Я понял, что мы на правильном пути.
Я валялся на кровати и слушал «Арию» вместо того, чтобы делать уроки. Предков дома не было, и Житняков орал во всё горло. В мою дверь постучали, и в комнату вплыла тарелка с пирожками, а за ней – бабушка в халатике и серых тапочках. Пришлось убавить звук, иначе говорить было бы невозможно. Бабушка поставила тарелку на стол, уселась напротив меня в кресло и стала молча разглядывать мою комнату.
– Ремонт надо бы у тебя сделать, – сказала она.
Похоже, разговор затевался долгий.
– Спасибо за пирожки, – ответил я.
– У тебя всё в порядке? – спросила бабушка, глядя на меня одновременно и строго, и ласково.
Так смотреть умеют только бабушки.
Это умение, видимо, приходит к ним с возрастом.
– Не знаю, – я пожал плечами и зачем-то обвёл комнату взглядом. – Да, наверное.
Бабушка крайне редко вела со мной задушевные беседы, и каждый раз во время такого разговора я терялся и начинал нести какую-то чепуху.
– Ну-ну, – покачала головой бабушка. – Ты не разговариваешь с отцом, учишься через силу. Даже не знаешь, в какой институт поступать будешь. Но у тебя всё в порядке. Конечно, меня это не касается. Да это даже и неплохо, если ты в армию пойдёшь, но с отцом ты должен помириться.
В армию меня что-то совсем не тянет.
– С отцом я и не ссорился.
– Я ведь тебя знаю, – сказала бабушка, пропустив мимо ушей мои слова. – Ты от своего не отступишься.
Я отмалчивался, не понимая, куда она ведёт.
– Скоро Новый год, – продолжала бабушка.
А то я не знаю.
– Пригласи эту девочку к нам на праздник, – продолжила она и хитро улыбнулась. – Она мне понравилась.
Я долго приходил в себя, потом поднял голову и спросил:
– Бабуль, ты представляешь себе, что будет с отцом, а он, между прочим, твой сын, если я приведу Таню на семейный праздник? Наш уважаемый Алексей Дмитриевич порвёт меня, как Тузик грелку.
– Не порвёт, – спокойно ответила бабушка и усмехнулась. – И потом, какой же праздник, если не пошуметь немножко? – она встала с кресла, наклонилась к самому моему уху и прошептала: – За своё счастье надо бороться. У меня жизнь была очень нелёгкая, но я никогда не сдавалась.
Бабушка вздохнула, с трудом разогнула спину, и не спеша вышла из комнаты.
Когда я пришёл к Тане, чтобы пригласить её к нам на Новый год, Наталья Васильевна встретила меня с улыбкой и предложила войти.
– Таня печенье готовит, – шепнула она, показав рукой в сторону кухни.
Со стороны их маленькой кухни и правда веяло ароматом свежей выпечки, сладким и пряным. Я снял куртку и ботинки и прошёл по коридору. Из-за вкусных запахов в животе заурчало. Таня на кухне стояла с противнем в руках и снимала с него печенье, красиво укладывая на блюдо.
– Привет! – сказал я.
Таня посмотрела на меня и кивнула. По её щекам текли слёзы.
– Никогда не видел такого способа печь печенье, – неуклюже попытался пошутить я. – Что, со слезами вкуснее получается?
– Завтра понедельник, – пробормотала Таня, поспешно вытирая щёки.
– Я знаю. А что, в понедельник должно что-то произойти? Катастрофа какая-нибудь?
– Я возвращаюсь в школу завтра, – ответила Таня. – И я боюсь. Понимаешь, мне страшно. А если меня опять начнут дразнить. Если…
– Если они попытаются тебя обидеть, я объясню всем, как надо с тобой себя вести. Популярно, – я даже рассердился. – Ты ещё и в класс не вошла, а уже боишься.
– Ты не понимаешь. Тебя не дразнили. Не обзывали больной, ненормальной. Не танцевали на твоём пиджаке.
– Вот танцев я точно не припомню, – ответил я и улыбнулся. – Но то, что меня дразнили, да ещё и как, я помню очень хорошо.
– Тебя? – изумлённо приподняла брови Таня.
– Я был маленьким второклашкой, самым длинным и тощим в классе. У нас тогда в семье с деньгами было туго, и я плохо одевался. Меня обзывали, пинали мой портфель или подсовывали туда всякое дерьмо, пока я не набросился на одного из тех, кто это делал, и не отдубасил хорошенько. Я был слабым, но разозлился так, что отколошматил его. Я думал, после этого они соберутся вместе и изобьют меня. Но получилось наоборот. Меня зауважали. После этого я не боялся никого и ничего.
– Я не знала, – Таня посмотрела на меня, вытирая слёзы. – Это здорово.
Я улыбнулся:
– Что здорово? Что меня дразнили?
– Нет, что ты справился.
– Придёшь к нам в гости на Новый год? – спросил я.
– Я думаю, твои родные вряд ли будут мне рады.
– Будут. – сказал я. – Ты даже не представляешь себе, насколько.
Это была правда – в младших классах меня травили. Есть звери, которые охотятся не ради еды, а ради развлечения. С некоторыми из них я познакомился в школе. Все они считались славными добрыми ребятами, некоторые даже исправно получали награды, а их родители рыдали от счастья над благодарственными письмами. Но в их душе сидел стадный зверёк, который чувствует себя хорошо и надёжно только среди своих. Он радуется только тогда, когда бежит, почти не касаясь лапами земли, за маленькой живой игрушкой. Я долго не понимал, за что меня так. Конечно, я был выше всех и очень худощав, молчалив и любил читать. Но я и представить не мог, что это вызовет такое сильное желание меня травить. Я избегал и бегал, я прятался и ускользал, но только не жаловался. Жаловаться было нельзя, ни в коем случае. И однажды, когда один из моих мучителей, пятиклассник, нагнал меня первым и ударил по спине кулаком, я понял, что делать. На следующий день он пришёл в школу с разбитым лицом, у меня под глазом светился фингал, моих родителей вызывали в школу. Но результат был достигнут. Стая отступила.
Таня вернулась в класс. В школе всё было по-старому, кроме одного. Мушинский куда-то испарился. Я даже не стал никого спрашивать о нём.
А ещё мы каждый день приходили в гараж, пока там никого не было, я играл на гитаре, а Таня пела. Я дал ей слова наших песен. Таня учила их, вникая в тексты. И постепенно что-то менялось в ней. Будто музыка помогала ей раскрыться, стать смелее. Хотя, конечно, иногда ей было нелегко. На уроках Таня часто отвлекалась, смотрела в окно или что-то рисовала в тетради. Но, как ни странно, отношение к ней в классе изменилось. С ней начали потихоньку общаться девчонки. Все, кроме Риты. Марго и меня не удостаивала
