На тренировке Женька так задумался, что, когда бежал за очередным мячом для Стаса, поскользнулся. Падая, он выставил руку и приземлился прямо на неё. Его пронзила острая боль.
Когда вечером Лёха зашёл к другу и увидел того с рукой на перевязи, он с восхищением присвистнул:
— Ну ты даёшь! Гипс как натуральный.
— Он и есть натуральный. Перелом в двух местах. Хорошо, что без смещения, — мрачно заметил Женька.
— Так ты что, в самом деле руку сломал? — удивился Лёха.
Женька промолчал, понуро опустив голову. Слова были излишни.
На следующий день Женька явился в школу в гипсе. Его перелом тотчас стал новостью дня. Девчонки обступили несостоявшегося чемпиона.
— И как же ты теперь? — всплеснула руками Майка.
Женька пожал плечами.
— Как, как! Соревнования отменяются.
— Очень расстроился? — участливо поинтересовалась Ленка Синицына.
— А ты как думала? — уклончиво ответил он.
— Ничего, это не последнее соревнование. Снимут гипс, и опять будешь играть, — успокоила его Ленка.
Женька помолчал, а потом тяжело вздохнул:
— Нет, я с теннисом завязал. — Он многозначительно кивнул на сломанную руку и добавил: — Большой спорт калечит людей.
История получалась неутешительная. Лёха переминался у доски. Очевидно, сказать ему было нечего.
— Я учил, — обречённо промямлил он, глядя в пол.
Он уже предвидел, какую взбучку задаст отец за очередную «двойку», а тут ещё учительница, вместо того, чтобы просто поставить «двояк» и отпустить его с миром, измывается.
— Замечательно! — воскликнула она, сияя улыбкой, как на рекламе «Блендамеда».
Лёха знал наизусть, что последует дальше: «А теперь поделись тем, что ты выучил». Он уже приготовился безропотно выносить глумление над своей личностью, как вдруг Василиса Тихоновна сказала нечто совсем неожиданное:
— Всегда бы так, Потапов! «Пятёрка».
Лёха подумал, что ослышался. Впрочем, в этом он был не одинок. Весь класс замер и в немом удивлении уставился на учительницу. Но тут у Лёхи начались ещё и зрительные галлюцинации. Он собственными глазами увидел, как Василиса Тихоновна вывела в журнале напротив его фамилии жирную «пятёрку».
— Что же ты стоишь? Неси дневник, — велела она.
Лёха остолбенел. Он до боли ущипнул себя, чтобы удостовериться, что не спит, но даже после этого поверить в реальность происходящего было трудно. Словно в трансе, он принёс дневник и вернулся на своё место.
— Ничего себе! За что Потапову «пятёрка»? — выкрикнула со своего места Майка.
«Вот тут-то я и проснусь», — подумал Лёха. Ан нет, безумие продолжалось.
— Как за что? Он же учил, — вступилась за него Василиса Тихоновна.
— Может, я тоже учила, — недовольно буркнула себе под нос Майка. Вот вредина! Никогда не может порадоваться чужому счастью. Но историчка быстро поставила её на место:
— Ты хочешь пойти к доске?
Майка поняла, что перегнула палку, и пошла на попятную:
— Нет, я просто так сказала.
— Очень жаль. В таком случае выше «четвёрки» ты не заслужила. Давай дневничок, — произнесла Василиса Тихоновна.
Ошеломлённые шестиклассники во все глаза смотрели на учительницу. С той явно творилось что-то неладное.
— Или влюбилась, или сошла с ума, — шёпотом сказала Синицына.
— Какое «влюбилась»! Ей же уже за тридцать, — возразил её сосед по парте Петухов.
Василиса Тихоновна будто не замечала замешательства класса. Она одарила всех улыбкой и спросила:
— Ну что, есть добровольцы?
В классе воцарилась такая тишина: моль услышишь, если бы ей вздумалось хлопать здесь крыльями.
— А, была не была, — решил двоечник Шмыгунов и робко поднял руку.
— Шмыгунов? Прекрасно, — обрадовалась Василиса Тихоновна.
От её жизнерадостности и от собственной смелости у Шмыгунова спазмом свело желудок. Он уже хотел сделать вид, что поднял руку просто так, чтобы почесать за ухом, но учительница уже начала его пытать:
— Скажи-ка тему сегодняшнего урока.
Шмыгунов по привычке обвёл класс взглядом в надежде на подсказку, но тут увидел надпись на доске, и его осенило.
