задерживаясь взглядом ни на одном снимке. Добравшись до последней страницы, он бросает журнал в сторону и берется за учебник. По всему видно, он ищет, чем бы заняться, он хочет отключиться, только бы не слышать бесконечные нравоучения.
А мать, стоя в дверях, все читает и читает ему нотации. Усталым нудным голосом, но совершенно искренне, всем сердцем веря, что чем больше слов сказано, чем длиннее мораль, тем больше надежды затронуть нужные струны сыновней души. Она поучает его на будущее, на всякий случай, так сказать, для профилактики, как говорят в больнице.
— Я же этих девочек каждый день в больнице вижу, знаю, о чем они между собой говорят. Слушать тошно! Одни только танцульки да наряды на уме. То с одним парнем гуляют, то с другим. Им только тот человек, кто приглашает и угощает, и покупает, и платит, и бог знает что еще… Ты не вздумай на таких заглядываться…
Тут мать вспоминает о том, что уже несколько дней не дает ей покоя, и она перескакивает на новую тему:
— У нас сейчас с деньгами так туго, не знаю прямо как и быть… Брикет на зиму купили. Тебе кое-что для школы… А получка только на той неделе. Накормить тебя как следует нечем. Растущий организм ведь… творог за двенадцать копеек — разве это еда, какая от него сила… А что делать…
Все поведение Рейна, каждый его жест выдает нетерпение. Он уже рассеянно перелистал добрую половину учебников, выдвинул и задвинул обратно все ящики стола. Но лицо его не выражает ни злости, ни недовольства. Он знает свою мать, знает и про денежные затруднения.
При последних словах матери он вдруг встает и решительно направляется к вешалке. Достает из нагрудного кармана куртки пятерку и не без гордости кладет ее на стол перед матерью.
Мать испуганно умолкает.
Ей и во сне не приснилось бы, что Рейн вот так, запросто, как бы между прочим, может вытащить из своего кармана пять рублей. Новость эта потрясает ее. На мгновенье чувство облегчения озаряет ее лицо: деньги на еду есть! Но тут же в ней просыпаются и сомнения — обнаружилось новое, ей неизвестное обстоятельство, и сердце сжимается в тревоге.
— Откуда у тебя эти деньги?
— Один товарищ дал, — не подумав отвечает Рейн. И спохватывается, такой ответ непременно вызовет у матери подозрения. Надо немедленно придумать какую-нибудь мало-мальски правдоподобную историю! Подыскивая слова, как бы на ощупь, он объясняет:
— Да мы с ним… ты его не знаешь… учились раньше в одном классе. Я за него иногда сочинения писал… Я как-то пошутил, мол, рубль штука… А он теперь уже работает… Вот, наверное, и решил… с долгами рассчитаться…
— Нет, я в эти сказки не верю, — тут же начинает причитать она. — Да это же надо свои деньги и в грош не ставить, чтоб за ребяческие обещания пятерками расплачиваться. Ты, небось, за эти деньги обещал ему что-нибудь или уже…
Рейн, с шумом придвинув стул, усаживается за письменный стол. Хоть бы отвязаться от этих расспросов!
— Нет, Рейн, ты мне скажи, что ты ему за эти деньги… — настойчиво выпытывает мать.
— Да ничего! Я ведь уже сказал тебе, — говорит Рейн и в следующую минуту ловит себя на мысли: а что если рассказать все как было! Скомканная пятирублевка, мотоцикл… весь сегодняшний вечер!
Только теперь Рейн понимает, насколько все происшедшее мучает и гнетет его, как точит его с тех пор, как он вернулся домой. Вот бы избавиться от этой муки… А если полностью не избавиться, так хоть рассказать бы все как есть… Вот именно! Рассказать кому-нибудь! Но матери рассказывать нельзя, нет смысла, это бесполезно! Ей и своих забот хватает!
— Ничего… — повторяет мать несчастным голосом. — Сегодня ничего, завтра ничего… А что он потом потребует с тебя? Порядочный человек ни с того ни с сего деньгами разбрасываться не станет… Ты с такими поосторожнее! Посмотри, который час, полночь уже давно… Девчонка какая-то и этот странный тип с деньгами… Рейн, сынок, мы же с тобой так славно жили до сих пор, были опорой друг другу… Ты только не… Ты присматривайся, приглядывайся, что за люди к тебе льнут и с какой стати они тобой интересуются…
Терпение Рейна достигло последнего предела. Он уже не слышит слова матери, слышит только ее униженный умоляющий голос. Ему хочется вскочить, накричать на мать, хочется грохнуть кулаком по столу, вспылить так, чтобы не слышать больше этих интонаций, этих жалобных ноток… Но он сдерживается. Он знает, какими словами можно прервать материны причитания! И неожиданно обрывает ее:
— Кончай! Хватит! Мне заниматься надо!
— Да-да… учись, учись… Конечно… Так бы сразу и сказал, — как бы прося прощения, роняет мать и скрывается за ситцевыми занавесками.
К учебе мать Рейна относится, как к какому-то священнодействию, и нарушать сложившийся ритуал нельзя ни в коем случае. Умный, ученый сын — вот награда за все ее переживания и хлопоты, за все труды. Рейн должен выбиться в люди! Он должен добиться в жизни большего, чем больничная санитарка!
Рейн раскрывает учебник и тетрадь, но взгляд его скользит поверх них, он смотрит в окно. За окном виден фонарь, освещающий номер дома на той стороне улицы. Номер отсюда не разглядеть, но он знает, что это десять. Овальная синяя пластинка и на ней десять… Опять десять! Эта цифра прямо преследует его сегодня.
«Я им не нищий какой-нибудь, мне подачки не нужны! Не нужны! Просто я задолжал Ильмару или этому Бизнесу десятку! Именно! Вот и все», — говорит он себе уверенно, без колебаний, словно читает по писаному.
От слов этих, правда, ничего не меняется — и пережитое унижение, и дурацкая история с мотоциклом — все остается, как было, однако дышать стало легче, и комната, кажется, стала просторнее, и воздух свежее. Так чувствуют себя, наверное, больные, когда мама дает им кислородную подушку…
Рейн не отрываясь смотрит в окно. Словно на темнеющем стекле написано еще нечто важное. И Рейн говорит себе: «Я хочу снова встретиться с Рийной!».
Больше там ничего не сказано.
Рейн опускает взгляд в учебник, но, похоже, и там не находит ничего достойного внимания, так как захлопывает книжку и принимается стелить постель.
Матери понятно, что разговором об учебе Рейн просто хотел отвязаться от нее, и ей становится больно, мучительно больно. В больнице люди при такой боли стонут, она же сдерживает стон — мальчику надо спать.
«Сколько сегодня на педсовете было разговоров
