— Интересно! А хотела бы я знать, кому это возможно сопровождать меня?
— Бабушка, — сказала Варя и сложила на груди руки, — если, например, я разыскала на чердаке старые материалы, которые нужны для экспедиции, которая находится в Сайгатке, которая… Бабушка, ну неужели же ты всё ещё ничего не понимаешь?
— Прекрасно понимаю. А вот теперь давай поговорим.
— Скажите, пожалуйста, новосибирский скорый, отправление девятнадцать ноль три, вагон номер девять, платформа номер…
— Не знаю, я не дежурный.
— Варвара, если ты будешь так мельтешиться, я оставлю тебя в Москве.
— Нет, бабушка, я не буду мельтешиться. Скажите, пожалуйста, новосибир… Ой, опоздали!
Стрелка больших часов дрогнула и перепрыгнула сразу на два деления. Носильщики с чемоданами обгоняли их, приплясывая на ходу. А громкоговоритель повторял: «Граждане пассажиры, продолжается посадка…»
Ольга Васильевна, Марья Николаевна, Наташа и Варя протолкались к выходу на перрон.
Четыре платформы вытянулись вдоль путей. У каждой своя светящаяся таблица: «Алма-Ата, номер девяносто один», «Скорый, номер такой-то, на Горький», «Станция назначения Свердловск…»
— Варвара, нам сюда.
Мимо прогрохотала тележка с посылками. Поезд — как длинный зелёный коридор с окнами и дверями. Над каждым вагоном номерок. Три, четыре, пять… Вот он, девятый! Уф, добрались…
— Сеню, Сеню поцелуй! — кричит кто-то.
— Пирожки с мясом наверх положила-а…
— Бабушка, билеты уже проверяют. Надо сейчас же предъявлять?
— Варвара, повторяю: если ты будешь мельтешиться…
Проводница впустила их с Ольгой Васильевной в тамбур вагона, Марья Николаевна с Наташей остались на платформе.
Наконец Варя, потная, в съехавшем набок красном галстуке, высунулась из окна.
— Наташка, сюда! Устроились здо́рово! Я на верхней!
— Эк, горластая… — шарахнулся кто-то.
Наташа на цыпочках старалась дотянуться до окна. Варя чуть не по пояс свесилась ей навстречу.
— Ух и жарища же здесь!
— Варвара, веди себя прилично.
Мимо вагона, с белым лотком на груди, прошла мороженщица.
— Наташка, мороженое! — заорала снова Варя. — Мама, купи-и!
— Варюша, ну какое может быть сейчас мороженое?
Пассажиры вдруг отхлынули от вагонов. Марья Николаевна подошла, пригнула к себе двумя руками Варину голову и обтёрла платком её вспотевший лоб.
— Смотри, дочь, первый раз в жизни без меня так далеко едешь, — сказала она, и всегда спокойное её лицо побледнело.
— Я смотрю. Ой, мамочка, сейчас трогаемся!
Подтянувшись, Марья Николаевна быстро поцеловала Варю в лоб и по очереди в оба глаза.
Где-то заревел гудок. Варя прижалась носом к лицу матери и вдруг хлюпнула.
— Наташка, поехали!
— До свиданья! Счастливого пути!
Паровоз, точно подумав, дёрнул состав. Концы красного галстука у Вари на груди зашевелились по ветру. Ольга Васильевна положила сзади Варе на плечо руку и крикнула в окно:
— Всего хорошего, Маруся, до встречи в августе!
— Привет Борису!
— Варюшка, до свиданья…
Наташа, подпрыгивая, неслась по платформе. Из окон вагонов высовывались головы пассажиров. Марья Николаевна тоже шла за поездом и махала белым платком.
Может ли быть что-нибудь приятнее?
Вы залезаете с ногами на верхнюю полку, ложитесь животом вниз и смотрите в окно. Ветер раздувает у вас над головой занавеску с шёлковыми бубенчиками. Колёса бормочут: «А всё-таки едем, а всё-таки едем…» Под подушкой лежит яблоко, а за окном…
Елки бегут так быстро, будто наперегонки. Вот пролетело озеро с горбатым мостиком, за ним берёзовая роща… Варя поболтала ногами, вытащила яблоко и откусила сразу половину.
Напротив на полке лежал толстый гражданин в чесучовой рубашке и тоже смотрел в окно. У него были пухлые щёки и круглый, сердечком, рот.
Варя опустила голову.
Бабушка Ольга Васильевна сидела у столика, расстелив на коленях салфетку, и чинила бритвой карандаш. Военный в гимнастёрке с петлицами внимательно читал газету.
— Граждане пассажиры, желаете чаю? Готов! — крикнула в коридоре проводница.
Варя перевернулась и легла на спину. Багажная полка у неё перед глазами вздрагивала. Сбоку на гладком коричневом дереве были написаны две буквы: «В» и «Р», а под ними — «июнь 1941».
