в этом сыграл, наверное, поход. Даже два похода. В июльском он увидел, как они давали ему и Жене замкнуться друг на друга, не мешали ни в чем. И историю с детским клубом он помнил — его мама и отец все время были на высоте, тут уж не придерешься. А поход в августе тоже многое сказал Андрею. Он рвался к свободе, к сверстникам — никто не препятствовал ему. Поехал, увидел, еще больше оценил своих родителей. Раньше казалось: все само собой разумеется — такт, взаимоуважение, нормальный тон в разговорах, без дерганья, без повышенного голоса. Теперь он знал: так не у всех, не всегда. Надо ценить. И еще одну важную вещь понял Андрей. Нельзя жить летом одной жизнью, а зимой — другой. Одна жизнь продолжает другую, лето плавно становится осенью, а не перепрыгивает в осень. Принципы, выработанные в походе, остаются главными и в городе. Как могло ему раньше казаться иначе? Если ты мужественный, честный, не эгоист, если не боишься брать на себя ответственность или просто взвалить на спину тяжелый рюкзак только один месяц в году — все эти твои доблести ничего не стоят. Будь таким круглый год, каждый день. Это намного труднее, но только это ценно.
Андрей вернулся из школы и удивился: мама была дома. Не так уж часто это случается — мама среди дня дома. Странно, что у него не возникло никаких тревожных мыслей — мама здесь, ну и хорошо. Пока не увидел ее лицо. Тут он сразу понял: что-то не так.
— Дед сегодня в поликлинику ходил — острый диабет, его прямо оттуда увезли в больницу. Отец на овощной базе. Не позвонить. Прямо не знаю, что делать.
Впервые Андрей видел ее такой растерянной. Может быть, впервые в тяжелый момент отца не было рядом? Главную тяжесть Капитан всегда принимает на себя. И неизвестно, отчего мама сейчас растерялась больше — от того, что так серьезно заболел дед или оттого, что еще несколько часов она не сможет разделить тревогу со своим Капитаном. Андрей сразу же, не раздумывая, подставил плечо.
— Давай-ка я в больницу съезжу. Где она находится?
— Я только что оттуда. С врачом познакомилась, взяла вещи деда, вон они — пальто, ботинки. — И она заплакала.
Андрей сказал:
— Ты приготовь что-нибудь, я съезжу. Ну и что же, что ты была? То ты, а то я. Деду приятно будет. Когда там приемные часы?
— С пяти до семи. — Она уже не плакала, реальное дело всегда хоть немного вытесняет тревогу и страх. — Только знаешь, Андрюша, я от расстройства забыла спросить врача, что деду можно есть, а чего нельзя. Он же раньше не был диабетиком, наш дед. Такой всегда крепкий, здоровый, веселый. — Слезы опять покатились по щекам.
Андрей подумал секунду, потом позвонил Жене:
— Слушай, я видел у тебя справочник по диетам?
— Есть у отца. Он худеть хочет. А тебе зачем? Тоже худеть?
— Для дела нужно.
Женя, золотой ты друг, ни одного лишнего вопроса… Услышал что-то в голосе — и совсем другим тоном:
— Принести тебе его?
— Не надо. Открой и прочти вслух, что можно есть при диабете.
Мама сидела на диване, смотрела на Андрея, как на незнакомого. Сильный, точный, помогающий. Без суеты, без лишних слов. Мужчина. И только сегодня заметила, что он вырос.
Женя читал, Андрей записывал. Потом Женя спросил:
— Тебе, может, помощь какая нужна?
— Спасибо, сегодня не нужна вроде. — Андрей положил трубку.
Потом сказал маме:
— Понимаешь, там написано всего много, но главное вот что — отварное мясо, гречневая каша, капуста. Ну и всякие паровые котлеты. Нельзя мучного и сладкого.
Проворачивать мясо через мясорубку намного легче, чем сидеть и смотреть в угол стола. Но мясо в таких случаях проворачивается слишком быстро. И мама, пока готовились паровые котлеты, все-таки сидела опустив плечи, уставившись в одну точку, а именно — в угол кухонного стола. Андрей подошел и обнял ее за плечи. Пожалуй, он не обнимал ее лет с десяти, с тех пор, как его взяли в первый поход. Он тогда почувствовал себя взрослым и стал избегать родительских ласк.
Сегодня мама была беззащитной.
— Значит, так. Котлеты сделаны. А гречневая каша? Срочно свари, слышишь? Какое деду удовольствие есть котлеты без каши? Гарнир — основа питания.
Это была их походная шутка. Как хорошо они жили в походе, как беспечно и светло! Все на ногах, никто не болеет, близкие рядом, Москва не шлет никаких тревожных сигналов. Какое счастливое было время! И совсем недавно. И — сто лет назад.
— Хорошо, я сварю кашу.
Она собралась, опять двигалась по кухне, действовала. Андрею казалось, что это сейчас очень важно. Нельзя сказать человеку: «Возьми себя в руки» — это бесполезные слова. Кто может, тот и так держит себя в руках. Говорить это — толку нет. А вот сделать что-то такое, чтобы человек взял себя в руки, — это иногда можно. Надо только почувствовать, что делать.
— Гречка кончается, — сказала мама.
— В магазин сходить? Я сейчас.
— Нет ее в магазине, редко бывает.
— Достану, мам. На сегодня хватит, а завтра добуду гречку.
…Дед показался Андрею очень бледным, он сидел на кровати как-то грустно и неприкаянно, как будто был одиноким. Хотя в палате лежал еще один больной, шустрый толстячок. Он сразу сказал:
— Не боись, парень. Я и деду говорю: «Не боись, отец. Диабет — болезнь века. Сегодня обострение, а завтра сахар в норме. Главное — вовремя захватили. Не боись».
Дед смотрел на Андрея с юмором, дед, наверное, и в окопах юмора не терял. Такой уж человек.
— Как мама? — спросил он у Андрея, когда сосед умчался смотреть телевизор, крикнув напоследок: «Не боись!»
А дед весь в этом: сам тяжело болеет, а беспокоится о других: «Как мама?»
— Хорошо, — ответил Андрей. — Вот каши тебе наварила — еще теплая, ешь. И котлеты по особому рецепту. Тоже тепленькие, мы их специально в пять бумаг завернули. А мама говорит: «Остынут», но я сказал: «Завернем и не остынут».
Дед ответил «не на тему»:
— Расстраиваться не надо. Болезнь не катастрофа — вылечат. Процент сахара в крови повысился. Значит, не буду есть конфет. Он и снизится, этот процент сахара.
— А ты, что ли, конфеты любишь, дед?
— Привык. Как курить бросил, так стал карамель сосать. Читаю — конфета за щекой. Телевизор смотрю — опять конфета за щекой. А нельзя. Ты вот что, Андрей. Курить не привыкай — потом отвыкать трудно. Большая морока,
