! С детства. Еще с пеленок одни неприятности. Лилина — золото… Боже, что из него будет?..
— Слишком балуем — вот что! — повысил голос отец. — С меня хватит!
— Я в химический все равно не пойду. Меня химия не интересует…
— Послушай, мой мальчик! (Милан ненавидел, когда отец говорил «мой мальчик», и тот наверняка это знал.) Ты думаешь, что мне всегда нравилась моя работа? Глубоко ошибаешься! Но только знай: человеку приходится иногда делать и то, что ему вовсе не по вкусу. Ты еще этого не понимаешь… («Как же!» — подумал Милан.) Но привыкнешь. И химия тебе понравится, вот увидишь…
Отец говорил еще не менее получаса. Милан не осмеливался возражать. Но когда понял, что отец готов закончить проповедь, объявил родителям, что их вызывают в школу.
— Зачем?
— Наверное, из-за анкеты, а может, еще что…
— Но я занят, — сказал отец. — Завтра у нас ревизия. Придется, мать, тебе…
Мать привычно закивала головой:
— Как всегда. Все на мне! Ты совсем не занимаешься детьми. У меня и работа, и готовка, и уборка, и дети…
— Перестань, пожалуйста, — стал успокаивать ее отец, а потом прогнал Лилину с дивана, закурил и улегся читать газету.
В семь часов он включил телевизор. Милан вытер посуду и стал стелить постель.
— Ты что, не будешь смотреть передачу? — спросила мама удивленно.
— Не буду, нет настроения.
Милан разделся и стал читать, но, честно переводя взгляд со строчки на строчку, совсем не вникал в содержание. «Что-то будет завтра?» — думал он. Вскоре Милан погасил свет и попытался уснуть. Из комнаты доносился монотонный рокот телевизора. Милан подумал, что так, вероятно, кричал мамонт. Мамонт в их комнате!.. Забравшись под одеяло, он рассмеялся.
«В витрине книжного магазина я видел большой атлас животных, цена восемьдесят крон. Целая куча денег. Но в атласе, наверное, собраны все животные, какие только существуют на свете. И африканские. А также змеи.
Змей я не боюсь. Ужа преспокойненько беру в руки. Змею… змею я в руки не брал. Вот если б у нас водились анаконды! Длина — двенадцать метров! И такие толщенные, руками не обхватишь. Я бы и анаконду не побоялся.
Да, но только атлас стоит восемьдесят крон! Приличная сумма!»
На переменке Петер развлекался тем, что поджигал у девчонок промокашки. Он прогуливался между партами и, если на парте лежала тетрадка, отыскивал в ней промокашку, щелкал зажигалкой и неудержимо радовался пламени, которое бедная девчонка спешила погасить.