Варя вытащила из кармана чехол с ножом, открыла его и, помогая языком, присадила к буквам ещё две, помельче. Получилось так:
В. а Р. я
июнь 1941
В это время в коридоре захлопали двери, вошла проводница и перед самым носом опустила окно. Толстый гражданин потянулся и что-то промычал.
— А зачем она окно закрыла? — спросила Варя.
— М-мост будет. Полагается.
Колёса застучали громче. В купе вдруг потемнело: за стёклами запрыгали клёпаные переплёты моста. Совсем близко проехал часовой с винтовкой, внизу под балками блеснула вода.
— Какая это река? — спросила Варя.
— Н-не знаю, — промычал гражданин. — А любопытная вы девица, как я погляжу.
— Я не девица, — рассердилась Варя. — Какая я девица!
— Ну, гражданочка. Далеко ли едете?
— Мы — очень далеко. В Сайгатку.
— Не слыхал. А я, представьте, во Владивосток.
— Во Владивосто-ок?
— Да-с.
Гражданин заколыхался от смеха.
— Варвара, — сказала снизу Ольга Васильевна, — ты хочешь есть? Тогда съешь яблоко, которое я тебе дала, и устраивайся спать. В поезде есть много вредно.
— Бабушка, я не хочу спать. А яблоко я уже съела.
— Тем хуже для тебя.
Варя спустила ноги и села.
— Вы мне расскажете потом, зачем едете во Владивосток? — спросила она.
— Обязательно! — Толстяк даже захлопал руками.
— А пока я пойду погуляю.
Варя спрыгнула вниз. На столике зажглась лампочка под зелёным абажуром. Под ней были аккуратно разложены портсигар, спички, ножницы для ногтей и колода карт. Бабушка лежала на своей полке, завернувшись в большой клетчатый плед.
Варя постояла немного и вышла в коридор. Идти было смешно и очень странно: пол подрагивал и уезжал куда-то вбок. Почти у каждого окна стояли пассажиры.
Варя сделала вид, что путешествие в поезде дальнего следования для неё самое обыкновенное дело, и зашагала вперёд. У первого же купе она остановилась. Дверь была открыта, слышался дружный хохот.
Варя заглянула: на скамейках сидели трое юношей и три девушки. Две лохматые головы свешивались с полок. Сидящие держали на коленях чемодан, на нём возвышался карточный дом. Юноша в красной майке старательно пристраивал к крыше дома ещё один этаж. Неосторожное движение, толчок — дом рухнул и рассыпался.
— Штраф! Штраф! — закричали все. — Эх, ещё бы одну колоду!
— Знаете что? — сказала Варя, просовывая голову. — Я вам могу принести.
— Ну да? Тащи, вот здо́рово!
Варя повернулась и, уже не думая о том, что она бывалая путешественница, побежала к своему купе.
* * *
Замечательная станция Бирюли!
Выкрашена розовой краской, а над входом большой, перевитый ветками портрет Ленина. Зелёные, будто вымытые берёзы светятся в палисаднике. За деревянным забором — базарчик. Даже из поезда видны краснеющая в корзинах редиска (ох, попробовать бы!), белые яйца, кринки с молоком…
Варя спрыгнула с подножки, пробежалась вдоль вагона по хрустящему песку и крикнула в окно:
— Бабушка, кипятку надо принести?
— А сколько минут стоит поезд? Успеешь? Смотри не опоздай.
— Он долго здесь стоит! Ты мне подай, пожалуйста, бидончик.
Подпрыгивая и помахивая бидоном, Варя побежала к зданию с надписью «кипяток». Около него стояла очередь.
Варя потопталась у крана, отошла и заглянула в приотворенную дверь. Оттуда тянуло жаром, что-то грохало и светилось под полом.
Варя поставила бидон у порога, вошла в дверь. Внизу, у громадного, дышащего огнём котла, сидела на табуретке чернокожая от угольной пыли женщина и пила чай из цветастой кружки.
— Тебе кого, дочка? — крикнула она, показывая белые зубы.
— Нет, мне никого.
— Айда сюда, шуровать будем!
Женщина засмеялась, поставила на выступ котла кружку, схватила лопату и заворочала ею в топке: пламя с треском и искрами вырвалось наружу. Варя присела у лестницы, ведущей вниз, и свесила голову.
— Кузьмич, а Кузьмич! — позвала женщина. — Гляди, гостья к нам пришла.
Варя увидела: за котлом сидит старик в стёганке и валяных, несмотря на лето, сапогах.
— Но-но, балуй! — сказал сердито старик. — Какая такая гостья?
— Айда сюда, — позвала женщина. — Чья будешь-то?
— Я ничья. Дайте мне воды. — Варя взяла бидон и спустилась вниз. — Там за кипятком очередь.