Берестяная грамота - Юрий Иванович Когинов

В основе повести «Берестяная грамота» — события, которые произошли в годы Великой Отечественной войны в городе Дятькове, Брянской области, находившемся в тылу врага.

Населённые пункты, где хозяевами были не фашистские захватчики, а наши отважные партизаны, находились не только на Брянщине.

Целые районы, над которыми в годы оккупации реяли красные флаги, существовали в Белоруссии, в Псковской, Новгородской и других областях.

Поэтому в книге изменены название города и фамилии героев. Героям партизанских городов и сёл — взрослым и юным — посвящает свою повесть автор, сам бывший партизан.

Часть первая

Беды, говорят, в одиночку не ходят.

Ни свет ни заря заявился Фролов, главный городской полицейский, и приказал Кольке завтра утром прийти в управу. Но только захлопнул калитку полицай — новая напасть. На пороге вырос сам староста Готман и с ним двое фашистских солдат.

— Гутен таг! Добрый день семейству Матрёниных! — Иван Фридрихович стянул с головы лохматую пыжиковую шапку, расстегнул драповое пальто с воротником шалью и, достав из бокового кармана вчетверо сложенный голубой батистовый платок, аккуратно протёр пенсне. — Не скучно вам тут вдвоём? Так вот для компании я вам постояльцев привёл. В некоторые дома мы троих и четверых вселяем. А по вашим хоромам…

Иван Фридрихович описал рукой плавный круг, словно хотел показать, что в доме Матрёниных можно свободно разместить целый взвод. Солдаты расценили его жест как приглашение располагаться и тут же в большой проходной комнате сбросили ранцы, поставили в угол винтовки.

— Сюда, сюда… Здесь будет удобнее, — показала на Колину комнату Елена Викторовна и повернулась к Ивану Фридриховичу, чтобы он перевёл её слова немцам.

Пришельцам комната понравилась. Просторная, с кроватью и диваном, она двумя большими окнами выходила в сад, где теперь, зимой, стояла удивительная тишина.

— Гут! — удовлетворённо произнёс плотный, краснолицый, уже немолодой солдат. А второй, в железных круглых очках, совсем юный, на вид лет на пять постарше Коли, бухнулся на диван, с удовольствием несколько раз подпрыгнул на пружинах.

— Ну вот, Елена Викторовна, и лады. — Иван Фридрихович расправил пышные седые усы, застегнул пальто на все пуговицы и откланялся.

Елена Викторовна вышла на кухню. Коля присел к столу, где лежала раскрытая книжка есенинских стихов.

Сколько раз вчитывался Коля в эти строчки и никак не мог понять удивительную тайну их простоты и естественности. «Рябина покраснела, вода стала синей» — ведь это самые обычные слова!

Но к этим самым что ни на есть обычным строкам поэт нашёл неожиданную, прямо-таки ошарашивающую метафору: месяц-всадник уронил повода. Это как картина: осеннее стылое поле, загустевшая от близких морозов речная вода и в поле — одинокий всадник на коне, о чём-то замечтавшийся, загрустивший.

Коля очень любил вот так разбирать стихи, выписывал особенно понравившиеся строчки на синей плотной бумаге, покрывавшей его письменный стол.

Он уже исписал несколько таких листов, свернул и спрятал за шкаф: надеялся когда-нибудь на досуге достать и перечитать.

Есенин! Коля ещё раз пробежал глазами любимые строчки. И вдруг:

— Коммунист? Большевик? — бесцеремонно выхватил из Колиных рук книгу очкастый солдат.

У Коли жарко полыхнуло лицо.

«Балбес! Русского языка не знает, а лезет: «Коммунист, большевик»!»

Коля сжал кулаки, насупился, но пересилил свой гнев. Он взял у солдата книгу и показал на ровные столбики стихов.

Вспомнив, что по-немецки «поэт» будет «дихтер», он объяснил, кто был автор книги и что писал он о природе, «ди натур».

— О, я, я! — Очкарик широко расставил ноги и, тыча себя в грудь, сказал, что зовут его Курт, что он студент, сам пишет стихотворения.

Он стал отрывисто выговаривать что-то — видимо, свои стихи.

Коля не понял ни единого слова.

Солдат внезапно оборвал себя и решительно двинулся в кухню.

— Матка, вассер! — визгливо приказал он.

Елена Викторовна взяла со скамейки два пустых ведра и протянула их Коле.

— Сынок, принеси воды, а я приготовлю таз. Видно, мыться хотят.

В сенях она нагнала Колю и прижала к себе:

— Сыночек, не знаю, как тебе и сказать, но дело очень серьёзное… Ты знаешь Максима Степановича Калачёва. Помнишь, недавно заходил к нам? Сегодня я тоже его ждала. А у нас… сам видишь… Словом, найди Сергея Вавилова и вместе с ним — на Буяновку. Там, в третьем доме от берега Лавровки, встретите Калачёва. Надо его предупредить…

ПОКА ПРИКАЗАНО ЖДАТЬ

Найти Серёгу оказалось делом несложным. Вместе с другими ребятами он шнырял от одного фашистского грузовика к другому. Машины длинной вереницей выстроились на улице Ленина.

Колька удивился: так много фашистов ещё не останавливалось в их городе. Интересно, надолго они или проездом?..

В начале октября сорок первого года, после того как гитлеровцы заняли Брянск, многим в Дедкове, тихом деревянном городке, казалось, что война обошла их стороной.

В самом деле: в конце лета фронт гремел на — западе, в лесах за рекой Десной ночами стояло тревожное зарево, и вдруг фашисты прорвались с востока, с тыла, со стороны Брянска. Дедково, все посёлки и деревушки вокруг оказались в «мешке».

Дней десять подряд только и было слышно, как за лесом, по дороге на Людиново, урча, шли немецкие танки. В городе стали поговаривать, что гитлеровцы хотят пробиться на Варшавское шоссе через Людиново, а оттуда — к самой Москве. И, дескать, Дедково, затерянное в лесной глуши, их совершенно не интересует.

Но потом неожиданно появились и в Дедкове танки с чёрными крестами, и Серёга с Колькой увидели первого фашиста. В кургузой шинели лягушиного цвета, в чёрной каске, он соскочил с брони танка, который развернулся на Воронежской улице, и, держа наготове автомат, остановил ребят, собиравшихся юркнуть за забор. «Зольдатен?» — крикнул фашист и сбил с рослого не по годам Серёги