— Отмена крепостного права? — то ли ответил, то ли спросил он, но историчку не смутила его неуверенность. Она радостно воскликнула:
— Прекрасно! Восхитительно! «Пятёрка»!
— Точно сошла с ума, — шёпотом прокомментировал Петухов.
Не успел ошарашенный Шмыгунов вернуться на своё место, как над классом взметнулся лес рук. Такого количества страждущих пойти к доске школа ещё не видела. Но, к несчастью, прозвенел звонок.
Настроение у Василисы Тихоновны было прекрасное, как и подобало в такой чудный, весенний день.
Вернувшись в учительскую, она достала мобильный телефон и набрала знакомый номер.
— Спасибо за ручку, которую ты мне подарил к сегодняшнему празднику.
— Понравилась? — поинтересовался мужской голос в трубке.
— Не то слово! Она мне очень пригодилась.
Василиса Тихоновна взяла в руки открытку, на которой было аккуратно выведено: «Поздравляю с первым апреля!». Надпись побледнела, а потом исчезла без следа.
Весёлый путешественник
отправился в турне.
«Билетик до Искании
скорей продайте мне!
Всерьёз я приключения
намерился искать».
Ему в ответ: «Искании
на карте не сыскать».
Он попросил: «До Вранции
продайте мне билет».
И услыхал: «На глобусе
страны подобной нет».
Сказал он: «До Леталии
тогда я полечу.
Я чувствую, в Леталии
летать мне по плечу».
Кассир опять, насупившись,
качает головой:
«Страну с таким названием
встречаю я впервой».
Весёлый путешественник
был очень огорчён.
Играючи, в Игрландию
попасть собрался он.
Но только, к сожалению,
и тут ему отказ.
Чтоб выбрать направление
он бился целый час.
На турбюро негодное
потом махнул рукой
И гордо на автобусе
отправился домой.
Школьный качок по прозвищу Конан был личностью известной. Все, начиная с первоклашек и кончая старшеклассниками, знали, что от него лучше держаться подальше. Конечно, если тебе присущ инстинкт самосохранения. У Женьки Москвичёва с инстинктом было всё в порядке.
А после неудачной попытки стать экстрасенсом, в которой Женька отвёл Конану незавидную роль вышибалы, у несостоявшегося целителя были все основания обходить того стороной. До поры до времени это ему удавалось, но, как говорится, мир тесен.
В один из тёплых весенних дней, когда всё живое тянется к солнцу, Женька потерял бдительность. На большой перемене любители свежего воздуха подались во двор. Женька наскоро выпил в столовой компот и тоже устремился на улицу, где его поджидал закадычный друг Лёха.
Жизнь складывалась прекрасно. Была пятница, конец рабочей недели. До летних каникул оставалось меньше месяца. От избытка чувств Женька разогнался и, точно по льду, заскользил по натёртому до блеска полу. Он не ведал, что судьба уготовила ему коварный удар.
Стоило ему ласточкой выпорхнуть из коридора в холл, как он со всего размаха налетел на Конана. Тот от неожиданности покачнулся, но устоял. Зато Женька отлетел в сторону, как «Фольксваген-жучок» от лобового столкновения с джипом «Чероки». Отлепившись от кадки с пальмой, Москвичёв увидел, что над ним возвышается гроза школы. От прилива адреналина ноги у Женьки стали ватными. Во рту пересохло.
Конан схватил его за плечи и хорошенько встряхнул.
— Ну ты, шпанёнок. Глазками-то моргай, когда несёшься. Правила дорожного движения знаешь?
— П-прости. Я нечаянно, — пролепетал Женька.
— За нечаянно бьют отчаянно, — усмехнулся Конан и взглянул на Женьку нехорошим, пристальным взглядом.
«Сейчас треснет», — подумал Женька и инстинктивно втянул голову в плечи. Впрочем, подумаешь, оплеуха, главное, чтобы Конан не вспомнил его былые «заслуги». Однако память Конана не подвела.
— Ха, экстрасенс! — воскликнул он.
Женька понял, что окончательно влип. Душа у него ушла в пятки, но Конан неожиданно расплылся в улыбке.
— А ты клёво тогда придумал. Я ржал, как конь резаный. Так что, если чего, приходи, — благодушно предложил он и заговорщически подмигнул, — и пиво приноси.
— Ага, — кивнул Женька, всё ещё не веря своему счастливому спасению.
Конан хлопнул его по плечу и попросил:
— Слышь, будь другом, оттащи сак на третий этаж в химию. А я пойду, курну.
— Будь спок! — просиял Женька и с готовностью схватил рюкзак.
