Петя, естественно, ожидал, что родители начнут иронизировать: «Чем бы дитя ни тешилось…» (это папа) или восклицать: «Какой ужас, этого еще не хватало!» (это мама). Но папа вдруг спокойно сказал:
— Наконец-то наш сын взялся за настоящее дело.
А мама добавила:
— Очень похвальное занятие. Надеюсь, это не очередной эпизод?
— Что ты, мама! — закричал воодушевленный Петя. — Это такой человек — Василий! Он же Бесценного спас! На ледяной крыше!.. Обвязался!.. Веревкой!..
— Прекрасно, — сказал папа. — Только ты не волнуйся.
Но Петя все равно волновался.
— А то, что я двойку получил за контрольную, так это я не успел подготовиться. Вы же сами видели, во сколько я с испытаний машины пришел.
— Видели, видели, — улыбнулась мама. — Ничего страшного, исправишь.
— А что фонарь поставил на лбу, так это в подвале темно было, теперь нам Василий фонарики выдал.
Папа кивнул.
— До свадьбы заживет.
— А пальто порвал, когда мы с сарая прыгали…
— А я уже зашила, — приветливо сказала мама. — Мальчишка, да чтоб не драный ходил!..
Наконец Петя умолк. Поведение родителей было загадочно и совершенно необъяснимо. Петя подозрительно посмотрел на них и сказал:
— Послушайте, граждане, в чем дело? У вас против меня заговор?
— Какой еще заговор? — удивился папа.
— А что такое, Петя? — спросила мама.
— Ну, вы хоть бы немножечко меня поругали… Ну, хотя бы за двойку или за синяк.
Мама засмеялась.
— Ах, вот в чем дело!.. Да нет, Петя, отменяется.
— Почему?
— Потому что Василий, — сказал папа, — это наш школьный друг. Мы все вместе учились у Акима Макарыча. Все что ни делает Василий — дело верное, он никогда не обманет и не подведет! Василий такой человек, что, с кем рядом ни постоит, всех воспламеняет!
— Это правда! — воскликнул Петя. — Хоть он и борется с воспламенениями.
— Василий, — сказала мама, — не человек, а огонь, хоть он и борется с огнем. Василий ради друзей на край света пойдет! И ты с ним можешь идти, мы отпустим.
Каждый день радио приносило все более тревожные известия. Несмотря на то, что они были немногословны, картина событий все-таки вырисовывалась.
Мятежный двадцатидвухлетний капитан Бимба, заместитель главнокомандующего вооруженными силами республики, со своими войсками двигался с западного побережья в глубь страны. С юга, учиняя кровавые расправы над мирными жителями, сжигая селенья и посевы, пробирался отряд белых наемников-парашютистов. Командовал отрядом некто Жан Леруа, бельгиец по происхождению.
Все говорило за то, что между ними был согласованный план действий, потому что и те и другие шли по направлению к столице.
Законное правительство республики спешным порядком проводило всеобщую мобилизацию, готовилось к обороне. Страстное, полное тревоги и решимости обращение правительства республики к миролюбивым народам слушал и читал весь мир.
Просыпаясь, Петя первым делом бежал к почтовому ящику. Еще не умывшись, не позавтракав, он останавливался где-нибудь в прихожей, или в дверях, или посредине комнаты и начинал читать.
Газеты сообщили, что капитан Бимба попросил у империалистов оружия, но те, чтобы не возбуждать общественное мнение, ему отказали. Однако буквально на следующий день расистское государство Смита передало капитану Бимбе винтовки и гранатометы английского производства. Даже пятиклассник Петя разгадал этот лицемерный маневр!
— Ага, ага!.. — кричал он. — Грязные обманщики! Все вы там заодно! Неужели же вам не стыдно!..
Мама качала головой и вполголоса говорила папе:
— Меня беспокоят Петины нервы… Мальчик перенапряжен.
Папа пожимал плечами:
— Но это действительно не может не возмущать!..
Во всем мире поднималась буря протестов. Собирались подписи и деньги. Срочно создавались комиссии и комитеты. Прокатывались мощные демонстрации и митинги.
В школе тоже собирались подписи под резолюцией протеста. Самым активным сборщиком был, конечно, Петя.
Он каждый день бегал в общежитие, чтобы вручить эти подписи, но ему отвечали, что Мишель и Андерс еще не вернулись из Москвы.
По пути в школу он увидел Алису. Она вошла в Школьный переулок, и он вошел.
Конечно, тут было еще немало ребят: они все торопились, обгоняли друг друга, разговаривали, смеялись, кидались снежками. Но Пете казалось, что, кроме них с Алисой, в переулке никого нет.
С тех пор как он вернул ей кота Матадора, прошло несколько дней. Кроме того короткого «спасибо», между ними ничего не было сказано.
И вот теперь они шли: она по одной, а он по другой стороне улицы. Не обгоняя друг друга и не отставая, и даже, кажется, в ногу. И видели ведь друг друга, видели!
Знала ли Алиса, что Петя готов побежать, броситься наперерез, взять ее портфель и нести у всех на виду? И сказать: «Алиса, я стал совсем другим человеком!». Нет, не знала.
Но и Петя, разумеется, не подозревал, что Алиса, заметив его, тоже готова была пересечь переулок, чтобы пойти с ним рядом и сказать, что давно уже на него не сердится, хотя раньше страшно сердилась, что есть у нее лишний билет на оперу Глинки «Руслан и Людмила», так не пойти ли им вместе.
Так они и шли — каждый со своим благим намерением — и кто знает, может быть, один из них и нашел бы в себе мужество пересечь переулок и первым пойти на сближение, если бы не Василий. Он двигался против потока школьников и явно кого-то искал.
— Василий! — крикнул Петя и бросился к нему.
— Ну вот, наконец-то! — сказал Василий и тоже просветлел лицом. — А то Леша Копейкин прошел, Савва прошел, а ты все не идешь и не идешь.
— Что-нибудь случилось?
— Да нет. — Василий пошел рядом с Петей. — Петя, а ты знаешь, как мышки устроили пожар?
— Мои?! — в ужасе воскликнул Петя.
— Да нет, не твои. Разве у тебя есть мышки?
— Ну, были…
— Вот именно, что были. Нет, не они. Упал из печи уголек. Мимо бежала мышка, шерстка на ней загорелась, мышка в ужасе юркнула под пол, а там — стружки сухие, мусор всякий…
— И загорелся дом?… Да разве так было?
— Не знаю, может быть, было, но я не об этом.
«Ах, почему Алиса не видела, как они встретились, — думал между тем Петя. — А может быть, видела?…»
— Так о чем ты, о чем?
— Я вот о чем. Мышек-то тебе бросать не надо бы. Петя умолк. Он и сам после того случая на крыше не раз думал о Мышках. «Как они там? — размышлял он. — Ведь маленькие еще, глупые. Их воспитывать надо…»
— Да я знаю, — сказал Петя. — Я и сам…
— Ну и что?
— Да знаешь, худо у меня стало с заданиями, вот какое дело. Все одно и то же: варежки, пуговицы, металлолом.
— Придумаем что-нибудь, — сказал Василий. — Хочешь, покажем им, как работают пожарные машины?
— А можно?
— А почему же нельзя. Приходите сегодня часика в три.
— Обязательно! — крикнул Петя. — Василий, ты жди, мы придем!
Нужно ли говорить, как обрадовались и удивились Мышки, когда Петя снова пришел к ним. Каждый старался протиснуться к нему поближе.
— Петя! — кричали они. — Ты теперь не уйдешь?
— Петя, ты все свои дела переделал?
— Что вы, разве все переделаешь!
— Значит, он опять от нас уйдет, — сказал Бесценный.
— Нет уж, теперь не уйду. Мышки, у меня для вас интересное дело.
Мышки запрыгали от нетерпения.
— Какое, Петя? Какое?
— Пока не скажу. Сегодня без пятнадцати три приходите к часам. Только не опаздывайте.
Да какое уж тут опаздывать! На всех переменах Мышки так и волочились за ним. Петя держал себя строго, спрашивал про отметки, делал замечания, а в душе ликовал.
Весь день он переживал свою радость и торопил время. Стрелки медленно приближались к двум часам. Мышки уже ушли по домам — они ведь кончали рано — и вдруг на последнем уроке за Петей пришли от Акима Макарыча.
Он шел и думал: «Зачем же меня вызвали на этот раз?»
— Послушай, Петя!.. — сказал Аким Макарыч, в сильном волнении прохаживаясь по кабинету. — Скажи от нашего имени, что это позор, позор и позор!
— Что — позор? — удивился Петя и испугался по привычке.
— А ты думаешь, что и на этот раз Африка ни при чем?
— А при чем здесь Африка?…
Аким Макарыч подумал.
— Вот что, Петя, я забыл тебе сказать, что звонили Мишель и Андерс.
— Они вернулись! — обрадовался Петя.
— Да, вернулись и узнали, что ты их разыскиваешь. Ты ведь их разыскивал?…
— Да, да!
— Так вот, они ждут тебя на городском собрании студентов и школьников во Дворце культуры. А так как мы имеем право делегировать одного человека, то ты от нас и пойдешь.
— Обязательно! — воскликнул Петя.
— Подожди, подожди… Ты не только пойдешь, но и выступишь, слышишь, Петя, выступишь от нашего имени. Что сказать от имени всех учащихся школы, ты, вероятно, знаешь, но я хотел бы, чтобы ты несколько слов сказал лично от меня. Прошу тебя сказать следующее: «Господа империалисты! Это мерзость — душить молодой побег, впервые пробившийся к солнцу, — и другим словом, иначе как мерзость, этого не назовешь! Позор, позор и позор и ничего более!..»
